Черный передел - Алла Бегунова

Удивленные смехом госпожи, все присутствующие сразу замолчали. Аржановой пришла в голову мысль устроить для них маленькое испытание. Она поднялась с места, обвела слуг строгим взглядом, как тогда, в сентябре 1780 года в Херсоне, за таким же общим обедом и произнесла сурово:

– Ныне нахожу я нужным и полезным для себя совершить путешествие. Ехатъ хочу в Крым…

– Господи Иисусе, спаси и помилуй всех нас! – вырвались у Глафиры слова, полные страха. Горничная трижды перекрестилась.

– Вы знаете, – продолжала Анастасия, покосившись на горничную, – что Крымское ханство есть государство мусульманское, нам по вере враждебное. Оттого путешествие может быть опасным. Но вас неволить я не хочу. Кто боится, пусть возвращается в Аржановку…

Наступила долгая, тягостная пауза.

Повернувшись к Аржановой, первым ответил ей преданным, восхищенным взглядом Николай. Уж теперь-то его умение быстро заряжать кремнево-ударные ружья, штуцера, пистолеты и метко стрелять из них будет оценено по-настоящему! В предыдущей их поездке в Крым был он слишком молод и неопытен, мать не отпускала его от себя. Зато он воочию наблюдал лихие подвиги кирасир, состоявших в охране госпожи подполковницы, и готов повторить их немедленно. А перепихнуться с девкой на сеновале – это ж самое нехитрое дело…

Многое, наверное, мог бы сказать ей Николай, но не проронил ни слова. Здесь он права голоса пока не имел, полностью подчиняясь родительской власти. Однако Анастасия поняла его, пристально посмотрев ему прямо в глаза, подумала: «Благодарю, верный мой слуга! Обещаю, я найду поручение, достойное твоей храбрости!» – и Николай застенчиво улыбнулся хозяйке в ответ.

Затем из полутьмы, с дальнего угла стола, находившегося подле очага, сковородок и чугунных горшков, ей навстречу блеснули узкие татарские глаза. Там сидела кухарка Зинаида со своим мужем Федором. Но еще год назад звался он Фатихом, правоверным мусульманином и подданным крымского хана. Служил Фатих у Казы-Гирея. При схватке в караван-сарае близ деревни Джамчи Фатих, получив по скуле удар кулаком от сержанта Новотроицкого кирасирского полка Чернозуба, потерял сознание и в таком состоянии попал в плен.

Даже на допросах в секретной канцелярии в Херсоне русские не смогли уяснить себе, в чем заключалась его работа на резидента турецкой разведки в Крыму. Махнув рукой на дурака, его отдали – по ее же просьбе – вдове подполковника Ширванского пехотного полка в крепостное владение для дальнейшего усовершенствования в тюркско-татарском языке, а также в качестве возмещения ущерба, понесенного ею в ходе операции «КАМНИ СО ДНА МОРЯ».

Анастасия отправила пленника в Аржановку, для большей отстрастки заковав его в кандалы.

Очутившись в глухой южно-русской деревне, в неотапливаемом сарае, Фатих довольно скоро образумился. Он заявил, что хочет принять православие и стать подданным императрицы Екатерины II. При крещении его нарекли Федором, далее определили в помощники к садовнику потому, как в садоводстве Фатих-Федор разбирался действительно неплохо.

Перед отъездом барыни в путешествие он подал ей прошение о женитьбе. Анастасия спросила, есть ли у него на примете невеста. Таковая имелась. Речь шла о Зинаиде, давно засидевшейся в девицах. Красавицей она не была, с детства обреталась на кухне, готовила отменно, но жениха превосходила но возрасту ровно на восемь с половиной лет. О последнем обстоятельстве новообращенный христианин отозвался как-то невнятно. «Зарары ёк, – сказал он. – Барсын бу йылнынъ къазасы бунен кечсин»[10]. Теперь, при встрече целуя барыне руку, Зинаида шепнула, что счастлива в браке, беременна от Федора и срок у нее – тринадцать недель…

Чего хотел, о чем думал крымский татарин, прожигая хозяйку взглядом черных глаз? Она никогда не верила, что он сможет забыть свою далекую родину. Но стоит ли ему мечтать о ней, услышав в разговоре на чужом языке дорогое его сердцу слово – КРЫМ…

Отвернувшись, Анастасия рассеянно посмотрела в окно.

Солнце скрылось за тучами, вечерние заморозки рисовали причудливые узоры на запотелых стеклах. Сквозь них Невский проспект выглядел местом немного фантастическим. Двухэтажные галереи большого Гостиного двора еще освещались изнутри и отбрасывали на тротуар и мостовую длинные дрожащие желтые блики. В них мелькали неясные фигуры прохожих, закутанных в шубы, шали, платки, и бесшумно проезжали экипажи. Чудилось, будто лошади касаются копытами не брусчатки, а темного бесформенного облака.

– Матушка вы наша барыня Анастасия Петровна! – откашлявшись, произнес Досифей, и Анастасия взглянула на него благосклонно.

Как старший по возрасту, он всегда говорил первым и высказывал суждения от имени всех ее дворовых людей. Делал это Досифей обычно весьма внушительно, с некоторыми ораторскими приемами.

– Какое бы новое дело вы ни затеяли, – продолжал муж Глафиры в той же серьезной манере, – нам, слугам вашим, никакого выбора нет. Уповая на безграничную вашу милость, поедем, куда прикажете… А коль не справимся или измену какую на вас затаим, то гореть нам всем в аду, в геене огненной!..

Несмотря на конец этой речи, исполненной прямо-таки шекспировской страсти, застолье у аржановцев завершилась вполне мирно. Поросята были съедены все, до последнего хрящика, бутылка деревенской браги опустошена до донышка, а кухонный очаг и печи затушены, комплекты свежего постельного белья розданы. Дом архитектора Земцова погрузился в сон.

На другой день Анастасии долго спать не дала Глафира. Она шумно вошла в спальню, пожелала доброго утра и сообщила, что придворный скороход в красном плаще доставил для госпожи подполковницы особенный пакет. Но он так спешил, что ей, Глафире, пришлось расписаться за барыню в чудной его скороходовской тетради.

– И как ты это сделала? – удивилась Аржанова.

– Очень просто! – гордо ответила горничная. – Поставила крестик в третьей графе сверху…

Пакет из плотной коричневой бумаги скрепляли три сургучные печати. Сначала в руки молодой женщины попал роскошно оформленный пригласительный билет с оттиснутым в пол-обложки княжеским гербом Потемкина. На нем столько всего помещалось: и шахматное поле, и рука с мечом, и два двуглавых орла под двумя звездами, и три рыцарских шлема, и княжеская шапка, и горностаевая мантия. Впервые Анастасия прочитала его девиз: «EVTENIA APETI» – «Следствие достижений».

Рукописное обращение показалось ей затейливым: «Столбовой дворянке Курской губернии, вдове подполковника Ширванского пехотного полка, славного героя битвы при Козлуджи, госпоже Аржановой». Затем шла строчка красными чернилами: «Милостивая государыня. Ея Величеству благоугодно было пригласить вас на первую партию в вист», – и подпись неразборчиво.