Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро - Мигель Унамуно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Убийство премьер-министра — происшествие исключительного значения, однако для дона Пако куда более важное значение имели вопросы чести. Карточная игра и дуэли представлялись старому цинику самыми крупными событиями в жизни, все остальное лишь сопутствовало им и было сущим пустяком. Старик проявлял чрезвычайную щепетильность в тех нелепых столкновениях, которые тогда именовались поединками между кабальеро. Дон Пако несомненно понимал, что дуэли давно уже утратили свою былую серьезность и представляют собой лишь пантомиму, разыгрываемую глупыми марионетками для того, чтобы выставить себя напоказ и привлечь к себе внимание. Тем не менее дон Пако обожал сие псевдорыцарское зрелище и подготовку к нему.
Тьерри подробно рассказал о письме Пеньи Монтальво и о том, что его знакомые стали теперь относиться к нему пренебрежительно и насмешливо.
— Что вы предприняли? — строго спросил дон Пако.
— Пока еще ничего.
— Послушайте, друг мой, — сказал старик, посерьезнев и даже помрачнев, — вы попали в скверное положение. Если вы немедленно что-нибудь не предпримете, считайте, что вы человек конченый. Подобные дела требуют энергичных действий и смелых решений.
— Вы находите?
— Тут не может быть двух мнений.
— Вы полагаете, что лучше всего вызвать этого субъекта на дуэль?
— Естественно. Но он может не принять ваш вызов, и тогда…
— Тогда мне остается лишь одно — дать ему пощечину и учинить скандал.
— Я не вижу другого выхода. В таких случаях тот, кто бьет первым, бьет дважды.
— Значит, вы считаете, что в моем положении самое лучшее дать ему пощечину и учинить скандал?
— Не могу посоветовать вам ничего другого.
— Тогда я последую вашему совету.
— Хорошо. Только не идите к нему прямо от меня, иначе подумают, что это я вас настроил.
— Пожалуйста, не беспокойтесь. Вот увидите, я поступлю как нельзя более разумно.
Тьерри прошелся по парку и сел на скамейку, стоявшую на круговой аллее у дорожки, ведущей на улицу. Он расположился так, чтобы на него не падал свет ярких фонарей, и, окутанный полумраком, стал ждать. Вскоре к этому месту подошел Пенья Монтальво в окружении дам и друзей. Он о чем-то громко говорил и смеялся.
Тьерри приблизился к нему и учтиво сказал:
— Мне нужно поговорить с вами.
— Говорите, — презрительно ответил Пенья.
— Верно ли, что вы утверждаете, будто меня исключили из коллежа за половые извращения?
— Да, это верно, совершенно верно.
Монтальво произнес эти слова, картавя на французский манер: «Вегно, совегшенно вегно».
Не успел он договорить, как Хайме дрожащей от гнева рукой сильно ударил его по налитому кровью лицу. Пенья Монтальво бросился на Тьерри, но друзья и любопытные вмешались и развели противников. Дамы завизжали, несколько соломенных шляп упало на землю, в воздух взметнулись трости, кто-то застыл в нелепой позе — словом, начался скандал. У Пеньи Монтальво из носу текла кровь, словно у прирезанного борова. Побледневший Хайме принял боевую стойку. В нем заговорила кровь молодого янки, привычного к боксу: он был готов вступить в кулачный бой с кем угодно. Воспользовавшись возникшим беспорядком, журналист Агилера схватил Тьерри за руку и потащил к выходу. Они пересекли площадь Сибелес и пошли по улице Алькала.
— Дружище, какая великолепная пощечина! — восклицал Агилера. — Такие даются на сцене и слышны даже на галерке. А то, что гражданину при этом разбили в кровь физиономию, кажется мне уже менее артистичным. Пытаться боксировать после такой поэтической пощечины просто глупо. Это все равно что войти в салон во фраке, а потом остаться в одних кальсонах и сорочке.
Тьерри возразил, что он с большим удовольствием отвесил бы еще пару затрещин этому безмозглому субъекту. Не доходя до Пуэрта-дель-Соль, они зашли в кафе «Форнос». В одной компании уже толковали о драке в парке Буэн-Ретиро, считая ее следствием политического спора, возникшего в связи с убийством премьера.
— Что случилось? — спрашивал кто-то.
— Ничего особенного. Просто двое заспорили о покойном премьере и подрались. Тот, что помоложе, поранил другого, и, похоже, очень серьезно: его противник потерял много крови.
— Известно, кто они?
— По-моему, оба из аристократов.
XXVII
На следующий день, около полудня, когда Тьерри еще спал, у ворот его особняка остановилась карета, в которой сидели два хмурых и надменных господина: граф де Арасена и маркиз де Вильякаррильо. Граф де Арасена, как всегда, являл собой образец безупречного денди, у маркиза вид был попроще да и платье поскромней. Они позвонили и, когда к ним вышла Сильвестра, спросили Тьерри. Заподозрив недоброе, женщина не позволила им войти в дом и даже не пустила их в сад, а позвала Бельтрана. Тот в фартуке и рабочей блузе вышел к гостям, и супруги вступили в переговоры с господами. Фонарщик и его жена сказали, что не позовут хозяина, пока им не объяснят причину визита. Аристократы решили, что Тьерри подстроил все это нарочно, чтобы избежать дуэли, и возвысили голос. Сильвестра и Бельтран, в свою очередь, приготовились перейти от рассуждений к оскорблениям и собрались высказать аристократам свое мнение о них самих и их женах, но тут Хайме услышал разговор и проснулся. Полуодетый, он высунулся в окно и крикнул:
— Сильвестра, впусти сеньоров.
Граф и маркиз прошли в спальню и вручили Хайме вызов на дуэль от Пеньи Монтальво. Тьерри внимательно прочел письмо и, дрожа от гнева, сказал:
— Хорошо. Дальнейшие объяснения, надеюсь, излишни?
— Совершенно.
— Куда явиться моим секундантам?
— Они могут прийти в «Касино де Мадрид».
— Они там будут. Должен предварить вас, что я человек приезжий и, возможно, не сразу найду секундантов, но это вовсе не значит, что я отказываюсь от дуэли. С секундантами или без них, я все равно буду драться с этим безмозглым ничтожеством.
— Кабальеро! — воскликнул Арасена. — Подобные оскорбления…
— Я повторю это ему лично. Что касается времени, которое я могу затратить на поиски секундантов…
— Мы готовы ждать, сколько вам будет угодно, — примирительным тоном сказал маркиз де Вильякаррильо.
Оба аристократа откланялись и ушли; выходя, они с любопытством осматривались по сторонам — их, видимо, поразил вид особняка и образ жизни Тьерри.
— Ну и рожи! — воскликнула Сильвестра. — Будь моя воля, я бы двух этих субчиков метлой на улицу прогнала.
Тьерри оделся и пошел к сеньору Бенигно нанимать экипаж.
— Оплата почасовая!
— Хорошо, сеньор, договорились.
Тьерри поехал к Эмилио Агилере. Ему хотелось выбрать в секунданты какого-нибудь военного, чтобы придать дуэли значительность. Вместе с Агилерой они отправились к одному знакомому офицеру, потом к майору Лагунилье. Офицер, которого они застали за игрой в куклы с сынишкой, ответил, что роль секунданта ему не по душе. Лагунилья тоже отказался. Тьерри поспешил в «Касино де Мадрид» на поиски дона Пако Лесеа. Этот последний и доктор Гевара дали согласие быть секундантами.
Позже Хайме узнал, что Пенья Монтальво хотел избежать поединка и добиться, чтобы суд чести дисквалифицировал Тьерри, лишив его права на дуэль. Однако подобные действия, даже если они и не вызваны трусостью, всегда могут показаться таковыми, поэтому после столь скандальной и звонкой пощечины спортсмену пришлось бы худо. Тьерри же при одной мысли о Монтальво приходил в ярость и жаждал проучить противника.
Секунданты встретились, обсудили условия поединка и установили довольно строгие правила ведения боя. Дуэль произойдет на обоюдоострых рапирах без наконечников и будет длиться до тех пор, пока один из соперников не сможет продолжать ее.
Дон Пако Лесеа был на вершине блаженства и с наслаждением играл свою роль. Пощечина, нанесенная Пенье, казалась ему весьма своевременной и заслуженной; доктору Геваре, наоборот, это дело было не по душе: он опасался, как бы оно не кончилось катастрофой для его подопечного. Судьей поединка был избран некий сеньор, считавшийся знатоком и теоретиком подобных сражений, хотя сам он ни разу в жизни не подходил к барьеру.
На следующий день Тьерри в экипаже сеньора Бенигно заехал за друзьями, и они направились к особняку, расположенному неподалеку от арены для боя быков.
— Ждать? — спросил сеньор Бенигно.
— Да.
Извозчик сделал неопределенный жест. Он уже догадался, что произойдет. У ворот особняка прибывших встретили Монтальво и его секунданты. Все прошли во внутренний двор, вымощенный каменными плитами. Совершилась обычная процедура осмотра оружия, закончились подобающие случаю церемонии, дуэлянты сияли пиджаки и жилеты и, оставшись в одних рубашках с закатанными рукавами, изготовились к бою. Разница между противниками бросалась в глаза: руки у Монтальво были мускулистые и розоватые, у Хайме — белые с голубыми жилками, нервные; у одного грудь была широкая и волосатая, у другого — узкая и впалая.