Дети Богов и Воинов - Шона Лоулес

сильнее: теперь он не сводил пристального взора с тела своего лучшего друга и бывшего короля.

– Что скажешь, Фальк? – тихо спросил мой сын.

Тот глубоко вздохнул:

– Глуниарн не заслужил изгнания в царство мертвых, но боги бывают жестокими, а Хель – алчная владычица. – Он закусил губу, оторвал взгляд от Глуниарна и наконец повернулся к Мор. – Что же, похорони его, но зарой с ним и его меч, чтобы ваш единый Бог понял, каким он был доблестным воином.

Мор кивнула и с тревогой взглянула на лица собравшихся.

Все молчали. Никто не осмелился спорить с Фальком. Судьба Глуниарна была решена.

Вскоре гости снова принялись шушукаться, и Мор удалилась, вовсю обсуждая со священником христианские похороны.

Я выскользнула из дверей чертогов раньше всех остальных и направилась к очагам на площади для поединков. Рынок вот-вот откроется, а мне надо купить рыбу для похлебки. Снаружи задувал холодный ветер, по рукам били крошечные твердые капли дождя, пророча зимнюю бурю. Я подождала, согреваясь у одного из костров, но рынок по-прежнему пустовал. Наверняка все отправились в лонгфорт[2] посмотреть, как понесут тело Глуниарна.

Днем мне нечасто доводилось видеть дублинский рынок таким безлюдным. Амлаф всегда считал его достоянием города, а во время правления Глуниарна он разросся еще сильнее. В Дублин теперь прибывало так много купцов, что большинству из них приходилось ставить прилавки за пределами города. Убежище внутри стен могли позволить себе лишь богатейшие торговцы и те, кому покровительствовал сам Глуниарн, но даже им приходилось жаться так близко к друг другу, что непросто было понять, где кончается один прилавок и начинается другой.

Стены давно нуждались в расширении. Дублин был небольшим городом: лонгфорт от западной стены отделяло всего две тысячи футов. Амлаф настоял на том, чтобы сохранить первоначальные укрепления, чтобы город удобнее было оборонять. Когда на нас нападали ирландские короли, они сжигали простиравшиеся за стенами поля и грабили амбары. «Урожай вырастет снова, а еду можно купить за морем, – говорил Амлаф. – Воинов заменить куда сложнее». Глуниарн так и не пошел против воли отца, хотя купцы постоянно жаловались, что приходится торговать за пределами городских стен.

Вдруг послышался пронзительный визг, разбивший тишину вдребезги:

– Гормлат!

Я обернулась и изумленно уставилась на пухленькую девушку, приходящуюся мне приемной дочерью.

– Гита? Что ты здесь делаешь?

– Ты же прекрасно знаешь, что я приехала навестить семью.

– А я тебя и не заметила в тронном зале! – Я заключила Гиту в объятия, а затем отстранилась и посмотрела ей в глаза. – Мне так жаль, что ты прибыла в столь недобрый час. Когда я писала тебе последнее письмо, я и не догадывалась, что нашу семью постигнет такая трагедия.

Губы Гиты задрожали.

– Мой корабль добрался до гавани лишь сегодня утром. Я поверить не могла, когда сошла на берег и услышала о смерти брата, но слава Богу, что я хотя бы успела на похороны. Ведь на все воля Его.

Я отметила искреннее рвение в ее голосе и серебряный крест, висящий на шее, но ничуть не удивилась, что Гита сменила веру. Англичане одержимы своим Богом, и ее покойный муж наверняка настоял на обращении в христианство.

Утерев пухлые щеки, Гита обратила тоскливый взгляд на королевские чертоги. Несколько воинов несли тело Глуниарна к лодке, которая доставит его в старый монастырь на острове Око Эрин к северу от Дублина. Стараниями Амлафа там больше не живут ни монахи, ни жрецы, но земля по-прежнему остается священной, и христиане Дублина хоронят в ней мертвецов.

Проследив за моим взглядом, Гита пробормотала молитву и высморкалась в платок. Она уже в детстве была крайне меланхоличным созданием. Когда я вышла за Амлафа, она денно и ночно рыдала у моих ног, оплакивая погибшую мать. Поначалу я подсыпала снотворное в ее молоко, но потом смирилась с характером Гиты, потому что она рассказывала, о чем шептались ее сестры за моей спиной. Когда Амлаф подбирал для них мужей, я припомнила им каждое слово.

– Мне так жаль Глуниарна, – сказала я. – Ты всегда была его любимой сестрой.

Гита едва слышно всхлипнула, и по ее щекам потекли новые потоки слез.

– Поживи со мной, пока ты здесь. – Я прижала ее руку к своей талии. – Воины Ивара из Уотерфорда не славятся добропорядочностью. Лучше держаться от них подальше. Они наверняка сочтут дочь Амлафа Рыжего желанной добычей.

Гита опустила взгляд и незаметно подошла ближе, словно напуганная мышка.

– Глуниарна с нами больше нет, – прошептала я, – и заботиться о тебе – теперь моя обязанность. Многим достойным мужчинам Дублина нужна жена. Если хочешь, я подберу тебе подходящую пару.

Она улыбнулась, но покачала головой:

– Мой пасынок говорит, что сам найдет мне супруга.

– Но ты ведь не хочешь возвращаться в Нортумбрию?

– Нет, не хочу. Бамбурги из Нортумбрии – омерзительное семейство. Все до единого лицемеры и богохульники. Но если я не вернусь, они не заплатят мне вдовью долю.

– Понимаю. Видимо, они хотят, чтобы деньги остались в семье. Несомненно, уже объявился какой-то родич, желающий завоевать твои руку и сердце.

– Да, племянник покойного мужа, Этельвольд, в последнее время принялся осыпать меня комплиментами… Ужасный тип. – Гита взглянула на меня с широко раскрытыми глазами. – Ты такая умная, Гормлат. Ты во всем этом разбираешься, а вот я – нет.

– Твои сестры скорее назвали бы меня «коварной».

– Это не так, – ответила Гита. – Они тогда просто завидовали твоей красоте. Уверена, сейчас бы они пожалели о своих словах, ведь ты овдовела так давно, но по-прежнему хранишь верность моему отцу.

Я вздохнула:

– Я уже столько раз пожалела, что позволила ему уплыть на Айону. Амлафа следовало сжечь в Дублине, как и пристало язычнику. Я сочла бы за честь подняться на погребальный костер мужа и разделить с ним вечность в Вальхалле.

Гита улыбнулась со слезами на глазах и заключила меня в крепкие объятия. Мы простояли так, пока Мор и ее придворные дамы не вышли из большого зала и не направились к лонгфорту, месту грядущих погребальных молитв. Ладонь Гиты выскользнула из моей, она стала прощаться.

– Давай встретимся позже? – предложила я прежде, чем она успела что-то произнести. – Расскажешь о своих Бамбургах из Нортумбрии. Быть может, я сумею тебе помочь.

Она кивнула:

– Я найду тебя после церемонии.

Гита вышла на тропу, ведущую к лонгфорту, и я глядела ей вслед, пока она не исчезла из виду. Покрепче заворачиваясь в плащ, я внезапно почувствовала, как что-то словно обожгло мне ноги. Я медленно огляделась. Рынок по-прежнему пустовал – за исключением мужчины в длинном коричневом