Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

для борьбы: «Но понял я: не одолеть колосса!» = «Но силы покинут — и я утону». Поэтому они хотят вернуть всё как было: «Пусти назад — о, отворись, сезам! / Назад — к метро, к подземным переходам!» = «Спасите! Спасите! Хочу я. как прежде. / В нору, на диван из сухих камышей» /4; 333/, - так как столкнулись с откровенной враждебностью: «Я в мир вкатился, чуждый нам по духу» = «Немного проплаваю чуть поднатужась <…> Здесь плавают девочки в верхней одежде, / Которые очень не любят мышей» /4; 102/.

Примечательно еще вот какое совпадение. В концовке «Песни автозавистника» герой говорит: «Всё — еду, еду регистрировать в ГАИ!», а в «Песне автомобилиста» эта же самая ГАИ, но на этот раз названная ОРУДом, пытается с ним бороться штрафами (читай: запретами): «Орудовцы мне робко жали руку, / Вручая две квитанции на штраф».

В концовке «Песни автомобилиста» читаем: «Назад — к моим нетленным пешеходам!», — что выглядит очень странно, поскольку эти «нетленные пешеходы» устроили ему жесточайшую травлю («Прервав общенье и рукопожатья, / Отворотилась прочь моя среда, / Но кончилось глухое неприятье, / И началась открытая враж-да»УУ2): вонзали шило в шины и т. д. Фактически отказ от автомобиля и объединение со своими гонителями — это признание своего поражения. Вероятно, поэтому песня была исполнена Высоцким всего один раз.

Но подчеркнем еще раз: герой «Песни автозавистника» и «Песни автомобилиста» — это один и тот же персонаж, выступающий в разных масках (пролетария и интеллигента) и являющийся при этом alter ego самого поэта.

Наблюдается даже своеобразная «кольцевая композиция»: в начале «Песни автозавистника» герой предстает в образе пешехода («Я шел домой по тихой улице своей»), а в конце — сам становится владельцем автомобиля, что служит мостиком для перехода ко второй песне — «Песне автомобилиста», которая также начинается с того, что герой предстает обыкновенным пешеходом («Отбросив прочь свой деревянный посох…»), далее становится автомобилистом, но в результате травли, которую ему устраивают толпа и власть, разбивает, как в первой песне, свой автомобиль («Назад! Руль влево — и по тормозам!») и вновь становится пешеходом. Таким образом, как был герой пешеходом в начале первой песни, так и остался им в конце второй. Но этот вариант развития событий, как уже было сказано, означает признание поэтом своего поражения, поэтому «Песня автомобилиста» им практически не исполнялась.

А в ночь с 4 на 5 февраля 1971 года, то есть примерно за полгода до написания «Песни автозавистника», Высоцкий давал концерт на дому у Вениамина Смехова, и в самом начале сохранившейся фонограммы шел разговор о покупке Высоцким автомобиля и его страховании. Одна из присутствующих дам обратилась к нему: «Володя, я тебе скажу: есть великолепный способ, что вот ты разобьешь, не разобьешь — сразу на всю сумму страхуй машину. И поэтому если у тебя угонят машину или ты ее сломаешь, тебе сразу полностью [нрзб.]». Высоцкий незамедлительно ответил: «Ну, я застрахую и разобью», — что перекликается с уже разобранными мотивами из «Песни автозавистника» и «Песни автомобилиста».

Теперь выявим сходства между последней песней и «Горизонтом» (1971).

В обоих случаях лирический герой выступает в маске автомобилиста, но если в «Горизонте» он все время едет в автомобиле, то в «Песне автомобилиста» происходит «разъятие» образа: ночью автомобиль отделен от героя, и тогда враги стремятся изуродовать автомобиль, а днем, когда герой едет в автомобиле, милиция пытается сломить его волю штрафами-запретами. В «Горизонте» же этот образ остается единым «и ночью, и днем»[984] [985], а враги находятся по обе стороны шоссе, сопровождая героя на протяжении всего жизненного пути и пытаясь любыми средствами его остановить: «То черный кот, то кто-то в чем-то черном», «Завинчивают гайки. Побыстрее! — / Не то поднимут трос, как раз где шея», «Но из кустов стреляют по колесам».

Между тем сходств у этих песен больше, чем различий, так как обе они раскрывают конфликт поэта и власти: «И руки разбивали неохотно» = «Орудовцы мне робко жали руку»; «Но то и дело — тень перед мотором» = «И вот, как “языка”, бесшумно сняли / Передний мост и унесли во тьму»; «Я знаю — мне не раз в колеса палки ткнут» — «Вонзали шило в шины, как кинжал»; «Не то поднимут трос, как раз где шея» = «Морским узлом завязана антенна — / То был намек: с тобою будет так!».

Но если в «Горизонте» герой был уверен в победе: «Вы только проигравших урезоньте, / Когда я появлюсь на горизонте!», — то в «Песне автомобилиста» он уже осознал безнадежность борьбы: «Но понял я: не одолеть колосса!».

Интересно также сопоставить «Песню автомобилиста» со стихотворением «^ бодрствую, но вещий сон мне снится…» (1973).

В обоих произведениях коллеги и власть объявляют лирическому герою войну: «Но кончилось глухое неприятье, / И началась открытая вражда» = «Мне объявили явную войну / За то, что я нарушил тишину…». Но он не собирается отступать: «И не сдавался, и в боях мужал» = «И очень не хочу идти ко дну». Поэтому в черновиках песни «Мы вращаем Землю» (1972) будет сказано: «Деловой особист среди нас не найдет / Тех, кто сдался на милость» (АР-6-29).

О вражде, которую объявила поэту его «среда», можно судить также по воспоминаниям актрисы Людмилы Касаткиной, которой Высоцкий жаловался: «Представляешь, я иду по театру, и со мной ни один человек не здоровается!»774 по многочисленным анонимным доносам, которые писали на него в театре, и по тому, что ему постоянно расстраивали гитару, то есть, образно говоря, «вонзали шило в шины». Об одном из таких случаев рассказал фотограф Александр Стернин: «На той же премьере “Преступления и наказания”, перед самым выходом на сцену, он обнаружил, что все струны гитары (а он должен был петь романс) спущены. Я сам видел, как Володя вышел со сцены: “Б…, какая с… спустила струны?!”»[986]. То же самое повторялось и перед спектаклем «Вишневый сад», по свидетельству А. Стернина: «Володя говорил: “Ну вот, опять! И кому это надо?!”»[987]б.

Однако эта «открытая вражда» могла проявляться и в форме «глухого неприятья»: «В 1978 году, помню, он вернулся из театра поздно ночью после просмотра фильмов. Растолкал меня от сна: “Представляешь картину? Актеры видят себя на экране, радостно узнают друг друга. Появляюсь я — гробовое молчание. Ну что я им сделал? Луну у них украл? Или “Мерседес” отнял?»[988].

Данная история произошла в апреле 1979 года,