Князь Вольдемар Старинов. Книга вторая. Чужая война - Сергей Садов

— Я понимаю… — Ульмар опустил голову. — Что ты сделаешь с моей семьей?

— Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Но сначала надо спасти тех, кого еще можно. — Володя покопался в карманах и достал лист бумаги. — Вот, пиши.

— Что? — Герцог недоуменно взял бумагу.

— Письмо сыну! Пока он не наделал глупостей, пусть немедленно сдается. Со своей стороны я обещаю, что не буду выдвигать против него обвинений в мятеже. Ульмар, чем раньше все закончится, тем лучше для всех. И тем больше людей будет спасено, в том числе и твой сын. Но если он попытается поднять знамя мятежа вместо тебя, то я уже ничего для него не смогу сделать. Сейчас он пока только один из мятежников, который подпадает под общую амнистию, приказ о которой я как раз готовлю. Но стоит ему поднять выпавшее из твоих рук знамя, как он становится уже главой мятежа. Понимаешь, к чему я клоню?

— И ты оставишь в живых наследника бывшего герцога? Не боишься проблем?

Володя поднялся и подошел к окну. Долго изучал что- то на улице.

— То, что я сейчас скажу, — заговорил он, не оборачиваясь, — меньше всего мне хочется говорить именно тебе, но иначе будет трудно объяснить. Моя семья погибла на моих глазах. Сестре было восемь лет. Я спасся чудом, а потом вынужден был долго скрываться. Потом уже у меня было много времени обдумать случившееся. Тогда я и поклялся себе, что если судьба для меня повернется в лучшую сторону, то от моей руки не пострадает ни один невинный…

Володя немного лукавил — такой клятвы он себе никогда не давал. Но в этом мире, где слово благородного играло не последнюю роль, такое поведение было понятным. Это как рыцарский обет, который надо исполнять. Впрочем, и обманом это не было — ему действительно была противна мысль лишать жизни тех, кто и защищаться не может… Да и Гвоздь его не поймет, когда они все-таки встретятся… Вот про Гвоздя точно говорить не стоило, тогда уже не поймет герцог.

— И что ты предлагаешь? — В глазах отчаянная надежда. Судя по всему, шпионы не врали и герцог действительно очень любит семью.

— Во-первых, для того чтобы избежать проблем для себя лично, они все должны прилюдно отказаться от прошлого рода — я специально узнавал, такое было. Род Тиндонов должен умереть. Тогда они уже не смогут ни под каким видом претендовать на герцогский титул.

— С одной стороны, верно, — согласно кивнул бывший герцог. — Но с другой, если найдется влиятельный кукловод, это его вряд ли остановит.

— А потому, во-вторых, ты передаешь опеку над своей семьей мне. Твои сыновья начнут с низшей ступени и станут оруженосцами, а там посмотрим, до чего дослужатся…

— А их мать и сестра у тебя в заложниках, — невесело Улыбнулся Ульмар. — Умно придумал… Надо было прислушаться к тем, кто предупреждал насчет тебя… И не в моем положении торговаться.

— Ну, раз вы согласны, то не буду вам мешать. Полагаю, вам еще с женой обсудить надо, что именно вы напишете в письме.

— Да… еще ей рассказать все.

— Полагаю, в этом нет необходимости, — усмехнулся Володя. — Стена между комнатами не каменная, а обычная деревянная перегородка. Если с той стороны приложить ухо, то наш с вами разговор прекрасно слышен. Я их попросил уйти не потому, что не хотел, чтобы они нас слышали, а чтобы не мешали своими неуместными восклицаниями и комментариями. — Князь специально повысил голос. — А то у некоторых чересчур острый язычок

С той стороны послышался возмущенный крик, потом звук падения чего-то, и, кажется, произошла небольшая борьба.

— Все равно я до него доберусь и скажу все, что о нем думаю! — приглушенно донеслось из-за стены.

Володя вышел из комнаты.

Этот разговор с бывшим герцогом вымотал его больше, чем весь прошедший день, и спать лег он совершенно разбитый.

На следующее утро к нему завалился Винкор с сообщением, что Сторн нижайше просит принять его с новыми песнями. Володя на мгновение задумался, потом решил, что время еще есть.

— Ты их записал?

— Как вы просили, милорд. — Винкор положил на стол несколько листов.

Пока секретарь ходил за бардом, Володя успел прочитать все три песни. Две из них показались ему не очень, но третья понравилась. Правда, без исполнения трудно что-либо сказать об эмоциональном воздействии. Стихи все же не настолько хороши, чтобы говорить без музыки.

Сторн вошел в сопровождении Винкора, вежливо поклонился и замер в ожидании. Володя еще раз просмотрел тексты.

— Не совсем хорошо, хотя намного лучше прошлых. Самое главное — нет пафоса. Однако я не бард, и мне трудно сказать, что именно не нравится. Просто ощущение такое… Сможешь исполнить их?

— Конечно, милорд. — Сторн снова поклонился и взял на изготовку инструмент, чем-то напоминающий мандолину, сделанную то ли из тыквы, то ли из какого-то непонятного дерева, а может, и понятного, но очень специфичным образом обработанного. — Разрешите сесть?

— Делай что хочешь, если это надо для исполнения.

Сторн снова поклонился… надоел уже своими поклонами. Володя вздохнул — и ведь не запретишь, не поймут.

Бард осторожно коснулся струн, а потом заиграл. Мелодия была отдаленно знакомой, напоминая вальс «Осенний сон». Сторн верно уловил нюансы мелодии и строил по ней рифмы. Проблема только в том, что раньше так стихи не писали. По мнению местных поэтов, в стихах должна быть героика. Напыщенность и пафос не только допускались, но были едва ли не обязательны — какое же воспевание подвига без этого? Володе же требовалось нечто иное — не воспевание подвига, а воспевание труда обычного солдата, для которого война не поиски славы, а работа, тяжелая, трудная, кровавая, но необходимая. И вот отдых между боями… короткий миг, когда не надо трудиться, а можно просто посидеть у костра, не думая о грядущих боях.

Остальные песни были похуже и послабее первой.

Володя задумчиво почесал подбородок.

— Первая песня хороша, а вот остальные не очень, но… окончательное решение вынесу не я. — Князь поднялся и подошел к окну, подозвал барда. Тот неуверенно приблизился и оглядел военный лагерь под стенами замка. — Решение вынесут они. Исполни песню перед солдатами. Если она им понравится — твои стихи проживут века. Они и есть твои экзаменаторы.

— Я могу исполнить ее перед ними, милорд?

— Да, Сторн.

Когда бард вышел и закрыл за собой дверь, Володя не поворачиваясь от окна, добавил:

— А все-таки стихи не очень хороши. Боюсь, что успех его если и ждет, то только из-за необычной манеры исполнения и стихосложения. Он первопроходец и этим запомнится. Но за ним придут другие, намного более талантливые.