Татуиро (Serpentes) - Елена Блонди

Но Витька, наскоро улыбнувшись, уже не слушал.

Теперь по вечерам он молчал, напряжённо думая, не обращая внимания на то, что ест, и забывал ответить Аглае. Она плакала, закрывшись в ванной, и потом, дождавшись, когда вода стечёт, чтоб ледяная, выходила с улыбкой на покрасневшем от холода умытом лице. А утром убегал, не дождавшись, когда она позавтракает.

В студии снимал и снимал, меняя свет, торопился, ужасаясь тому, что не успеет сказать, сделать то окончательное, глядя на которое станет понятно: а по-другому и нельзя было сделать.

Через несколько дней напросился с Альехо на кастинг, привёл на съемки нескольких парней разного роста и сложения: от могучего Семёна с детской улыбкой до маленького, тонкого, как хлыст, Павлика с ехидно сложенными узкими губами на порочном лице. По вечерам, отпустив моделей, сидел в лаборантской. Отсматривая материал, прислушивался, как хмыкает Альехо над своей копией его работы.

Через неделю вечером, не выдержав, в студию приехала Аглая. Поднимаясь по лестнице, репетировала холодные слова, чтоб и не ругаться, но пусть поймёт: ей вовсе плохо. Ведя рукой по неровным перилам, с горечью вспомнила, было время — прибегала к Альехо, не чинясь и не ломая голову, будут ли ей тут рады. Разве думала, что когда станет тут работать её Витька, то и забежать просто так она себе уже не позволит, а напроситься — гордость не даст. Но сегодня…

Открывая высокие, обитые алюминиевыми листами двери, слышала резкий Витькин голос, ответы девчонок и мужские реплики. И, приготовив бесстрастное выражение лица, вошла.

Упала глазами в полумрак и прислонилась к двери. Плоскости и грани, выступая из темноты, собранной по углам, громоздились, будто плывя перед лицом. Среди них на пустом пятачке Витька с фотокамерой, а перед ним изломанное в такт плоскостям смуглое тело, расписанное перевитыми змеями, оживающими под направленным светом. И мужская фигура над ним.

…

— Так повелось от Великого Ахашша…

— Ахашша…

— Жизнь важнее смерти, всегда…

— Всегда…

…

Шелестящие слова опускались с невидимого потолка паутинами, перемешиваясь с рассеянными бликами. И менялось запрокинутое лицо девушки, отмеченное тёмными провалами глаз и полуоткрытого рта.

Аглая вцепилась потной рукой в дверную ручку, та повернулась, взвизгнув.

— Кто там ещё? — Витька поднял от видоискателя голову и, выругавшись, быстро пошёл к ней, отшвырнув ногой лежащую на полу сумку.

— Аглая? Надя, ты? Что ты тут делаешь? Не позвонила. Да что с тобой?

Взял её за плечи, поворачивая к свету.

— Мне что-то… плохо мне, Вить. Ты прости…

— На сегодня закончили, — крикнул он, и в зале вспыхнул свет. Девочки, толпясь и любопытно оглядываясь на них, побежали в гримерку, шлёпая по паркету босыми ногами.

Зал опустел и затих. Аглая стояла, держась за Витькины плечи, и не открывала глаз.

— Ну? Что ты? Сердце? Пойдём в подсобку, да? Альехо чаю тебе…

— Свет…

— Что?

— Выключи. Сделай, как было.

— А ты?

— Ничего… — она улыбнулась напряженной улыбкой, — я постою тут.

И только услышав, как щелкнул выключатель, открыла глаза и посмотрела снова.

— Может, присядешь? — Витька махнул рукой в сторону растянутых полотен. — Они удобные.

— На них? Нет!

— Ну, ну что ты?

Внизу в комнате охраны блеял телевизор, из гримёрки слышался приглушённый стенами смех. Плакал автомобиль во дворе. Но тут, в зале, было тихо, и снова пришёл шелест мерных слов ахашша…

— Ты слышишь? Витя?

— Что? — он тоже понизил голос.

— Нет, ничего.

Она смотрела на месиво лепестков и ярких граней, на смутно поблёскивающие в полумраке стальные штыри, торчащие из-под нежных просветов. Неужели он не видит, что сделал?

— Ты это сам придумал? — она повела рукой. — Это вот все?

— Д-да… Нет, подожди…

И он оглянулся, рассматривая внимательнее.

— Надя… я видел это. Не совсем так, но именно это! Помнишь, я рассказывал про то, как спортзал превратился в такой страшный сад, и там в нём — девушки, девочки… Там были большие цветы и лианы. Нет, женщины были, как цветы вначале, а потом… Чёрт, я и забыл!

— Там было страшно?

— Там был — ужас. Я такого никогда раньше…

— Но сейчас ты его сделал! Сам! Зачем?

— Потому что, не ведая темноты, не сотворишь света, — голос Альехо раздался из дальнего угла, и оба вздрогнули, — он всё сделал верно. Идите сюда, посмотрите.

Придерживая Аглаю, Витька повел её на широкую полосу света. Входя в лабораторию, она оглянулась на созданный любимым страшный сад и увидела огромные колыбели цветов, в каждом из которых прятались стальные жала.

— Вот чай, — большая голова Альехо заслонила настольную лампу, и Аглая с облегчением увидела, что дверь в сад Витька плотно закрыл.

— А вот снимки, — он повернул к ним экран лаптопа. Сменяя друг друга, мерцали картины. Часть лица, полуприкрытого гранями света. Плечо, схваченное мужской рукой, изгиб бедра и поверх него — какие-то полосы и завитки. Взгляд… Ничего вроде бы из ряда вон, но глянешь — и сердце щемит от ужаса и безнадёжности.

Поставив кружку, Аглая закрыла глаза.

— Я не могу больше. Это нельзя, такое нельзя! — и закричала. — Этого нет! Не может быть!

— Увидела… — Альехо погладил её по голове, — а ты, — кивнул Витьке, — ты сумел. Из глупых девчонок, кусков тряпья и алюминиевых палок — сумел. Теперь сумеешь — из всего. Всё теперь — твоя глина, понял?

Глава 78

Сад Оннали и Найи

У Найи болели ноги. Лестница, по которой спускались, казалась бесконечной и была так широка, что двое терялись на ней, и каждый шаг казался мельче, чем на самом деле. Шли, сперва прижимаясь к стене, но чёрные дыры пугали, и они постепенно сдвинулись на середину лестницы, освещённую красным светом факелов. Раза два Мерути, не отпуская Найиной руки, боязливо подходил к краю без перил и вытягивал шею, заглядывая в чёрный колодец. Крепко держа его, она и сама пыталась разглядеть, что там, внизу, следя, чтоб не закружилась голова.

Оттуда же смотрели вверх. Когда купол стал похож на смутно видимую монету, Мерути остановился и сказал шёпотом, что хочет писать. Она, подведя его к чёрной дыре в стене, не отпустила маленькой руки, сторожко вглядываясь в сумрак. А после, оставив его на ступенях, сама сделала два тихих шага туда, куда не добирался свет факелов.

Дальше шли молча, постепенно спускаясь. Не было звуков, кроме потрескивания огня на стенах. А потом, цепляя глазами маячившую впереди освещённую дыру, встали, не решаясь пройти мимо её света. Он был виден наискось, белой полосой, вместо привычного уже чёрного штриха на стене, сложенной из больших квадров. Но Мерути тоскливо вздохнул, напоминая о сестре, и они медленно подошли к боковому входу, готовые полететь вниз, перебирая босыми ногами.