Чесменский бой - Владимир Шигин

Им будет тяжело, ох как тяжело! И все же никто из них ни за что не покинет своего поста, покуда будет биться его сердце. За трусость – смерть. Таков суровый, но справедливый закон палубы.

На каждом шагу отважных мореплавателей будут подстерегать бури и рифы, смертельные болезни и беспощадные враги. Они будут валяться в горячечном бреду среди мириад крыс, рвущих изо рта последний кусок солонины, пить зловонную воду и, харкая кровью, выплевывать последние зубы. Европа назовет их безумцами, но они все равно будут направлять форштевни своих кораблей к заветной цели!

Итак, отслужив по стародавней традиции прощальный молебен, эскадра начала плавание.

Головным, ловя в паруса попутный брамсельный ветер, шел флагманский «Евстафий», на грот-стеньге его полоскался адмиральский флаг. Следом в крутом бейдевинде – остальные.

Осталась позади песчаная коса Котлинская, отступили в даль ораниенбаумский и сестрорецкий берега. За Гогландом моряки бросали Нептуну медные полушки -дань за благополучное плавание. Впереди была Балтика!

На выходе из Финского залива с передового корабля увидели лежащий в дрейфе «Гром». Невдалеке от него переваливалась с волны на волну «Азия» – линейный корабль Резервной эскадры вице-адмирала Андерсона*.

– Алло! На «Азии»! Где эскадр Резервный? – в рупор запросил капитана корабля Спиридов, едва они сблизились на голосовую связь.

– Намедни в шторм разминулись! – бойко ответили с «Азии».

– М-да, негоже получается, – поморщился адмирал, – не успели отплыть, как все уже порастерялись. Ну, да делать нечего, будем до кучи собираться.

На шканцах флагманского корабля наскоро посовещались, как быть дальше.

По хитроумному замыслу Екатерины II, обе эскадры должны были обязательно встретиться в море и только после этого вместе следовать до Копенгагена. Но море внесло свои поправки. На момент выхода Средиземноморской эскадры в море корабли вице-адмирала Андерсона, выдержав два жесточайших шторма, приводились в порядок в бухте Тагелахт, что в северной части острова Эзель.

– Где думаете искать корабли ревельские? – прокричал на «Азию» флаг-капитан Плещеев.

– Должны к норду держаться! – помедлив, доложили с линейного корабля.

– Ладно, – решил Спиридов, – будем искать Андерсона к норду. На «Азию» ж передайте, – адмирал обратился к флаг-капитану, – плыть на зюйд-вест да смотреть там обстоятельно! А к Гогланду пошли фрегат «Гремящий», пусть там еще разок глянет!

Скрипя штуртросами, «Евстафий» плавно лег на развороте. За ним в кильватер, забирая парусами ветер, поворотила на норд и вся эскадра. На месте недавнего рандеву остался лишь «Гром» да транспортные суда. Им надлежало сторожить Резервную эскадру здесь.

Пока Спиридов безуспешно искал потерявшиеся корабли у Гогланда, бомбардирский корабль, лежа в дрейфе, ждал дальнейших указаний. Было свежо, «Гром» мотало из стороны в сторону.

– Эко буйны ветры, море глубокое пораскачали, душе тошно! – вздыхали матросы, на мутные волны глядючи.

Едва выпадала свободная минута, собирались они послушать, как поет песни свои грек Дементарий. Пел грек большей частью песни длинные и грустные, пел их и плакал.

– Чегой-то плачешь, сердешный? – участливо спрашивали его. – Да и об чем песня твоя?

– Эта такая песня, – смахнул слезу Дементарий, – что всяк, кто ее поет, плачет за свое отечество. А поется в ней, как одна птица сидела, а потом полетела далеко- далеко: летит через горы, через море, через лес и туман и все летит, летит, далеко летит, и опять летит… – Это-то ясно, дале что? – допытывались матросы.

– Как что? – немало удивился грек Дементарий. – Потом и прилетела! – Ну а потом что? – Ничего, дальше конец песне. – Так что ж тут грустного?

– Э! – махал рукой разобиженный Дементарий Константинов. – Я ж говорю, что по-русски ничего, а по-нашему очень даже жалко! Так время и коротали.

А спустя двое суток подошел присланный адмиралом фрегат «Надежда Благополучия». Капитан фрегата, как старший по званию, поднял отрядный брейд-вымпел и, велев зарифиться, повел суда к Борнхольму.

До конца вахты оставалось совсем немного времени, и мичман Ильин с удовольствием любовался занимающимся восходом солнца. В лицо ему хлестал упругий ветер, тонко свистели обтянутые ванты, над головой нервно бился длинный и узкий вымпел.

Восемь раз пробил судовой колокол – смена вахт. С последним ударом на палубе появился и сменщик Василий Машин. Не торопясь, сдал ему Ильин курс и паруса, рассказал, сколько миль пройдено за вахту да сколько воды из трюма натекло. Позевывая в кулак, глянул Кащей-Машин в шканечный журнал. Там все записано и подбито исправно. Хорошо!

Заступающий матрос подошел с наветренной стороны к колесу и, встав позади рулевого, положил левую руку на рукоять штурвала. – Курс? – Вест! – Как ходит руль? – Полтора шлага под ветер!

– Есть курс вест! Руль ходит полтора шлага под ветер, – скороговоркой повторил заступающий и принял штурвальное колесо из рук в руки.

Ильин еще немного постоял с Машиным. Негласные корабельные традиции не позволяли офицеру, сдав вахту, сразу покидать шканцы.

– Ну, ладно, друг любезный, паруса и снасти в твоей власти! Пойду-ка я сосну часок.

В тесной и сырой констапельской тускло мерцал сальный огарок свечи. У стола, сгорбившись сидел Дементарий Константинов. Перед ним книга с затертыми до дыр листами. Стараясь не шуметь, присел Ильин на скамью рядом.

– Почитай вслух, – попросил погодя, – ничего, что по-вашему писано, я душой пойму!

– Тогда слушай, – оторвался от книги Дементарий, – здесь обо мне сказано:

…Сам ты избегаешь смерти.Но бедственно в дом возвратишься, товарищей в моревсех потеряв на чужом корабле.И не радость там встретишь: буйных людей там найдёшь ты,твое достояние губящих…

Дементарий поднял на мичмана свои грустные глаза: – Это Гомер, певец наш несравненный!

Ровно без минуты шесть на квартердеке «Грома» замаячила коренастая фигура корабельного боцмана.

– Дозвольте побудку отсвистать? – Боцман подошел к вахтенному начальнику.

Машин молча кивнул, просьба эта излишняя, но таков порядок.

Поднес боцман дудку к губам и, страшно надувая щеки, пронзительно засвистел:

Боцман встает и дудку дает

Мигом всем вставать и койки закатать!

Сразу полезли из люков матросы, зашлепали босыми ногами.

Опять отсвистела дудка, но теперь команду иную:

Иван Кузьмич, бери кирпич, Драй, драй, драй!

Началась малая утренняя приборка. Порошком кирпичным драили матросы до блеска медь, доски палубные до желтизны янтарной. Качество работы проверялось просто. Бросал небрежно вахтенный офицер платок свой, затем поднимал, если чист – хорошо, грязный – переделать.

Не успели дух перевести, снова дудка. На этот раз свистел боцман к кашице. Побежали артельные с бачками на камбуз. Сегодня вторник, а значит, положена служителям на завтрак каша густая, мясом заправленная. На брезенте разложили артельщики сухари ржаные, расставили чайники со сбитнем горячим, посреди медный бак с кашей. Расселись матросы «по кашам», вынули ложки и, достоинство соблюдая, за еду принялись. Котел общий, потому и черпают так, чтобы всем поровну. Едят матросы вроде бы не спеша, а все же поторапливаются. Вот-вот дудка к учению свистнет, тогда не до еды будет…

С попутным ветром транспортный отряд быстро добежал до Борнхольма. Поджидая главные силы, суда лавировали в оконечностях острова, близко к нему не приближаясь.

Тем временем, уйдя к северу, Спиридов крейсировал с кораблями взад-вперед от Гогланда до Фаре.

– Не могли же они враз потопнуть? – злился он. – Хоть кто-то да должен объявиться?

Подле адмирала крутился, заглядывая в глаза, капитан-лейтенант Виллим Фондезин. Спиридов подхалимов не терпел и теперь искал предлог, чтоб избавиться от не в меру услужливого адъютанта:

– Сгоняй шлюпкой на «Орел» и извести Клокачева о моем неудовольствии от его маневров!

Фондезин пожал плечами – совсем старик из ума выжил, – стоит ли за этим гонять шлюпку. Но, встретив тяжелый адмиральский взгляд, опрометью кинулся исполнять приказание.

Так, в эскадренных делах и заботах, проходили дни. Уже догнал эскадру задержавшийся у Красной Горки «Святослав», а Андерсона все не было. Адмирал почти сутками пропадал наверху. Расхаживая по шканцам, он вглядывался в даль: не мелькнет ли где долгожданный парус?

Наблюдая как-то за работами корабельными, приметил Спиридов пожилого боцмана с серьгой в ухе, что, собрав подле себя в кружок рекрутов, терпеливо учил их вязать морские узлы. Лишь мгновение какое-то морщил адмирал лоб, припоминая. – Здорово, Евсей, поди-ка сюда!

– Здравия желаю, ваше превосходительство! – вытянулся, подбегая, старый марсофлот.

– Будет тебе, старина! – махнул адмирал рукой. Знались Спиридов и Евсей еще с азовских славных дел. Был тогда нонешний адмирал в чинах скромных лейтенантских, а боцман евстафиевский и вовсе рекрутом зеленым. Затем несколько кампаний отплавали они вместе на Балтике. Еще раз повстречались уже под Кольбергом-крепостью, где оба в десанте морском сражались. Там Евсей и рану тяжелую получил, но первым на бастион вражеский взобрался, а Спиридов на том бастионе самолично флаг Андреевский водрузил…