Сказ о пеньковском оборотне (СИ) - Никонова Елизавета

Я в лесу. Далеко от жизни, далеко от деревни, в мире сказок и легенд. Здесь все иначе… Я — городской житель, и поэтому не могу легко и с уверенностью сказать, где какая травка и какой гриб или ягода съедобны, но точно знаю — лес прекрасен. Все в нем совершенно, ибо это — природа.

Хотя прямо скажу, что не со всеми действиями природы я стопроцентно согласна. Взять хотя бы мою многострадальную внешность. О, тут природа ошиблась… Вместо того чтобы подарить мне длинные ноги, высокую красивую грудь и кукольное розовощекое личико, мне была дарована смертельная бледность, моя гордость — огромные глаза (про такие говорят — вот все, что видно на лице. Хорошо хоть, что не по-рыбьи огромные и круглые, а раскосые и продолговатые) в окружении длинных и мягких ресниц и соболиных бровей… Я бы могла ими чаровать, да только вот незадача — из-за этих глаз меня бояться как огня: ну не принимают девушку с черными глазами ни за кого, кроме ведьмы! И все бояться. Что за бред! Так же в мое распоряжение поступили тоненькая и маленькая, как у феи, фигурка (какие там формы! Да ко мне даже по пьяни никто не подойдет!), и шикарные, цвета воронова крыла, волосы, из-за которых моя бледность еще больше «играет». Маленький носик, пухленькие светло-розовые губки… Вот и пожалуй все. Точная ведьма.

У каждой девочки в жизни есть такое время, взрослыми называемое «подростковым периодом». В это время прекрасный пол совершает множество открытий, например, узнает о том, что, оказывается, мальчики любят трусики и косметику, а не лазанье по деревьям и игру в разбойников, или, например, что взрослые мальчики почему-то существенно красивее и привлекательнее, чем подростки одноименного возраста.

Становится неприятно глядеть на свою внешность, доставляет неудовольствие даже самый маленький прыщик… Отчего-то хочется именно то платье, которое на днях вы увидели на витрине самого дорогого бутика…Каждая проблема кажется вам глобальной, а положение в обществе обязывает как никогда… Да много еще чего.

Мой подростковый период, наверное, тянется всю жизнь… Отчего-то было совершенно не стыдно обращаться к Лео с вопросами о гормональном росте, менструальных хлопотах и тому подобной женской чепухе, в основном сокрытой от мужских глаз. Но Лео был моим наставником, он заменил и отца, и мать, и любимую тетушку — к кому, если не к нему? От него я узнала о тонкостях обращения с кисточкой для век, об этикете и многозначительном помахивании веером. Но единственный вопрос, который я всегда боялась ему задавать, касался моей внешности. К своему уродству я всегда относилась, как к чему-то такому, с чем необходимо смириться, но вот Лео…

Однажды я все же рискнула. Я подошла к нему и, томно скосив взгляд на новое платье, спросила, что он думает. Он как всегда ответил, что я восхитительна.

Тогда я задала вопрос прямолинейно — если бы он посмотрел на меня, как на женщину, что бы он сказал. Никогда не забуду выражение его глаз! Он окинул меня бесстыдным взглядом (казалось, заглянул даже в душу) и нехотя признался, что никогда не увидит во мне женщину. У меня упало сердце. Не желая показать, как он меня ранил, я легкомысленно пожала плечами и философски заметила, что раз он не видит, то ему явно не дано. А всю ночь и весь день я проплакала…

Что за мысли! Я опять тряхнула головой. Как ни крути, а Лео мне не забыть. Интересно, что он сейчас делает?

— Ой! — Я вдруг поняла, что уже совсем стемнело, а я стою между незнакомых темных дубов, на совершенно незнакомой полянке и совершенно не представляю, где нахожусь. — Ау!.. — Робко позвала я, особенно не надеясь, что меня кто-то вообще услышит.

— У-у-у-а-у! — Донеслось из далека. Этот жуткий рев чем-то отдаленно напоминал мне волчий вой. Волчий вой?! Мамочки! Оборотень же в лесу!

Вот влипла!.. Я принялась затравленно озираться, стараясь угадать, откуда же идет вой. Он, казалось, шел отовсюду.

Ночью лес совершенно переменился — некогда зеленая трава приобрела зловещий серо-черный оттенок, стволы принялись как-то призрачно расплываться и терять четкие очертания, откуда-то налетела волна звуков, заставлявших меня ежесекундно оборачиваться и крутится на месте. Вот где-то хрустнула ветка, и я подпрыгнула, как ужаленная, а сверху кто-то довольно заухал. Спустя секунду этот кто-то принялся возиться, я в ужасе вскинула голову, но разглядеть что-либо в гуще веток в такой темноте не представлялось возможным. Где-то совсем рядом зашуршали кусты, опять захрустели ветки, а спустя секунду раздалось такое премерзкое рычание, что у меня душа ушла в пятки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сохранять спокойствие показалось мне очень и очень глупым и я, подгоняя себя воплем, бросилась прочь, не разбирая дороги. И к ужасу своему осознала, что услышана — в ответ на мои крики раздался знакомый рычащий смех и вой, такой жуткий, что я припустила что есть духу.

До моего слуха донеслось странное постукивание и, на секунду обернувшись, я заорала опять — белое пятно, кривя страшные клыки в улыбке, больше напоминающей оскал, неслось за мной, рассекая ночь — этот огромных размеров Волк, дикий лесной монстр, злорадно сверкающий красными глазами. Наш старый знакомый. Зверь.

— Тебе не уйти, красавица! Я тебя все равно настигну! Лучше остановись сама и позволь моим зубам впиться в твою нежную шейку!

«Щас!» — Подумала я, огибая стволы, перепрыгивая через канавы, и спотыкаясь в темноте. — «Спешу и падаю! Вот щас остановлюсь, потом догоню и еще раз остановлюсь!»

Обогнув очередной ствол, я мельком взглянула назад и остановилась, боясь дышать — Зверь пропал. Неужели я его обогнала? Я тяжело привалилась к стволу, поняв, что ужасно устала и что бежать дальше уже не смогу. Все-таки я же не амазонка какая-нибудь, а тихая городская девочка, которой преодолевать подобные расстояния приходилось только в романах или в снах — в полете. Но бегом… Моя грудная клетка разрывалась от выпрыгивающего из нее сердца, в боку кололи иглы, ноги стали ватными. Я оторвалась. Наконец-то! Сейчас отдохну, а потом пойду домой и…

— Бу! — Внезапно Волк материализовался в каких-то сантиметрах от меня, а мой вопль ужаса застрял в горле от вида здоровущих клыков. В какое-то мгновенье я оказалось прижатой к злосчастному дубу, затрепыхалась в объятиях хищника, как мошка в паутине, дожидающаяся своей участи. Вот кошмар-то!

— Ну, милая, не надо пугаться! Я не буду есть тебя слишком медленно! Ты можешь быть мне очень полезна…

— Поздравляю, — мрачно буркнула я, стараясь побороть тошноту — из его пасти прямо на мое платье капала слюна, страшно несло загнившим мясом и… страшно даже подумать с чем еще в сочетании составлялся такой аромат.

— Ну-ну, не надо грубить. — Щелкнул он пастью перед моим лицом. — А то ведь я могу и обидеться. И есть тогда, пожалуй, начну с ног, затем обгрызу косточки, потом ласково прочешу язычком твои ребрышки, сдирая с них плоть… Потом…

— Слушай, хватит, а? — Возмутилась, чтобы скрыть подступивший к горлу ком, я, — Ты это кому-нибудь другому расскажи, кому это интересно, а меня сейчас вырвет! И вообще — отпусти меня, а то пожалуюсь Лео.

— Вампиру? — За сарказмом Волк старательно скрывал ужас. Меня ему обмануть не удалось. — Он тебе не поможет. Да и почему это вампир таскается с какой-то девчонкой смертной породы? Ты его игрушка? Или, может, ты его кормишь?

— Нет. — Твердо заверила я монстра. — Он мой друг.

Это правдивое замечание вызвало у Волка волну неудержимого хохота, ехидство которого он не пытался и скрывать.

— Друг! Ой, не могу! Да кто же в своем уме станет дружить с вампиром? Кстати, как там мой сынок? Передай ему, что скоро он пополнит нашу стаю. Очень скоро. — Он криво улыбнулся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я точно не в своем уме. — Согласилась я. — А вот Лео, что послал меня сюда, был в прекрасной форме.

— Он тебя послал? — Теперь страх звучал уже открыто. Я подавила улыбку — моя уловка сработала! Про эту занимательную «утку» я прочитала в какой-то книжке. И, видимо, не зря читала.

— Да. — Серьезно надув губки, кивнула я. — И сказал разведать обстановку, а если найду тебя, кричать.