Север&юг (СИ) - Семакова Татьяна

— И это понятно, — слабо кивнул, сделав шаг навстречу.

— И не подходи ко мне, — выставила вперёд ладони и он упёрся в них животом.

— Мне б только немного обезболивающего…

— У меня только в таблетках, тебе не поможет. Тебе вообще только гильотина поможет.

— У тебя есть всё, что мне нужно, — кладёт свои руки на мои и моя решимость начинает таять в воздухе, а сердце долбить с удвоенным рвением.

— Я серьёзно, — мой голос дрогнул, во рту мгновенно пересохло, а он продолжил ненавязчиво поглаживать мои пальцы, прожигая взглядом.

— И я. Очень больно, — поднял одну мою руку и поцеловал, поглядывая с озорством.

— Паясничаешь? — скривилась, выдергивая свою руку из его. — Ну-ну… продолжай в том же духе.

Стащила кеды, наступив на задники, и пошла в спальню, хлопнув дверью.

— Май! — позвал с обратной стороны и поскрёбся в дверь. — Реально болит всё, меня били, вообще-то. Сама ж видела!

— Иди свои приёмчики на ком-нибудь другом тренируй!

— Да ну какие приёмчики, ну? — приоткрыл дверь и просунул голову. — Чего психуешь? Я тебе не врал. Сказал не всё, но и… чёрт! — пнул дверь ногой и та резко распахнулась, ударившись о стену. — Как ты себе это представляешь?! — повысил голос, расширив глаза. — Эй, конфетка, хочешь прикол расскажу? Прихожу я как-то домой, а там кровищей весь коридор залит! И ты такая — ой, правда?! Как мило! Давай дружить!

— Ты совсем дебил? — спросила спокойно и с недоумением.

— Да! — рявкнул мне в лицо, а я отшатнулась. — И не был никогда нормальным, а после того, как тебя встретил — вообще поехал!

— Не лечи, — фыркнула, закатив глаза.

— Биология, — ответил язвительно, — называй как хочешь, ясно? Мне похер.

— Да тебе на всё похер, — ухмыльнулась, вскинув подбородок и скрестив руки под грудью. — Творю что хочу!

— У тебя довольно паршивый характер, ты в курсе? — спросил возмущённо.

— По сравнению с тобой, я просто ангел!

— Ты чертёнок, — хмыкнул и улыбнулся, — и мне нужно моё обезболивающее. Лучше подойди, потому что если я начну тебя догонять, это закончится прямо тут, — он ткнул пальцем в кровать, а я прыснула:

— Поразительное самодовольство!

— Факт, — ответил невозмутимо, — а я настроился на разговор по душам.

— Вот и говори, — кивнула милостиво. — И начинай прямо сейчас, потому как ты страшно бесишь своей заносчивостью и я готова тебя выставить.

— Я избит, но не сломлен, — хохотнул нахально, — у тебя не хватит сил.

— Не нарывайся, Третьяков… — протянула на выдохе, уставившись в угол над его головой.

Ловкий, зараза. Чуть только отвлеклась, а он тут как тут. Сделал те два шага, что нас разделяли, одну руку положил мне на шею, пробравшись под волосы, а вторую пристроил на спине.

— Совершенно очаровательный чертёнок.

— Манипулятор, — выдавила через силу.

— Глупости, — шепнул, поцеловав так нежно, что ноги стали ватными, — мне нет никакого резона волочиться за тобой, кроме очевидного. И вообще я планировал приударить только за Брагиным, но судьба решила иначе.

— Ого, — брякнула, прикрыв глаза и ожидая очередного поцелуя, который тут же последовал, — теперь ещё и судьба подключилась…

— Ага, — хмыкнул, залезая рукой под мою одежду, — мне тебя послали за грехи.

— Паршивец, — засмеялась тихо и открыла глаза. — Как на счёт обещанного разговора по душам?

— Ты врач, как выяснилось, и должна понимать, что обезболивающее так быстро не работает… Мне сильно досталось, Майя.

— Страдалец, — фыркнула вяло, слегка запрокидывая голову, чтобы ему было удобнее покрывать мою шею поцелуями.

— При всём моём невезении я чертовски везуч, — хмыкнул, плавно возвращаясь обратно к моему лицу. — Если я буду регулярно тебя облизывать, я точно диабет заработаю.

— И это ты называешь везением?

— Везение заключается в слове «регулярно», — замолкает ненадолго, увлёкшись процессом, а когда самое время начать раздеваться, делает шаг назад и кладёт руки себе на затылок, глупо ухмыляясь. — И это самое «регулярно» будет весьма проблематично осуществить, если я не разберусь со своими проблемами. Хочу свой диабет. Ничего так в жизни ещё не хотел.

— Балабол.

— Как деликатно, — скривился и убрал руки. Подошёл к кровати, уселся и похлопал рядом с собой, спросив: — Так что там Брагин нарыл?

— Миленький коврик, — хмыкнула, садясь чуть поодаль.

— Дай угадаю… серый такой, девяносто на сто тридцать, да? Между прочим, не дешёвый, было жалко.

— Выкидывать? — уточнила ехидно.

— Лишиться, — поправил хмуро. — И где? Я там всё излазил. И ещё толпа народу.

— Через дорогу.

— Любопытно… — задумался, уставившись в пол.

— Может, расскажешь уже, как дело было на самом деле? — вздохнула устало. — Мне на работу к десяти, а хочется, знаешь ли, немного вздремнуть.

— Ложись, — ответил тут же, — я никуда не денусь. Я завтра вообще не встану, тупо не смогу, так что, если всё-таки не вышвырнешь, дождусь тебя с работы.

— Понятно, — ответила недовольно, — на счёт разговоров тоже брехня.

— Ты же только что сказала…

— Подушка всё ещё на кухне, — перебила невежливо.

— Понял, — отозвался сухо и тяжело поднялся.

Добрёл до двери, вышел, прикрыл её, а я стянула покрывало с постели, быстро переоделась в ночнушку и легла под одеяло.

Нелогичность и непоследовательность собственных поступков раздражала и мешала уснуть. Я то сгораю от желания, растворяясь в его объятиях, то мечтаю о встрече, то злюсь и обижаюсь на неловко сказанное слово. Чувствую себя прыщавым подростком в период полового созревания, пытаюсь сорвать розовые очки, примотанные к глупой голове скотчем вкруговую, но только царапаю себя ногтями. И вроде выглядит искренним, по большому счёту я доверяю ему, верю, к себе тащу упорно, стремлюсь быть как можно ближе, но вместе с этим пытаюсь оттолкнуть и отстраниться, нутром чуя подвох. Идиотизм. Или просто я слишком давно ни с кем не встречалась и слишком остро отреагировала на его напористость.

Слышу, как он беспрестанно хлопает дверцей холодильника, наверняка в попытке найти и приложить к ушибам что-нибудь похолоднее. Поднимаюсь и иду к шкафу за коробкой с медикаментами на все случаи жизни. И обезболивающее в ампулах есть, и шприцы, и противовоспалительное, и противоотёчное. Я вообще запаслива, когда речь о здоровье.

Набираю лекарство в шприц и оставляю на тумбочке. Насыпаю пригоршню таблеток в руку и иду на кухню. Вижу его у открытого настежь окна, в одних трусах, с пакетом замороженных овощей на левой почке. Наливаю стакан воды и говорю тихо:

— Так нельзя. Застудишь.

— Похер, — отвечает тихо, сипло. — Так легче.

— Выпей.

— Яду? — хмыкает и разворачивается. — Что там?

— Отрава, — слегка пожимаю плечами и разжимаю кулак.

— В самый раз…

Принимает стакан, ссыпает в рот таблетки с моей ладони, запивает и морщится.

Беру его за руку и мягко тяну за собой.

— М-м-м… жалость, — смакует каждое слово с усмешкой, — именно то, что мне нужно.

Игнорирую и продолжаю тянуть.

— Ложись на живот, — говорю, проходя с ним в спальню.

— А говорила, обезболивающего нет, — кивает на заготовленный шприц на тумбочке. — Если я лягу, уже не встану. Коли так.

Левая бровь рассечена, веко слегка припухло, завтра будет хуже. На той же скуле, с которой ещё не сошёл прошлый синяк, новая гематома, ссадина. Руки, грудь, всё сплошь сине-бордовое.

— Ложись, Дим, — говорю строго и киваю на кровать.

— Я предупредил, — вяло пожимает плечами и пристраивается на кровати.

Руки сбиты, тоже неплохо было бы обработать, после боя он лишь смыл кровь в душевой клуба.

— Полечу тебя немного, хорошо? — голос дрожит, руки дрожат, внутренности сводит смотреть на него.

— Я весь твой, — слабо усмехается и замирает, — не скончаться бы, когда ты меня касаться будешь.

— Если ты помрёшь, когда я буду тебя врачевать, это больно ударит по моему самолюбию… — бормочу, растирая руки.