Черный передел - Алла Бегунова

Из отпечатанного в типографии текста Анастасия узнала, что в Аничков дворец на бал, называемый «губернским», ее имеет честь пригласить генерал-адъютант и генерал-аншеф, вице-президент Военной коллегии, губернатор Новороссийской и Азовской губерний, командующий всей иррегулярной конницей России, шеф Кавалергардского корпуса и Новотроицкого кирасирского полка светлейший князь Потемкин.

Затем Аржанова достала из пакета небольшой плоский продолговатый футляр, туго перетянутый ленточкой. Внутри на атласной подкладке лежало золотое ожерелье с крупными бриллиантами и записка в три строки: «Примите сию безделицу в дар, как память о любви и дружбе нашей. Навеки Ваш раб Григорий».

Рассматривая ювелирное изделие, Анастасия любовалась игрой солнечных лучей на тончайших гранях. Все подарки своего великолепного возлюбленного она хранила в отдельной шкатулке, и этот, последний, бесспорно, превосходил их красотой и роскошью. Но еще дороже для нее была собственноручная записка светлейшего, первое письменное его послание к ней за полтора года их знакомства…

Аничков дворец, подготовленный к празднику, освещали гирлянды разноцветных фонарей у входа. Гранитный пол на крыльце укрывала широкая ковровая дорожка. По обеим сторонам ее стояли кадки с пальмами. У дверей четыре рослых кирасира Новотроицкого полка по команде ефрейтора салютовали гостям, поднимая короткие кавалерийские карабины вверх.

Обычно Аржанова от дома архитектора до Аничкова дворца доходила по Невскому проспекту минут за двадцать. Но на бал следовало не приходить, а приезжать. Потому одетая в вечернее платье и меховую мантилью, с высокой прической, над которой специально приглашенный парикмахер трудился битый час, госпожа подполковница погрузилась в свой экипаж и через десять минут важно выгрузилась из него. Досифей и Николай, наряженные по такому случаю в ливреи с позументами, сопровождали хозяйку, неся ее муфту, шаль и сумочку, расшитую бисером.

Войдя в Большой зал, Анастасия догадалась, почему бал назван губернским. В простенках между окнами висели длинные гобелены с вытканными на них цветными гербами разных губерний России. Некоторые из них она знала: Санкт-Петербургская – два скрещенных якоря; Московская – на красном поле св. Георгий, поражающий копьем змея; Владимирская – на красном поле желтый лев, стоящий на двух лапах, с короной и серебряным крестом; ее родная Курская – на серебряном поле пересекающая его синяя полоса, на ней – три белые летящие куропатки. Все это смотрелось эффектно и оригинально. По-видимому, геральдика являлась очередным увлечением светлейшего.

Все остальное Анастасия уже видела.

Однако другие гости в восхищении подходили к маленькому храму у входа, оформленному в древне-греческом стиле, где прекрасная богиня, высеченная из мрамора, держала в руках прекрасный бронзовый бюст императрицы Екатерины II. Потом по анфиладе комнат они шествовали к Белой и Голубой гостиным и рассматривали выставленную там коллекцию лакированных предметов из Японии, тонких и изящных. В Красной гостиной их ожидало другое зрелище. Ярко-алые широкие полотнища китайской тафты ниспадали с потолка вниз, образуя шатер, похожий на походную армейскую палатку.

Для полного впечатления военной жизни у дверей этой гостиной несли караул два огромных унтер-офицера в желтоватых кирасирских колетах, неподвижные, точно каменные истуканы. Свет от люстры лился сверху и четко обрисовывал клинки обнаженных палашей, черные нагрудные латы и высокие ботфорты. Их усы, сильно нафабренные, торчали вверх, подобно пикам, букли, завитые над ушами, были обильно посыпаны пудрой, а треуголки – надвинуты на глаза, что отрешенно устремлялись куда-то далеко, над головами гостей, взирающих на грозных стражей с любопытством и опаской.

Анастасия прошла мимо великана у правой створки двери один раз, второй, третий. Давнее воспоминание не давало ей покоя. Наконец, она замерла перед ним, поднялась на цыпочки и, заглянув ему в лицо, неуверенно опросила:

– Сержант Чернозуб?…

Кирасир не спеша перевел взгляд с потолка на великосветскую даму, столь бесцеремонно донимавшую часового. Тут лицо его, похожее на маску, дрогнуло, ожило, и он широко улыбнулся:

– Так точно! Сержант Чернозуб, ваш-выско-бродь!

Аржанова растерялась.

Она никак не ожидала увидеть на столичном дворянском празднике в роли живой скульптуры, так сказать, элемента художественного оформления интерьера, участника своей крымской экспедиции, доблестного сержанта Новотроицкого полка Макара Чернозуба. Именно ему Анастасия была в немалой степени обязана спасением из цепких рук Казы-Гирея в караван-сарае у деревни Джамчи. Конечно, она знала, что разговаривать с часовым запрещено, но хотела немедленно задать ему сто вопросов о том, как он попал сюда, почему разнообразные его воинские таланты ныне не востребованы, и что она может сделать для него сейчас.

Так они с Чернозубом и стояли друг против друга в полном молчании, пока второй унтер-офицер не скосил на них глаза и не кашлянул. Молодая женщина отступила в сторону, прикрыв веером лицо. Взгляд Чернозуба сделался печальным.

– Ваш-выско-бродь, – прошептал он. – Будь ласка, берить мени с собою.

– Куда, сержант?

– Да хоть куда…

Заиграли фанфары. Это означало, что императрица прибыла в Аничков дворец. Толпа потекла из гостиных в Большой зал. К торжественному появлению там Екатерины Алексеевны гости выстроились в две шеренги, образовав широкий проход от дверей к центру помещения. Оркестр на хорах грянул любимый марш царицы – «Гром победы, раздавайся!» Ведомая под левую руку хозяином бала Потемкиным, государыня вступила в зал и медленно пошла мимо участников праздника, сердечно им улыбаясь. При ее приближении дамы приседали в глубоком реверансе, кавалеры становились на одно колено.

Анастасия не видела Екатерину II больше года. Самодержица Всероссийская за это время несколько не изменилась. То же немного полноватое свежее лицо, ясные бирюзовые глаза, светлые волосы, уложенные в простую прическу с бриллиантовой диадемой. По зимнему времени платье на ней было закрытое, из светло-алого бархата, с большими присборенными рукавами-буф и отделкой из меха горностая. Через правое плечо у нее проходили две орденские муаровые ленты, наложенные одна на другую. Внизу – владимирская, красная, с черными полосами по краям, поверху – андреевская, голубая. Звезды только двух орденов: серебряная восьмиконечная св. Андрея Первозванного – и золотая четырехконечная св. Георгия сияли у нее на груди.