Черный нарцисс - Валерия Вербинина

А отсюда всего лишь один шаг до того, чтобы обвинить ее в убийстве.

Конечно, Виктория знала, что она никого не убивала. Но она впервые задумалась о том, есть ли у нее алиби на время убийства Кати.

Преступление произошло через неделю после вечера встречи, около полуночи. Учитывая регулярный распорядок дня Виктории, в это время она наверняка спала безмятежным сном. Будь с ней рядом Кирилл, он бы подтвердил ее алиби. Но Кирилла тогда с ней уже не было, а отношения с Никитой только-только завязывались.

Итак, алиби у нее нет, и в принципе, если она принесет окровавленный платок следователю и ему захочется быстренько закрыть дело, он вполне может объявить ее убийцей. Финита ля комедия.

Интересно, а что, если ее невидимый противник только этого и добивается?

Она машинально изменила напор воды и стала смотреть невидящими глазами на прозрачную струю. Нет, сказала Виктория себе, так не годится. Надо – как в ее собственном романе – быть очень осторожной, никому не доверять и тщательно взвешивать последствия своих поступков, прежде чем что-либо предпринимать.

Во-первых, надо побольше разузнать об этом Антоне Помогае, который производит такое положительное впечатление. Вполне может оказаться – как это нередко случается, – что впечатление само по себе, а человек сам по себе.

Во-вторых, надо перечитать свой роман «Призраки забытого лета» с точки зрения не совсем здорового читателя и посмотреть, что в нем могло так его зацепить.

В-третьих, надо сделать то, что советовал Антон: проверить электронную почту и навести справки в издательстве, не было ли каких странных писем, адресованных ей.

В-четвертых, поскольку платок принесли ей в квартиру, надо понять, откуда у убийцы оказались ключи. Они были только у нее и у Кирилла. При расставании Кирилл ей их вернул, а Никита стащил некоторое время спустя. Больше ключей ни у кого не было, даже у ее матери.

«Надо сменить все замки», – решила Виктория.

В-пятых… Но на пятом пункте она безнадежно запуталась. Может быть, потому, что ей наскучило изображать из себя героиню собственного романа. А может, потому, что надоело бояться.

Ибо всякий страх очень быстро надоедает, это неестественное состояние, оно человеку в принципе чуждо. Виктория не считала себя особенно храброй, но она не собиралась играть роль жертвы. Не то чтобы она уже мысленно грозила своему невидимому противнику, мол, он пожалеет о том, что с ней связался. Но, во всяком случае, она была намерена сделать все, чтобы помешать ему восторжествовать.

Она сполоснула лицо холодной водой, посмотрела на себя в зеркало. Оттуда на нее глядело настороженное бледное существо. «Прежде всего – сменить замки… Все остальное – потом».

Когда она вернулась, Никита обнял ее и притянул к себе.

– Что-нибудь не так? – внезапно спросил он.

Значит, заметил ее состояние. Черт возьми, не хватало только его втравить во все это.

Виктория искренне считала, что любимые существуют не для того, чтобы нагружать их своими проблемами. Конечно, другие люди, более открытые, более эгоистичные или более беззаботные, не прочь поделиться своими неприятностями с близкими и переложить на них ответственность, но ей такое поведение казалось плохим доказательством любви.

И поэтому она сказала:

– Нет, ничего особенного.

Никита не стал настаивать. Прикрыв глаза, Виктория машинально стала вспоминать свой роман, цепочку убийств, которая в нем разворачивалась по ходу сюжета. Это было все равно что вспоминать лицо человека, с которым пересекался много лет назад, потому что для писателя существует только та книга, которую он пишет в данный момент. Все прочее – плюсквамперфект[2], давно прошедшее время, а порой еще и основательно забытое.

«Собирают гостей на вечер встречи… с этого все и начинается. Герой не хочет идти… а на самом деле… на самом деле…»

И тут ее словно подбросило. На самом деле, как она прежде этого не заметила?

– Никита, – спросила она вслух, – зачем вообще устроили тот вечер?

– В каком смысле? – удивился гонщик.

– Для чего он был нужен? Это Вера решила его устроить? Зачем?

Никита зевнул и прикрыл рот рукой.

– Ну… Там не очень красивая история, на самом деле. Вероника случайно обмолвилась, что они хотели видеть тебя.

– Зачем? – настойчиво спросила Виктория.

Никита снова зевнул.

– У них нет детей, – пояснил он. – Вероника и эта… как ее… жена ее брата ходили по врачам, но те ничего не нашли. Веронику из-за этого мужья бросали. У жены брата тоже в семье не очень… Потом кто-то из них был в церкви, и священник сказал, что бесплодие насылается как наказание за грехи. Ну и…

Ну конечно, сердито подумала Виктория, это ведь сейчас очень модно – ходить в церковь, так же модно, как носить сумку от Вюиттона и ездить на дорогой машине, и так же модно, как раньше было состоять в компартии и писать друг на друга доносы. Она не могла объяснить, почему, но ее коробила эта всеобщая уверенность, что с богом можно поддерживать хорошие отношения, изредка наведываясь в храм и выполняя некоторое число несложных обрядов, словно вера – это нечто чисто внешнее, а вовсе не то, что в душе человека, в его сердце. Вышел из храма – и все, можно ударить ребенка, нахамить старухе, украсть и при этом совершенно искренне считать себя верующим, набожным и праведным человеком. Она почувствовала, что разозлилась так, что у нее загорелись щеки.

– В общем, поэтому они и решили попросить у тебя прощения, – закончил Никита. – И им очень важно было, чтобы ты пришла.

В первое мгновение Виктория решила, что ослышалась.

– Что они хотели?

– Попросить у тебя прощения, – озадаченно повторил Никита. – А что?

Ее разобрал смех. Вот, оказывается, что значила та сцена на лестнице… И тот заискивающий тон, потные руки. «Ты меня простила, ты не сердишься больше на Веронику…»

Ну, сердилась бы она, ненавидела бы их, как писали в старых романах, всеми фибрами своей души, какая разница? Поезд ушел, Сергей для нее потерян навсегда, и ей самой уже не восемнадцать лет. Да и, судя по тому, в кого Сергей превратился, даже к лучшему, что так получилось. Она представила себя на месте Веры, подумала, как муж изменял бы ей, ставил бы ей на вид, что она живет за его счет, а он трудится не покладая рук, и ей сделалось не по себе.

– Ты все еще его любишь? – неожиданно спросил Никита.

Ну, нате вам. Нашел когда ревновать… и главное, к кому.

В принципе можно было сказать, что человек меняется и что она была совсем не та, что любила совсем не того человека; и это была ее первая большая любовь, а с тех пор у нее была еще сто одна любовь, и все в таком же духе. Но у Виктории не было никакого желания философствовать. Она лишь коротко сказала: «Нет» – и закрыла глаза.

Ее разбудила трель сотового. Было уже утро, хотя она была уверена, что ночью не сможет заснуть. Никита, морщась, говорил по телефону с Вероникой, которая упрекала его в том, что он вчера к ней не приехал. Вспомнив, что именно она хотела сделать сегодня, Виктория вышла в переднюю и со стационарного телефона позвонила в фирму, занимающуюся дверями и замками. Договорились, что в этот же день они к ней приедут.

Никита еще был в комнате, а Виктория все медлила и не могла решиться. Наконец она подошла к полке, на которой спрятала ночью окровавленную улику, и стала перебирать платки и перчатки.

Она перерыла вещи два раза, даже посмотрела на соседних вешалках, но все и так было ясно.

Окровавленный платок исчез – так же непостижимо, как вчера здесь появился. А когда Виктория подошла к двери, верхний замок вновь был закрыт только на один оборот.

Глава 15

Вероника вся истомилась. Наконец, наплевав на все, она договорилась встретиться с Верой в «Айс-крим темпл» и уехала из редакции, хотя ее одобрения дожидались еще несколько статей, а номер надо было сдавать уже в конце недели.

– Он мне изменяет, – сказала она Вере, ложечкой ковыряя горку мороженого у себя в креманке.

– Ну! – Вера подняла свои четко очерченные брови. – С чего это ты взяла?

– Ни с чего, – зло ответила Вероника, отодвигая креманку. – Начинается все то же самое, что и с другими. Отговорки, непонятные исчезновения. Вчера он сказал, что будет на выставке, я позвонила туда, спросила – никто его там не видел.

– Собираешься устроить ему скандал по этому поводу? – поинтересовалась Вера, посасывая мороженое с узкой ложечки. – Не советую. Все мужики – кобели. И вообще, если он по бабам таскается, так в наше время этому только радоваться надо.

– С какой стати? – Вероника чувствовала, что готова заплакать.

– А с такой, что он мог бы таскаться и по мужикам, – недвусмысленно ответила Вера. – Я же говорю – время такое.

– Я не могу так к нему относиться, – подавленно проговорила Вероника. – Все дело в том, что он мне нравится.

Вера загадочно покосилась на нее.