Заговор обезьян - Тина Шамрай

— Назад, мужики! Движение перекрыто!

— Как закрыто? Почему это закрыто?

— Вам сказано — мероприятие идёт!

— Плевать на мероприятие! Мне в консульство надо, визу получить!

— Да, да! Нам в консульство надо! — заискивающе подтвердил и Пустошин.

— Вам сколько можно объяснять? Закрыто ваше консульство, закрыто! В понедельник придёте! Они к тому времени и штаны отстирают…

Все! Надо было отходить, но его будто кто-то подзуживал.

— Извините, у вас… — не договорил он, но милиционер и без того оказался понятливым. Ощупав рукой проблемную зону, парень отвернулся и стал приводить себя в порядок. А тут и Пустошин вцепился мёртвой хваткой и, держа за край жилета, дрожащим тенорком принялся успокаивать:

— Вот видите памятник — это Пушкин! Ну, я вам о нём рассказывал… Хороший памятник, только маленький… А дом рядом — это Пушкинский театр, там Высоцкий выступал…

— Что, вместе с Пушкиным? — хмыкнул беглец. И снова сделал шаг вперед, пытаясь рассмотреть: что, эта понурая фигурка — и есть Пушкин? Нет, вы посмотрите, как хотят, так и уродуют поэтов. Почему у него такие длинные руки, и что он там держит у самых колен?

И неожиданно сам для себя рассмеялся, и тут же краем глаза заметил, как насторожилась ближняя камуфляжная группа и повернула одинаковые в шлемах головы, и кто-то из них уже сделал шаг в его сторону. А рядом встревоженный Пустошин шипит: «Вы с ума сошли!» Возможно, и сошёл. Он уже и сам боялся собственных, уже слабо контролируемых реакций…

— Пошли, пошли! Придём в понедельник! — громко, на публику известил Алексей Иванович, и всё тянул, тянул его назад. И пришлось повернуться, и двинуться вниз по улице, повторяя про себя: «Только не спеши, не спеши!» А Пустошин шел рядом и всё подгонял: «Быстрей, быстрей!» И чем дальше они уходили от места, где по планам должна была закончиться временно вольная жизнь, тем больше саднила мысль: «И что теперь? Фонтанная?» Но на улицу Фонтанную не хотелось. Чёрт, как болит голова!

Они уже отошли на приличное расстояние, когда там, позади, послышался топот, и оба, не оборачиваясь, прибавили шагу. Сейчас, сейчас улица кончится, осталось только завернуть за угол, а там… Но на углу их догнал крик: «Лёшка! Лёшка, погоди!» И, обернувшись, Пустошин довольно хмыкнул: «На ловца и зверь бежит! Вот вам и журналист собственной персоной!»

«Какой журналист? Зачем сейчас журналист? К чёрту журналистов!»

— Вот ключи! Садитесь в машину, садитесь и не бойтесь, он не кусается, но владеет информацией! — втолковывал Алексей Иванович. И, развернувшись, с преувеличенной радостью выкрикнул:

— Кирилл, ты, что ли?

— А кто же ещё? Смотрю, неужто мой друг Пустошин! А может, и не Пустошин чешет от меня как молодой…

Пока Алексей Иванович заговаривал друга Кирилла, он уселся в машину, оттуда и рассмотрел журналиста: человек как человек, рыжий, в жилетке, в них любят обряжаться фотокоры, сама камера, видно, была в кофре, висевшем на плече. «Нет, нет, только не сейчас! Никаких журналистов, — надвинул он на брови каскетку. „Смотри, какой капризный! То нужна пресса, то для прессы рано. Никак на тебя не угодишь“».

— Ты что же не перезвонил, Иваныч! Запросто ведь разминулись бы!

— Да вот решил в кои веки заглянуть в консульство, а там всё перекрыто! Садись, Кирилл Михайлович, в машине и поговорим!

— Ты не один? — увидел журналист незнакомца.

— Добрый день, — вежливо поздоровался тот.

— Здрасте, здрасте… Если ты о пикете, то эка невидаль! Они и вчера стояли, а сегодня флаг американский собираются жечь. Через час и начнут, у них всё по плану.

— А по какому поводу-то весь сыр-бор? — живо так расспрашивал Алексей Иванович.

— Да повод всегда найдётся! Народ бастует, а власть не знает, на кого валить… Команду дали, вот и пригнали под империалистические окна…

— И у нас, в Хабаровске, народ бузит, только совсем другой народ, противоположный…

— Где, что, когда, выкладывай!

— Да нарисовали, вроде один другого водит на цепочке как дрессированного!

— Э! Я думал, что серьёзное. Вот у нас на днях растяжку кто-то повесил: «Беспутная жизнь лучше путной!» Вот это — да! Вроде и нет ничего крамольного, а сколько смысла! Теперь пусть попробуют дело пришить! Ведь до чего дошло, не за действия — за слова судят! Ты сам-то, Иваныч, что, такие мероприятия уже не проводишь?

— Обижаешь, Кирилл! Недавно пикет в память погибших журналистов провели. Звали и твоих коллег, и, ты думаешь, они нас поддержали? Прибежали, понюхали, а потом, будьте любезны, так откомментировали, что… И всё с такой, понимаешь, интонацией подавалось, с такой…

— Понимаю! С блядской интонацией и подавалось. А что ты хотел? Матросовых среди нас мало. Я сам уже давно на амбразуру не кидаюсь. Хватит! Да и с кем бодаться? Ты смотри, как власть измельчала! Десять лет назад правил один и большой, а сейчас два, но маленьких. И политика мелкая: насолить, ущучить, отмстить…

— Да-да, как-то мелкотравчато всё, — поддержал Пустошин.

— Есть старый морской анекдот в тему. Приходит лесовоз в порт, а к четвёртому механику, значит, жена с материка прилетела. Ну, понятное дело, заперлись они в каюте и, дело молодое, увлеклись. А третий механик только-только лег перед вахтой отдохнуть, только заснуть не может, слышно через переборку, как четвёртый с женой кувыркаются, и всё друга спрашивают: «Ой, попочка! Чья же это попочка? А это чья, такая розовая?» и так без конца. Слушал, слушал третий, не выдержал, да как стукнет по переборке кулаком: «Мать вашу, когда вы там, наконец, разберётесь, где чья задница?»

— И к чему это ты его рассказал? — На взгляд Алексея Ивановича анекдот был совершенно легкомысленным и не соответствовал серьёзности момента. Но у журналиста были свои соображения.

— Скоро, попомни моё слово, драчка у них начнётся, будут выяснять, чья задница главнее. А нам только и останется, что посмеиваться. И над собой, какими мы были наивными, и над этими… прости господи, властителями. А писать про это — уволь!

— Так уходить из профессии надо! — стал закипать Алексей Иванович.

— А ты что злой такой, а? Тебе не дали пройти в консульство, и ты рассвирепел! Лёшка, скажи, тебе что, уже была назначена встреча? Ну, назначили день для интервью, или как?

— Или как! Просто хотел прийти, узнать, какие бумаги нужны…

— Ну, и кто ты после этого? Тебя бы охрана послала далеко-далеко. Они сейчас как работают? Запрос только по интернету, по телефону уже ни с кем не разговаривают! О встрече с консульскими надо заранее договариваться, чудак ты этакий! Коллега с Сахалина недавно хлопотала о визе, ей и день собеседования назначили, она и прилетела, только её даже на порог не пустили. И никаких объяснений! А человек чёрт знает откуда добирался!

— А что так? Раньше-то всё проще было!

— То раньше! Да, не повезло тебе. Во-первых — пятница, дальше два выходных… А первого сентября — это в понедельник, у них свой праздник… забыл, как называется…

— День труда, если не ошибаюсь! — подал из своего угла голос человек с газеткой.

— Вот-вот! И у них свой мир, труд, сентябрь… Моряк? — обернулся Кирилл Михайлович к незнакомцу.

— Моряк, моряк… — пришёл на помощь Алексей Иванович. А беглец чертыхнулся: опять он со своим комплексом отличника не справился. Молчал бы в тряпочку, нет, надо свою осведомлённость показать!

— Ну, информируй, Кирилл, информируй…

— Да что информировать? Посольские-то не работают и в наши праздники, а уж в свои и подавно! Они запуганные какие-то, американцы-то. Журналистов позовут, так дольше физиономии изучают и сумки проверяют, чем сам брифинг длится! Консул, говорят, пока домой доедет, меняет несколько машин. Понять их, конечно, можно! Тут, кроме политики, происшествий хватает. Слышал же, прежний консул с пьяных глаз чуть парня не задавил? Ну, и теперь, видно, боятся, что специально будут под колёса дипломатической машины бросаться, а потом деньги требовать! А жаждущих американской помощи и без этого хватает. То ненормальный захватит автобус и потребует везти его к американцам на Пушкинскую, то корейцы чуть ли не в окна к ним сигают.

— Как в окна? — изобразил удивление Алексей Иванович. Историю он эту знал, пусть и другие послушают.

— Да очень просто! Забрался такой чёрт на крышу, видел же — там впритык жилой дом стоит? Так он по крыше, по крыше, а потом по лестнице пожарной. На лестнице его и схватили! А корейцы же боятся, что их назад выдадут! Слыхал же, семейная пара с моста прыгнула, когда их той стороне передавали… Да, жизнь у американцев здесь нервная. У них несколько лет назад морского пехотинца из консульской охраны чуть не расстреляли…

— На посту, что ли? — не поверил Пустошин.

— Ну, что ты! До этого пока не дошло. В ночном клубе дело было, но парню повезло, живой остался…