Заговор обезьян - Тина Шамрай

Это когда-то таких, как он, относили к категории лучших из лучших, и разрешение на въезд в Штаты эти лучшие получали в самый короткий срок. Но сейчас он был персоной нон грата в самом категоричном смысле этого понятия. И госдепартамент может сколько угодно принимать резолюций, делать любые заявления по его поводу, все эти инвективы в адрес нынешней власти — только фигуры речи, не более того. Не будут из-за тебя американцы портить отношения с этим режимом. Не пойдут они на такой демарш! Сочувствие государства гражданину другой страны имеет свои пределы. И человек должен чётко осознавать эти пределы. И потом у правителей разных стран своя солидарность, и они хорошо понимают трудности друг друга. У каждого имеются и свои критики, свои несогласные, и по пустякам они не будут ссориться друг с другом. И дело какого-то там заключённого не стоит никаких политических разменов. Надо же, он что-то ещё соображает! Тогда какого чёрта тебя понесло на эту Пушкинскую! И если бы не пикет… Выходит, эти молодые шовинисты избавили его от конфуза, а дипломатов, от лишних хлопот. Забавно!

— А вы меня сегодня удивили! — рассмеялся вдруг Пустошин. — Слушайте, от кого, от кого, но от вас такого не ожидал. Зачем вы на рожон полезли? Ну, думаю, сейчас кинется, выхватит автомат — и веером, веером!

— Это что, так со стороны выглядело? — удивился беглец.

— Именно так и выглядело. У вас был такой вид… Я когда служил, а это конец шестидесятых, послали нас искать беглого солдата, из соседней части бежал. Не успел тот солдатик далеко уйти, окружили его, а он подпустил ловцов поближе, вырвал у зазевавшегося автомат и застрелился! Я долго тогда сам не свой был, всё не мог понять, что его заставило, ведь молодой парень, жить бы и жить… Вот и вы напугали: «Немедленно пропустите меня!» Что это вы так?

И он пожал плечами: бог его знает? Он, собственно, плохо помнит подробности той сцены, а то, что помнит, не расскажешь. Вот-вот, про то, как заподозрил Алексея Ивановича в провокаторстве. И как не сорвалось с языка? А всё от страха за свою драгоценную жизнь…

А Пустошин уже другим тоном принялся утешать:

— Вы что же, сильно расстроились? Да бросьте! Давайте-ка, и правда, съездим к этому мотелю, а? Может, в неформальной обстановке с ними легче контактировать?

О чём это Алексей Иванович? Неужели он не понимает, что никаких неформальных контактов с дипломатами не получится! Только отговаривать не было сил, пусть сам в этом убедится. Но не успел Пустошин тронуть машину с места, как его затребовали по телефону, и в машине был хорошо слышен Юрин громкий голос.

— Папа, а вы где? Мы же договаривались… Я сейчас на Тигровой, а тебя нет! Пап, ну что там с вашими делами?

— А пока никак, — ответил Пустошин, и поспешил выбраться из машины.

— Имей в виду! Дома ждут, обед готовят… А что, Анатолий не уехал? Папа, извини, но давай отвезём твоего товарища на дачу, если по-другому нельзя. И честно скажи, его можно оставить там одного? Он пьющий, или как?.. Ну, что ты молчишь? Отвезём на дачу и…

— Юра, не надо решать за меня, хорошо?

— Но и ты меня не пугай! Я что-то не пойму… Вы где сейчас?..

— Стоим на Лазо, но…

— Вот и стойте. Я сейчас подъеду!

Присутствие сына было совсем некстати. Алексей Иванович хотел, было, перезвонить, отговорить: не надо, не приезжай, не до тебя… Но пока он раздумывал, рядом притормозило такси, и оттуда выскочил Юра. Забравшись в машину — она тотчас просела под его весом — он сходу весёлым голосом стал расспрашивать отца: «Ну, как тебе Алкин автомат?» — «Да ничего, но ещё не по руке», — сердито отвечал Алексей Иванович.

— А как ваши секретные дела? Что-то не получилось?

— Понимаешь, Юра, какая штука, нам до вторника надо ждать. Не помешаем?

— Пап, не начинай! Надо — ждите! Но дела делами, а пора обедать, а, мужики? Давайте, поедем к нам. Вы как, не против? — обернулся он к гостю.

Воспитанный парень. И ждёт, что приезжий товарищ будет не менее воспитанным и откажется от приглашения. Откажется, откажется, пусть не сомневается.

— Спасибо за приглашение, но, к сожалению…

— Ты там дома извинись, скажи: Алексей Иванович, мол, никак сегодня не может, — втолковывал сыну Пустошин.

— Вот сам звони и объясняй, а то они бог знает, что могут подумать… А давайте я вас на дачу и отвезу! — И на отцовское «нет, нет!», развернувшись, с обидой спросил:

— Ну что вы всё шифруетесь? Вы что, по злачным местам наладились?

— Что за шутки, Юра? Нос не дорос со старшими так разговаривать. У нас серьёзное дело, нам с этими… документами надо поработать…

— Алексей Иванович, ну, зачем усложнять? С документами я могу и один поработать, — подал голос из своего угла гость.

— Ну, вот видишь, пап, как всё хорошо. Товарищ твой начнёт, а ты на час заедешь, покажешься, только покажешься, а потом вернешься и тоже… поработаешь.

По городу ехали молча, и всё указывало на то, что Алексей Иванович и сам бросил идею с мотелем. Но когда пошли пригороды, он вдруг всполошился:

— Нам тут надо заехать в одно место… Где-то здесь поблизости должен быть мотель. Знаешь такой?

— Надеюсь, вы там не надолго, — легко отнёсся к новому препятствию Юра.

Да и что напрягаться! Санаторная была по пути, и находилась в двадцати минутах от центра Владивостока. Туда вели две дороги — железнодорожная и автомобильная, и мотель «Влад Мотор Инн» был как раз между ними. И от шоссе до мотеля, невысокого, в два этажа, неопределённой архитектуры здания, было всего метров двести-триста. Недалеко от указателя, что направлял путников вглубь парка, Юра и остановил машину.

— Так я не понял, для чего мы сюда приехали. Вы что, хотите в мотель перебраться? — потребовал он ясности.

— И переберёмся! — не замедлил с ответом отец. — А пока… В этой гостинице американцы живут, так надо разузнать, можно ли с ними законтачить.

— Ну, вы даёте! Петицию хотите передать? А в представительство зайти не пробовали?

— Закрыто оно сегодня… Так ты сходи, узнай, как устроиться в этот мотель… Нам лишний раз глаза мозолить ни к чему…

— Значит, разузнать, есть ли свободные номера?

— И окрестности посмотри, что там и как, — ставил задачу Алексей Иванович.

— Понял, понял! На разведку посылаешь? — усмехнулся Юра, но и сам вдруг загорелся. Да и какой же молодой человек не захочет поиграть в следопыта. Только вот долго не мог перейти шоссе — машины шли сплошным потоком. И они с Алексеем Ивановичем облегченно выдохнули, когда образовался просвет, и Юра, благополучно перебравшись на другую сторону, скрылся за деревьями.

— Не стоило вовлекать во всё это ещё и вашего сына! — качнулся к Пустошину беглец. Неужели Алексей Иванович не понимает, что подставляет сына…

— Вы Юру не опасайтесь, он надёжный. Да и не понял он ничего, он думает, это мне американцы нужны.

— А тогда я с вами зачем?

— Ну, скажем, дело у нас к американцам обоюдное… Что-то я себя всё больше и больше каким-то шпионом чувствую! — хмыкнул Пустошин.

— У меня похожее чувство. Мне только теперь и не хватает, что обвинений в шпионаже. За тайные контакты с иностранцами.

— А давайте мы это дело перекурим, а? — открыл Алексей Иванович правую дверцу машины. Нехотя выкурив по сигарете, они сидели, перебрасывались пустыми репликами. Ожидание затянулось, и с каждой стремительно утекавшей минутой приходило понимание: хочется или не хочется, но со всем этим пора заканчивать. Ничего другого не остается…

— Не стоило сюда приезжать, — по складам то ли себе, то ли Пустошину выговаривал беглец. И, сняв тесную каскетку — головная боль к полудню только усилилась, стал растирать виски.

— Да подождите вы! Вон и Юра идет, — показал рукой на дорогу Алексей Иванович. На этот раз разведчик перебрался через дорогу быстрее и, запыхавшийся, ввалился в машину.

— Ну, вы и дали мне задание… Вы хоть знаете, что это дипломатическая территория? Там столько охраны… Короче, американцы точно живут в мотеле, но у них отдельный блок, и туда, само собой, никого не пускают. На пляже никого нет, прохладно, а на корте кто-то стучит ракеткой, национальность не определил… — замолк Юра на полуслове.

И, если бы беглец не прикрыл глаза, пережидая приступ боли, то заметил бы, как Юра пристально рассматривает его в зеркальце…

— Ну, что замолчал? Рассказывай, рассказывай, — подгонял Алексей Иванович сына…

— А что рассказывать? Национальность, говорю, не определил… На рецепшне там американский канал какой-то включён… У них такая спутниковая антенна на крыше… А давайте, мужики, я вас покормлю. А то, смотрю, вы оба такие хмурые, наверно, голодные, а тут недалеко ресторан рыбный.

— Какой ресторан, Юра! И потом, ты, кажется, приглашал на обед домой!

— А я передумал! — беспечно признался Юра. — Зачем вас разделять, а? Не надо разделять. Поехали, развею вас!