Вместе с дублем - Александр Колокольников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Быстро уходим, — скомандовала Дюжана, одной рукой прикрывая лицо шарфом, а другой хватая пальто с сумкой.
Костуш задержал сторожа, давая возможность женщине выскочить в коридор.
— Ты руки-то не распускай! Я тебя узнал, — всё руководству расскажу про твои дела, — возмутился отталкиваемый в сторону сторож.
Костуш достал из пояса две серебряные монетки и положил в руку мужчины.
Тот посветил на них фонарём, а затем предложил:
— А может и за вином сбегаешь? Ну этих баб! Здесь недалеко, в одном доме до ночи продают.
— Сам сбегаешь, — отмахнулся Костуш и отправился догонять Дюжану.
— Да и правда, что тебе за вином бегать — ты по другой части: вон за девкой-то враз как припустился! — услышал Костуш вдогонку.
Выскочив из здания, Дюжану сразу не увидел и поспешил к лестнице, идущей от старого дворца. Его волновало, что в такой холод если долго находиться на улице можно просто замёрзнуть. Женщина тоже это понимала и ждала Костуша внизу лестницы.
— Холодно, давайте быстрее! — подойдя сказал он, и Дюжана молча последовала за ним.
По дороге он ей рассказал о пожаре на барке. Кое-что она слышала, но все подробности ей поведал Костуш.
— Почему тебя использовали на обезболивании, а не как Древоходца, для спасения детей? — задала она вопрос.
Костуш объяснил, что князь прислал своих Древоходцев. С подходящими по весу для переноса детьми, они разобрались, а остальные пятеро ребят намного тяжелее и с ними ни он, ни княжеские переместится не смогут.
Дальше до самого дома говорил только Костуш, женщина молчала, но он чувствовал её дрожь, и даже явственно слышал, как постукивают у неё зубы.
— Она замёрзла, или же так меня боится, что аж трясёт? — раздумывал он.
Мысль, что мадемуазель Дюжана боится его до дрожи, была очень неприятна и дальше Костуш старался вести себя так, чтобы ни в коем случае не усилить её страхи.
В доме было холодно, и усадив женщину в кресло, зажёг все масляные лампы, а сам занялся печкой. Дров на кухне оказалось маловато, пришлось выходить во двор и забрать несколько поленьев из запасов соседа — Волита.
Натаскав за два приёма воду, наполнил чайник, ещё большую чугунную кастрюлю и всё поставил на печь.
В доме значительно потеплело, Дюжана размотала шарф, скинула пальто, оставшись в своём тёмно-синим платье с глухим воротом. Трясти её перестало, и Костуш подумал, что всё же не боялась, а просто замёрзла.
Он был не прав: Дюжана очень его боялась. Она знала: Древоходец способен с простым человеком сделать всё что угодно, а ещё предполагала, что в силу своих удивительных способностей, у Древоходцев существует комплекс избранности, превосходства над обычными людьми, поэтому он не будет считаться с чувствами простого человека, оказавшегося в полной его власти.
Помимо, как преподавателю, ей было хорошо известно — психика шестнадцатилетнего подростка весьма неустойчива.
Отогревшись, она постепенно стала отходить и от «трясучки», и от мрачных мыслей, а после фразы Костуша, что, когда ходил за водой, зашёл к соседу и договорился у него заночевать — Дюжана почти совсем успокоилась.
Они вместе поужинали вяленным мясом и козьим сыром из запасов Костуша. Нашли сухари и их размачивали в сладком чае.
Когда закончили с мясом и сыром, Костуш налил по новой чай в кружки и выставил банку варенья из ягод, похожих видом и вкусом на малину.
Черпая ложкой варенье и запивая чаем, Костуш предложил свой план помощи Дюжане.
Хотя следующий день приходился на конец пятидневки, а значит был выходным, банки всё же работали. Костуш сказал, что с утра заберёт из банка деньги и передаст необходимую сумму Дюжане чтобы рассчитаться по долгам за старую квартиру, и тогда она сможет забрать все свои остальные вещи.
Найдёт ей денег и на съём нового жилья, при этом с поиском квартиры может особо не спешить — некоторое время поживёт у него — всё равно Костуш здесь почти не ночует.
Он посоветовал ей одной за своими вещами к владельцу старой квартиры не ездить. У Костуша в полдень прыжок с ребёнком, а вот когда освободится вместе доедут на старую квартиру.
Поужинав, Костуш переставил кастрюлю с горячей водой в угол кухни. где за занавеской было что-то вроде прачечной и помывочной со сливом, заткнутым деревянной заглушкой.
Показав, где у него чистое постельное бельё и его новый, не разу ненадёванный халат, Костуш попросив закрыть за собой дверь на засов, пошёл ночевать к соседу-Волиту.
— Привёл бабу, а она тебя из собственного дома выгнала! — встретил его глумливой фразой, как обычно подвыпивший Волит.
Не обращая внимания на зубоскальство соседа, Костуш соорудил из кресла и стульев некое подобие кровати, завернулся в выданное ему одеяло и сразу уснул.
Проснувшись утром, побрызгал себе в лицо водой из рукомойника, и, стараясь не разбудить Волита: как все творческие натуры, тот засыпал поздно, вышел на улицу. Собрался было сразу идти в банк за деньгами, но наткнулся на тележку молочника. Попросил того подождать у калитки, а сам взбежал на крыльцо своей части дома и начал стучать.
Когда Дюжана открыла дверь, то при дневном свете стало заметно, как от свалившихся невзгод, осунулась её лицо, правда, увидев перед собой Костуша, женщина легко и мило улыбнулась.
— Не заходи пока, дай порядок наведу, — попросила мадемуазель Дюжана.
Вышла она в его халате, а взглянув ей за спину, Костуш понял, что «непорядком» Дюжана называет развешанную после стирки одежду.
— Я и не собирался заходить. Мне посуда нужна для молочника.
По его просьбе, Дюжана нашла ему кувшин с миской.
Накупив молока; сметаны; творога; сливочного масла; несколько яиц, всё это принёс домой.
Он сказал Дюжане, что сейчас бежит в банк, но прежде, чем уйти, стал объяснять, где у него хранится мука, сахар и сковородка, на которой можно пожарить блинчики. Намёк был очень толстый и Дюжане ничего не оставалось, как понять его правильно.
Подойдя к банку, Костушу пришлось немного подождать: оказалось в выходной банк открывался позже.
Проверив оставшуюся на счету наличность, вспомнил совет господина Касиля: покупать драгоценные камни, только вот после всех последних трат, для него такой совет стал чисто гипотетическим.
Правда, у него были припрятаны два из пяти «Братьев — бриллиантов», знаменитых на всю планету Эре, но продать их, по причине большой