Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов

Водка оказалась отвратительной и мутной. От неё отдавало керосином. Сыр чересчур солёный, зато хлеб был свежий, хоть и грубого помола.

Офицер жаловался доктору на ломоту в коленях. Тот удивлялся, как в такой сырости он вообще ещё ходит. Так и до чахотки недалеко, а то и тиф подхватишь. Мазь он изготовит, но стоить она будет не дёшево. Посоветовал подштанники носить тёплые, да на ночь ноги хорошенько укутывать.

Поблагодарив хозяев за гостеприимство, Павел выбрался из землянки и направился в штаб. Казаки, устроившись на брёвнышке перед штабом, держа лошадей в поводу, глядели через бухту на бастионы, укрытые облаками порохового дыма. У крыльца сидело и лежало десятка два солдат из караула Дежурства. Ружья составлены в козлах.

В доме, где располагалась главная квартира, было восемь комнат. В двух средних находилось Главное дежурство. Стоял деревянный стол, покрытый зелёным сукном. За столом сидели офицеры на низеньких табуретках и занимались бумагами. На полу и на импровизированных полках лежали кипы папок. Во второй комнате находился кассовый ящик с деньгами. Возле ящика дежурил часовой. Тут же в углу в кучу свалены ружья и штуцеры, принесённые охотниками из вылазок. У стены друг на друге громоздились ящики с посылками. Два офицера штыками вскрывали ящики и проверяли содержимое: нет ли чего недозволенного. В соседней комнате за стеной работали топографы. На большом столе разложены листы бумаги, линейки, карандаши…. Временами постукивал маленький станок походной литографии. Против входной двери, в небольших сенях лежали штабеля мешков с казёнными поставками: рубашки, корпия, бинты, сапоги, рукавицы, а так же тёплые вещи, пожертвованные купечеством. В дверях вечно толкалось несколько казаков, готовых в любой момент сорваться куда-нибудь с приказом. Их лошади были привязаны у крыльца.

Главнокомандующий сразу же вызвал Павла, кратко объяснил задачу. Он был немногословен. Снова в разведку. На этот раз – в Евпаторию. Узнать, выведать, запомнить, вернуться.

На следующее утро, обрядившись в караимского торговца, Павел ожидал деда Михо на дороге из Севастополя. Круглая баранья шапка, длинная холщовая рубаха, подпоясанная широким суконным кушаком, шерстяной кафтан без пуговиц, с вышивкой по краю, короткие сапоги с загнутыми носами.

Вскоре появилась на дороге телега, доверху нагруженная тюками и высокими корзинами. Понурая лошадка медленно тянула воз. Дед Михо сидел впереди, держа вожжи. А рядом с ним …. У Павла перехватило дыхание. Мария?! Девушка куталась в салоп, отделанный лисьим мехом. На голове красная круглая татарская шапочка, расшитая серебряной нитью, поверх тонкая шерстяная шаль.

– А вот и наш попутчик! – весело сказал дед Михо и полез за трубкой.

– Мария? – только и смог произнести Павел. – А вы куда же?

– В Евпаторию, с вами.

– У Марии в Гёзлёве живёт бабушка по матери. Да и родственников много из караимов, – объяснил дед Михо.

– Но в городе турки. Почти все жители выехали, – возразил Павел.

– Ну, кто-то да остался, – пожал плечами дед Михо. – Татары, так те вообще не выезжали. И караимы многие остались. Куда им убегать?

– И отец отпустил?

– Под мою ответственность. Слышал, в Евпатории французский комендант нынче строгие порядки навёл. Мародёров и грабителей вешают безжалостно.

Павел взобрался в телегу.

– Дозвольте сидеть с вами? – спросил он Марию.

– Отчего же – нет? – согласилась девушка, слегка порозовев. – Только я неразговорчивая. Это дедушка у нас любит дорогой поболтать.

– И я неразговорчив, – тут же нашёлся Павел.

– А вы, Павел Аркадьевич – вылитый крымчак, – сказала девушка, и озорная улыбка будто осветила её лицо.

Неразговорчивые Павел и Мария всю дорогу болтали без умолку, а дед Михо только курил, помалкивал, иногда усмехался про себя. Мария рассказывала о своём детстве, о том, как привольно жили в Балаклаве, как дедушка брал её в море на ялике ловить рыбу, как они однажды ездили в Одессу к дальней родне…. А Павел описывал ей, как мог, красоты Петербурга. Перебрал все смешные истории, произошедшие с ним в училище….

Иногда у Павла возникала мысль, что нет между ними никакой разницы. Ну и в чем его дворянское превосходство? Подумаешь: из Петербурга, из хорошей семьи, получил отличное воспитание…. А Мария ничем не хуже. Она говорила складно, грамотно. И слушала внимательно, не перебивала. Она понимала его, – чувствовал Павел. Да хоть о чем с ней говори – всё понимала. И он её понимал. Зачем все эти условности между людьми? Порой казалось, что они знакомы уже много, много лет. А как она задорно смеялась….

Так незаметно подъехали к косе между солёным озером и морем.

– Гляди-ка! – удивлённо воскликнул дед Михо. – А лебеди не улетели.

На темной воде у самого берега белыми пятнышками покачивалось несколько птиц.

– Надо же, ни война, ни буря их не спугнули. Надо угостить божьих созданий.

Дед Михо остановил лошадь, слез с телеги, порылся в одном из мешков. Кинул в подол епанчи несколько горстей овса и отправился к воде. Лебеди отплыли на безопасное расстояние. Но когда дед Михо высыпал на камни зерно и отошёл, птицы поспешили к угощению.

Мария очень осторожно подошла, присела на корточки, совсем рядом с птицами. Когда Павел решил тоже подойти, лебеди тут же уплыли.

– Почему они тебя не боятся? – удивился он. – А меня испугались?

– От вас пахнет порохом, как от охотника.

– Но я надел другую одежду.

– Все равно. Копоть надолго впиталась в вашу кожу, – объяснила Мария.

Перед городом их встретил секрет из пяти всадников-татар.

– Дед Михо пожаловал! – узнал грека пожилой татарин. – Что везёшь?

– Салам аллейку, Ахмад. Вот, везу кожу воловью для сапог, сукна немного и овёс. Правда, овса хорошего раздобыть сейчас очень трудно. Но, что смог, то достал.

– Гумушу товар везёшь?

– Да, ему. Вон и внучка его со мной.

– Что ж, проезжай. Пусть старик внучке порадуется. Нынче мало светлых дней выпадает на долю честных людей. Только попрошу тебя, Михо, дай нам немного овса. Лошадей совсем кормить нечем. Я заплачу тебе французскими монетами. Других у меня нет.

– Хорошо. Бери, – согласился дед Михо и спросил: – А что в городе, совсем плохо?

– Я в город не суюсь, – недовольно скривил губы татарин. – Там холера. Но знаю, что горожанам не до жиру. Дома топить нечем. Лошадей кормить нечем. Всю живность давно съели. Даже голубей переловили. Иногда кораблями хлеб завозят, но очень мало. Зато солдат привезли из Константинополя видимо-невидимо. Так, тех и разместить негде.

Подъезжая к городу, путники увидели свежий возведённый вал выше человеческого роста. Перед валом глубокий ров. Во рву копошились рабочие, выкидывая лопатами землю. Развалины городской стены крепили: где турами, где насыпью. Оборудовали орудийные гнезда.