Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анджела Дэвис (р. 1944) — американская революционерка, состоявшая в коммунистической партии США и одновременно в террористической организации «Черные пантеры», которая была создана КГБ745. В феврале 1972 года над ней состоялся суд за пособничество в убийстве. Тогда советская пропаганда и подняла истерику на весь мир: «Свободу Анджеле Дэвис!».
Таким образом, лирический герой Высоцкого, «заступаясь за Анджелу Дэвис», вновь иронически примеряет на себя маску пролетария. Причем «Канатчикова дача» в этой песне и психбольница в «Песне автозавистника» упомянуты неслучайно, так как в 1971 году, незадолго до их написания, Высоцкий сам лежал в московской психиатрической больнице № 1 имени П. Кащенко (в народе ее как раз и называли «Канатчикова дача»), о чем рассказала врач Галина Пантелеева в интервью «Экспресс-газете»: «Высоцкий лежал когда-то у нас в Кащенко по вполне понятной причине — чрезмерному увлечению алкоголем. <….> В Советском Союзе лечение от алкоголизма нигде, кроме как в “психушках”, не проводилось. 1971-й год. Володе 33… Он и в другие клиники поступал с точно такой же проблемой»[957]. Этот же факт упомянул Валерий Золотухин в дневниковой записи от 31.01.1971: «Володя сидел в кабинете шефа, воспаленный, немного сумасшедший, — остаток вынесенного впечатления из буйного шизофренического отделения, куда его друзья устроили на трое суток»74[958]. Отсюда, кстати, возникли и более позднее строки: «Настоящих буйных мало — / Вот и нету вожжа-ков» («Письмо с Канатчиковой дачи», 1977). В этой песне в качестве «жертв телевиденья» выступят уже все обитатели психушки: «Все почти с ума свихнулись, / Даже кто безумен был, / И тогда главврач Маргулис / Телевизер запретил».
Как мы помним, в черновиках «Песни автозавистника» герой признавался: «Не для того лечил я нервы в том году, / Чтоб частный собственник глумился надо мной» /3; 140/. А сам Высоцкий дружил с невропатологом Левоном Бадаляном, создавшим «в 1963 году на педиатрическом факультете II Московского медицинского института первую в стране кафедру детской неврологии»[959]. И вскоре Высоцкому довелось там побывать: «У Марины для Володи нашелся другой врач, довольно известный детский невропатолог, сейчас его уже нет в живых. Он дружил с людьми из околоактерской среды — в частности, с Андреем Вознесенским. У него в отделении детской неврологии и лежал Володя в отдельной палате. Но это была всего лишь борьба с последствиями запоя, но не с его причинами»[960] [961] [962] [963]. Отсюда: «Не для того лечил я нервы в том году…» /3; 140/, «Но лежу я в отделеньи невро- / Патологии» /2; 180/, «Ядовит и зол, ну, словно кобра, я, — / У меня больничнейший режим. / Сделай-ка такое дело доброе — / Нервы мне мои перевяжи» /3; 51/ (а сам лирический герой собирается перевязать свою сонную артерию, на которую бросают взгляды вампиры в «Моих похоронах»: «Артерию измерию, / Проснусь и заверну в материю»; АР-3-38). Да и еще в письме от 10.05.1969 Высоцкий сообщал Кохановскому: «Были больницы, скандалы, драки, выговоры, приказы об увольнении, снова больницы, потом снова, но уже чисто нервные больницы, т. е. лечил нервы в нормальной клинике, в отдельной палате»750.
А то, что он сам был «жертвой телевиденья», подтверждают воспоминания его мамы Нины Максимовны: «В доме почти всегда работал телевизор: Володя любил смотреть все подряд, — вероятно, ему нужна была всякого рода информация»751; его любимой женщины Оксаны Афанасьевой: «Ложился вот в такой позе на диван, включал телевизор и смотрел все подряд»152 (сравним в «Жертве телевиденья»: «Потом ударники в хлебопекарне — / А мне всё по сердцу, гляжу подряд» /3; 416/); и его друга Вадима Туманова: «Часто был включен телевизор, всегда смотрел программу “Время”… Марина ему говорила: “Да выключи ты этот глупый ящик!”[964] [965] [966] Я тоже приставал: “Зачем ты все это смотришь?”. — “Надо, Вадим!”»754
Дополнительные детали приводит бывший режиссер С. Говорухин: «Бывало, сядет напротив телевизора и смотрит все передачи подряд. Час, два… Скучное интервью, прогноз погоды, программу на завтра. В полной “отключке”, спрашивать о чем-нибудь бесполезно. Обдумывает новую песню»755. Да и сам Высоцкий на одном из концертов, предваряя исполнение «Жертвы телевиденья», признался: «Это про любителей смотреть телевизор. Я сам очень люблю смотреть. Он у меня, кстати, не работает сейчас»[967] [968]. И последний штрих к теме — воспоминания основателя школы советского каратэ Алексея Штурмина: «Интересно было наблюдать, как Володя смотрел телевизор. Он не комментировал словами то, что происходило на экране, но жестами и мимикой прекрасно показывал свое отношение»757.
В самоироническом образе «жертвы телевиденья» лирический герой предстанет и в стихотворении «Мы бдительны — мы тайн не разболтаем…» (1979): «Мы телевизоров напокупали[969], / В шесть — по второй — глядели про хоккей, / А в семь — по всем — Нью-Йорк передавали, — / Я не видал — мы Якова купали, — / Но там у них, наверное, о’кей! / Хотя волнуюсь, в голове вопросы: / Как негры там? — / А тут детей купай, — / Как там с Ливаном? Что там у Сомосы? / Ясир здоров ли? Каковы прогнозы? / Как с Картером? На месте ли Китай?». Также и в «Жертве телевиденья» героя беспокоят проблемы всего мира: «…Я всею скорбью скорблю мировою, / Грудью дышу я всем воздухом мира, / Никсона вижу с его госпожою» (это же касается и героя-рассказчика повести «Дельфины и психи», 1968: «Ах, если бы не судьбы мира!» /6; 25/; «…от судьбы не уйдешь! Ни от своей, ни от мировой» /6; 26/). И если Туманов вспоминает, что Высоцкий «всегда смотрел программу “Время”», то в стихотворении «Мы бдительны — мы тайн не разболтаем…» герой говорит: «Послал письмо в про-граммму “Время” я», — а в комментариях к «Лекции о международном положении, прочитанной человеком, посаженным на 15 суток за мелкое хулиганство, своим сокамерникам» (1979) Высоцкий часто говорил: «…все-таки наказали его, и попал он на пятнадцать суток за мелкое хулиганство, этот самый персонаж. Но так как он был последним, кто посмотрел программу “Время”, то все на него набросились, стали спрашивать: “Как там дела? Как там в мире?”. И он рассказал, что он помнил и как он помнил»[970], - раскрывая, таким образом, личностный подтекст песни (подробнее о ней — на с. 444, 493 — 498,