Девушка в белом - Отиа Иоселиани

Леван упал на спину и заснул.

Быки звучно рвали траву. Утром, когда он проснулся, они лежали там же, рядом с ним.

...Левана разбудил яркий свет. Он протер глаза, посмотрел перед собой: открытые ворота, дорога, сверкающий отвал, быки... Оглянулся назад — сумрачный дом, окна, занавешенные черным, кухня с обветшалой крышей. А перед кухней, у дверей — старый беззубый пес...

Леван вздрогнул.

— Сыновья! — сказал он шепотом. — Сыновья! — повторил он громче.

В эту ночь Леван не видел во сне своих сыновей.

Дочь мельника

Моросит дождь...

Не проходит дня, чтобы Беко не вспоминал и мысленно снова и снова не переживал то, что было пережито тогда.

Дождь, непрерывный дождь...

Это единственная повесть его жизни, которая никогда не забудется. Забыть ее невозможно, да, невозможно. Многое нелегко забыть, многое вспоминается длинными бессонными ночами в долгом одиночестве.

И тогда шел дождь.

Это Беко помнит всегда. Помнит с того дня, с того самого дня, или, вернее, с той ночи.

Да, с той неповторимой ночи.

Сколько лет отделяет тебя, Беко, от той ночи?

Кто знает, кто вел им счет, а воспоминание о той ночи совсем свежо. Она была с тобой всю жизнь, кажется, она была с тобой, Беко, уже с той самой минуты, когда ты появился на свет, хотя случилось это в волнующую пору возмужания, в пору беззаботной юности. Тогда у тебя, наверное, только начали пробиваться усики. И кажется тебе, что до этой ночи ты не жил.

С того, что случилось той ночью, началась жизнь Беко, с тех пор она продолжается.

...Почему сейчас все вспоминается с особенной болью? Не потому ли, что сегодня холодно и небо опустилось на поднятую руку? Так же, как тогда, сжимается сердце. Хлюпает вода, стекая с крыши, мерцает огонь в очаге, и ветер зло свищет в незамазанных щелях...

Как странно волнующе свистит сегодня ветер! Как тогда...

Э-э, судьба есть судьба. От нее не уйдешь, но тогда Беко неплохо прицелился, да, по правде говоря, и попал неплохо.

Беко не в обиде на себя.

Идет дождь, Беко.

Холодный дождь, наверное, скоро выпадет снег.

Помнишь? И в ту ночь шел дождь. Но тогда снег выпал нескоро. Ночь была холодная, ревел ураган, и ветер обламывал ветви деревьев. Ночь была страшная.

Помнишь, Беко?

Да, ты все помнишь, разве ты можешь забыть?

Как же все-таки это было? Тебе совсем не нужно напрягать память.

...Ты достал старое двуствольное ружье-пистонку... В кожаном мешочке у тебя было на пять выстрелов пороха и свинца. Снарядившись как заправский охотник, ты от радости не чуял под собой ног. Не беда, что у тебя не было охотничьей собаки, не беда, что день не предвещал удачи! В такой непогожий, хмурый день даже опытному охотнику трудно было надеяться на удачу. Ты знал это, но ведь ты был совсем не таким, как сейчас, — голова была горячая и ноги крепкие. Раз за плечом у тебя висело ружье и был порох, какая сила могла удержать тебя дома? Конечно, ничто не могло заставить тебя остановиться, задуматься. Тебе казалось, что если бы вдруг небо обрушилось, ты поддержал бы его одной рукой.

Не успел ты выйти на луг, как выпалил из обоих стволов в длинноногую цаплю. Начало охоты едва ли можно было назвать удачным, ведь птица не потеряла ни единого перышка и унеслась прочь. Но ты не тужил; ведь осталось еще целых три заряда. Потом весь день ты слонялся по скалам и ущельям, но не стрелял. Ты не жалел пороха, — что за охотник, который дрожит над каждым зарядом? Просто тебе не везло: никто не хотел попадаться под смертоносный огонь твоей двустволки. Потом ты пальнул в облезлую, поджавшую хвост лису, и теперь мог зарядить лишь один ствол, а так как на твоем поясе не висела даже крохотная птичка, ты стал беречь последний порох и свинец.

Где только ты не бродил до самых сумерек! Брел лугами и полями, продирался сквозь густой кустарник, взбирался на горы, заросшие столетними деревьями. Потом вершины гор стало затягивать туманом, близился вечер, но ты охотник и, конечно, не хотел возвращаться без добычи, ведь в стволе остался еще один заряд, а ноги не знали усталости. Вдруг в сумраке леса ты увидел желтый бок и гибкую шею олененка. Может быть, это была косуля. Сердце забилось, и ты выстрелил. Ты видел, как косуля подпрыгнула. Богатая добыча — самодовольно подумал ты. Но вскинув голову, косуля унеслась в чащу. Ну, конечно, она смертельно ранена, скоро упадет. Ты помчался вдогонку. Ты несся как ветер. Видел ли ты кровавый след? Тебе казалось, что видел. Ты до наступления темноты гнался за ней, но не нашел своей добычи.

А потом?

Потом туман окутал горы.

...На дворе свистит, крепчает ветер...

Помнишь?

Помнишь. Ничто не заставит тебя забыть…

В горах погода ненадежна. Вдруг над лесом с шумом пронесся ветер, и холодные свинцовые капли дождя затарахтели по листьям.

Стало совсем темно.

Дождь усиливался. Небо вспыхнуло, загрохотало. Порывы ветра встряхивали мокрые деревья.

И тут ты стал искать дорогу. Где же она? Не видно даже стволов деревьев. Ты повернул обратно и стал спускаться. Ветки хватали тебя колючими руками. Дождь лил как из ведра. Ветер свирепо раскачивал деревья. Небо вспыхивало и гасло.

Под ногами захлюпало. Катились невидимые ручьи.

Ты все шел, то спускаясь вниз, то снова карабкаясь в гору. За одной горой была другая, третья. Куда ты шел? В сторону дома или от него? Остановиться ты не мог, ты должен был идти. Идти... Все равно куда, теперь это было безразлично, теперь оставалось только идти, уповая на случай, в надежде набрести на селение.

Ветер ревел, молнии вспарывали небо, над твоей головой тяжелые тучи извергали потоки воды.

В ущелье зашумел поток.

Этот шум делался грознее, в темноте ночи ты был один-одинешенек, с ружьем незаряженным и впервые в жизни ощутил страх.

Где-то в горах завыл волк. Ты кинулся к дереву. И застыл, прижавшись к мокрому шершавому стволу.

Дождь не унимался, бушевал ветер.

Где-то рыскал голодный волк, выискивая добычу.

Ты рванулся, побежал стремглав, летел вниз, по колено утопая в воде. Потом снова гора... что за ней?

Ты шел спотыкаясь. Надо было идти, надо было преодолевать один подъем за другим. Только бы не упасть... Может быть, за следующим подъемом деревня, свет, тепло и желанное спасение?

А вдруг и дальше вот за той горой, непроглядная тьма, грозное небо и бушующие потоки?..

Голодный волк выл, предвкушая добычу.

Ты снова пошел, нащупывая ногой землю, косясь на деревья и пни. Ты надеялся, — скоро поредеет лес, мелькнет огонек в окне хижины или мелькнет звездочка на небе. Вдруг, зацепившись за ветку, ты полетел наземь и, падая, ударился плечом о что-то твердое. Ты лежал, распластавшись на сваленном дереве, и чувствовал, как горит ушибленное плечо, когда ты дотронулся до него, на ладони осталось темное пятно. Это еще больше испугало тебя, и ты замер.

Мрак стал еще гуще, яростно бушевала ночь. Ты лежал, не двигаясь.

Ты не помнишь, сколько прошло времени — минута ли, час. А может быть, сразу после твоего падения в темноте леса что-то засветилось. Что это? Пролетел светлячок? Или вспыхивали и гасли волчьи глаза?

Тебе было все равно, лишь бы не давила жуткая темнота.

А потом? Потом снова что-то вспыхнуло, вспыхнуло ярче, чем светлячок. Свет не был похож на блеск волчьих глаз. Может быть, тебе показалось? Нет, это был настоящий, живой, искристый огонек.

Он медленно двигался по лесу, вырывая из темноты стволы деревьев и кусты.

Ты осторожно поднялся и стоял, прислонившись к дереву. Позвать, крикнуть? Ты не издал ни звука, ты стоял и смотрел, и тебе ничего больше не нужно было. Кричать нельзя, ведь ты мог спугнуть, загасить своим криком свет. Он приближался, теплый, трепещущий. Он заставлял петь ветер и расправлял морщины на хмуром небе, он вливал в тебя новые силы и смелость.

Покачиваясь, огонек почти поравнялся с тобой и стал медленно удаляться. Осторожно ступая, ты пошел за ним и скоро ощутил под ногами тропинку; теперь ты мог смело взбегать вверх и спускаться по склонам. Свет манил тебя. Ты мог бы идти за ним за тридевять земель.

И ты шел.

Постепенно твои глаза различили обнаженные до колен ноги, гибкую тонкую фигуру, две длинные косы.

Это была девушка или, может быть, твой добрый ангел? Голова ее была повязана косынкой, в одной руке фонарь, в другой — корзина. Она шла по берегу разлившейся речушки, потом взяла в одну руку фонарь и корзину, приподняла платье и вошла в воду. Пенистые струи обняли ее крепкие икры, засверкали в свете фонаря.

На другом берегу она опустила платье, неуловимым движением поправила косынку и пошла по тропинке. Дождь перестал, ветер стих, и только в ущелье бурлила речка.

Покачиваясь, фонарь разливал вокруг свет, отбрасывая в стороны живые тени. Ты смотрел на ее белые ноги, едва касающиеся земли, и все казалось тебе чудом.