Анжелика - Анн Голон

— Ну, этого от него не потребуют, но он должен будет стоять на этой скамье на коленях перед распятием, которое укреплено на кафедре председателя суда.

— Для такого чудовища это еще слишком роскошно! — крикнул клерк с сальными волосами.

Анжелика вздрогнула. Если даже эта толпа, состоящая из избранных представителей правосудия, настроена так враждебно и предвзято, то чего же ждать от судей, которые тщательно подобраны королем и его приближенными?

Но магистрат в мантии с меховым воротником важным тоном возразил клерку:

— А по-моему, все это выдумки. Этот человек колдун не больше, чем мы с вами, но он, должно быть, помешал очередной крупной интриге кого-нибудь из сильных мира сего, и теперь они выискивают законный предлог, чтобы убрать его со своего пути.

Анжелика склонилась вперед, чтобы лучше рассмотреть человека, который отважился так открыто высказывать столь опасные мысли. Ей очень хотелось узнать его имя, но ее спутница легким прикосновением руки напомнила ей, что она не должна обращать на себя внимание.

Сосед отважного магистрата, оглядевшись по сторонам, тихо сказал:

— Если бы им необходимо было просто избавиться от него, я думаю, они могли бы сделать это и без суда.

— Им нужно время от времени кинуть кость народу и показать, что иногда король карает и представителей знати.

— Но, мэтр Галлеман, если бы это было так и все затеяли ради того, чтобы удовлетворить страсти толпы, как некогда делал Нерон, то был бы громкий открытый процесс, а не такой, при закрытых дверях, — возразил молодой человек, который жаждал, чтобы суд скорее начался.

— Сразу видно, что ты еще новичок в этом проклятом ремесле, — сказал знаменитый адвокат, выходки которого, по словам Дегре, заставляют дрожать Дворец правосудия. — На открытых заседаниях может вспыхнуть настоящий бунт, так как народ по природе своей чувствителен и не так глуп, как кажется. Ну а король уже умудрен опытом и больше всего боится, чтобы и у нас дело не обернулось так, как в Англии, где народ сумел весьма ловко положить голову своего монарха на плаху. Вот поэтому-то тех людей, которые мыслят по-своему, да еще к тому же мыслят опасно, у нас душат потихоньку, без шума. А потом их тела, в которых еще теплится жизнь, бросают на растерзание черни, вызывая у нее низменные инстинкты, и обвиняют народ в жестокости. А священники твердят ему, что необходимо бороться со столь низменными наклонностями и, само собой разумеется, до суда и после служат мессу.

— Но церковь не причастна к этим эксцессам, — запротестовал сидящий неподалеку священник, склоняясь к разговаривающим. — Я скажу даже больше, господа, в наше время очень часто мирской суд, не зная канонического права, берет на себя смелость подменять собой суд церковный. И думаю, я не ошибусь, если заверю вас, что большинство присутствующих здесь представителей церкви обеспокоено тем, что гражданская власть посягает на ее права. Я недавно вернулся из Рима и видел, как наше посольство в Ватикане постепенно превратилось в пристанище для всякого сброда, для всякого отребья. Его святейшество папа Римский уже не хозяин в собственном доме, потому что наш король, чтобы разрешить этот спорный вопрос, не колеблясь, послал в подкрепление войска, и французские солдаты при посольстве получили от него приказ стрелять по войскам папы, в случае если те перейдут к действиям, иными словами, попытаются арестовать разбойников и воров, итальянских и швейцарских подданных, которые нашли убежище в стенах французского посольства.

— Но ведь любое посольство неприкосновенно в чужой стране, — осторожно заметил пожилой буржуа.

— Да, конечно. Однако оно не должно давать приют всем ракалиям Рима и способствовать подрыву единства церкви.

— Но и церковь не должна подрывать единства французского государства, на страже которого стоит король, — упрямо возразил пожилой буржуа.

Все посмотрели на него, словно недоумевая, почему он оказался здесь. Во взгляде большинства сквозила подозрительность, и они отвернулись, явно сожалея, что высказывали опасные мысли при незнакомце, который — кто знает!

— может, был подослан Королевским советом.

Один только мэтр Галлеман, пристально посмотрев на него, возразил:

— Ну что ж, следите внимательно за этим процессом, сударь. Вы на нем получите некоторое представление о действительном конфликте между королем и римской церковью.

Анжелика в ужасе слушала этот разговор. Теперь ей стали понятны колебания иезуитов и неудача с посланием папы, на которое она долгое время возлагала все свои надежды. Значит, король не признает никакой власти над собой. А раз так — Жоффрея де Пейрака может спасти только одно: если совесть судей одержит верх над их раболепством.

Наступившая вдруг в зале мертвая тишина вернула Анжелику к действительности. Сердце ее замерло.

Она увидела Жоффрея.

Он шел с трудом, опираясь на две палки; теперь он хромал еще сильнее, и после каждого его шага казалось, что сейчас он упадет.

Он производил впечатление человека очень высокого и в то же время очень сутулого, а худоба его не поддавалась описанию. Анжелика была потрясена до глубины души. Долгие месяцы разлуки немного стерли в ее памяти дорогой ей облик, и сейчас, глядя на него как бы глазами наполнившей зал публики, она в ужасе отметила, что он действительно выглядит необычно, даже немного устрашающе. Пышные черные волосы, обрамляющие изможденное, бледное как смерть лицо с красными шрамами, потрепанная одежда, худоба — все это должно было ошеломить сидящих в зале.

Когда он поднял голову и медленно обвел публику горящим взглядом черных глаз, в которых сквозила ирония и уверенность в себе, жалость, закравшаяся было в души некоторых, исчезла, и по залу пробежал враждебный ропот. То, что увидели люди, превзошло все их ожидания. Перед ними стоял настоящий колдун!

Опуститься на скамью на колени граф де Пейрак не смог, и он старался стоять перед нею между двумя стражниками.

В этот момент через две двери вошли двадцать вооруженных швейцарских гвардейцев и рассеялись по огромному залу.

Все было готово для начала процесса.

Чей-то голос объявил:

— Господа, суд идет!

Все встали, и в дверь, которая вела на помост, вошли Судебные приставы с алебардами, в костюмах XVI века с гофрированными воротниками и в шапочках с перьями. За ними шествовали судьи в тогах с горностаевыми воротниками и в квадратных шапочках.

Первым шел довольно пожилой человек в черном, в котором Анжелика с трудом узнала канцлера Сегье — она видела его во всем великолепии во время торжественного въезда короля в Париж. За ним шел какой-то сухопарый высокий человек в красной тоге. Затем следовали шестеро в черном. На плечах одного из них была короткая красная накидка. Это был господин Массно, президент тулузского парламента. Сейчас он был одет куда строже, чем в день их встречи на дороге в Сальсинь.