Между честью и истиной (СИ) - Аусиньш Эгерт

   Так что теперь, даже если мы контурим лицо коричневым и красим губы черным, а глаза красным, смысл послания все равно остается тот же: "я - сексуальный объект, и, следовательно, живое существо, не труп".

   Совсем не так и не для того красились древние египтяне, например. Или древние индусы. И древние тайцы, кстати, тоже. Но чтобы не разворачивать пост совсем уж в рулон обоев, давайте сразу говорить о саалан.

   Они красят сначала глаза и брови, только потом рот (если есть сомнения в физических кондициях), и никогда у них не было иначе, я специально спросила, их тут много, все ответили именно это. У нас так поступали древние египтяне. И точно так же, как и в древнем Египте, их макияж несет сообщение другого рода, чем привычное нам. Если мы рисуем на себе карнавальную маску и пытаемся увидеть ее в любом накрашенном лице, то они, накладывая макияж, имеют в виду фаюмскую доску - ну если пользоваться нашими аналогами. Для забывчивых напоминаю, что так называется коптский погребальный портрет, цель которого - представить образ души усопшего в его наиболее привлекательном виде, то есть со всей мощью и красотой работы мысли. Так что накрашенные глаза у саалан - это способ сказать "я мыслящее существо, у меня есть сознание и воля". Таким образом, все их светское общение - это имитация интеллектуальной жизни, как светское общение галантного века - имитация флирта.

   Так что, друзья мои дорогие, их косметика вообще не про флирт и секс, а про интеллектуальную и эмоциональную жизнь Личности с большой буквы Л. И зря мы свое на них натянули.

   11.10.2027, блог "Школа на коленке".

   Прочитав, Хайшен спросила:

   - Это у нее такое "надо"? Какое же может быть "хочется" у такой женщины?

   Айдиш вздохнул:

   - Когда мы с ней встретились впервые, она напоминала мотылька, сделанного из стальных лезвий. Со временем эффект сильно смягчился, но в последние полгода опять стал заметнее.

   - А про Алису ты можешь что-то сказать? - заинтересовалась дознаватель.

   - Нет, - директор слегка задумался, - никто не может, наверное. Она хорошо прячется. То есть пряталась.

   Макс, наконец, отправил ответ на общее письмо дома Утренней Звезды, полученное им с последней почтой. Он написал, что не вернется, что клятва верности - это всерьез и что он не видит смысла отвечать на риторические вопросы. Добавил, что всем слишком хорошо известно, почему так вышло, чтобы этот вопрос вообще был нужен. На напоминание Тессы об отцовских чувствах Исиана Макс ответил напоминанием о том, что речь идет о принце Дома, который способен и сам разобраться со своими эмоциями. И закончил выражением сожалений о том, что ему приходится писать в таком тоне, но других слов для ответа на это письмо у него нет.

   Передавая ответ Ранде, Макс чувствовал себя гораздо менее сайхом, чем хотел бы, и гораздо более офицером космического флота одной дальней империи, чем ему было удобно и приятно. И закончив с этой неизбежной - и крайне неприятной - задачей, пошел искать утешения. На его счастье, в резиденции наместника была Марина Лейшина. Он подошел к ней просто попросить сигарету, она посмотрела на него и предложила: "А поедем ко мне?" - и пообещала кофе. Макс решил, что это хорошая идея и вместе с ней отправился сперва в Приозерск на развозке резиденции, а затем в Петербург на маршрутке. По дороге они в основном молчали, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами, но когда маршрутка остановилась в Девяткино, Макс увидел протянутую ему пачку сигарет. Он удивленно глянул на Марину, и та ответила не менее удивленно:

   - Еще не хочешь? Два часа же ехали.

   Он улыбнулся, отчасти растерянно, отчасти задумчиво, и она догадалась:

   - Ах, да! Ты же как саалан. У вас тоже привычки не образуются.

   - Ну... - задумчиво протянул он, - в общем да. Почти не образуются. В смысле, к веществам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

   - Сейчас приедем, расскажешь, - кивнула Марина. - Наша маршрутка пришла.

   Потом они ехали до Черной речки, а оттуда - по всей Петроградке, и Макс слушал рассказ о том, как непросто было найти сигареты нужной марки в городе после аварии и куда люди ездили мыться и стирать. Но Петроградская сторона кончилась, и тема сменилась, потому что маршрутка пошла по Стрелке, а потом по Невскому. На перекрестке с Марата Марина попросила водителя остановиться, Макс вышел вслед за ней и через восемь минут уже входил в ее квартиру. Он с удовольствием разулся, прошел на кухню, на удивленный вопрос хозяйки "руки помыть не хочешь?" спросил, можно ли прямо тут, и действительно сполоснул руки над кухонной раковиной и отер их полотенцем, висевшим рядом. Все эти ритуалы архаичного и не очень устроенного, на сайхский взгляд, быта отвлекали его от мыслей, которые, он знал, все равно придется назвать словами, конечно, - но пару минут покоя он на этом выиграл.

   Марина указала ему на гостевое кресло и усмехнулась про себя - по сравнению с наместником этот парень выглядел на гостевом месте сущим кузнечиком, если кузнечики бывают черными с золотом. Она прогнала эту мысль усилием воли и потянулась за джезвой. Насыпав молотый кофе в посудину и встряхивая его над огнем, она сказала:

   - А вот теперь рассказывай.

   - Что рассказывать? - вежливо спросил Макс.

   - Например, зачем сигарета некурящему магу, - хмыкнула Марина, глядя в джезву.

   Макс вздохнул. И начал говорить. Когда он закончил, кофе в его чашке кончился третий раз, в пепельнице лежали четыре окурка, а за окном по стеклам в чернильно-синей тьме лило так, что не будь Макс магом, он бы тут и ночевал.

   - Вот, примерно, за этим сигарета и понадобилась, - он смущенно улыбнулся, глядя на Марину каким-то ждущим взглядом.

   Она сидела напротив него, поставив оба локтя на стол и оперев на руки подбородок. А когда он закончил говорить, сказала:

   - Это все мне понятно. Таких историй эти стены слышали... не буду тебе говорить сколько, в общем, просто поверь, что ты не первый и даже не десятый. Но где-то у тебя серьезно клинит мысль, если ты аж курить потянулся, так ведь?

   - Вот чего я не могу понять, - задумчиво сказал Макс и зябко повел плечами. - Вот Исиан. Он умный и очень порядочный человек. Я могу быть предвзят, и скорее всего предвзят. Он ведь мой отец, и мать я не видел слишком давно, чтобы опираться на ее слова и поступки в своих решениях. Но управлять великим Домом десятки лет, не имея достаточно ума, просто невозможно. А ум без порядочности скверно выглядит, особенно со стороны, примеры есть, хоть бы и тот же Гинис. Исиан никогда и никому на моей памяти не подал повода усомниться в его репутации. И все же. Все же, Марина, я сижу теперь здесь и думаю - а почему? Он же любил мою мать. И она его любила. Они были счастливы в браке, иначе меня бы просто не было. Но она ушла. А теперь и я ушел, хотя любил его. Наверное, и до сих пор люблю, но почему-то не хочу возвращаться. Это дурной поступок, скверный, я делаю больно слишком многим и подвожу слишком многих, но и вернуться выше моих сил. Почему так, Марина?

   Лейшина выпрямила спину и сняла локти со стола.

   - Давным-давно, целую жизнь назад, один из городских театров малых форм, сейчас они называются иначе и живут не тут, ставил "Шествие" Бродского, я дам тебе потом прочитать. Удивительная сцена там была, когда в процессе действия главный герой, он же режиссер, роль у него такая, обучает артистов "играть толпу". И с третьей попытки он эту толпу наконец получает - и эта созданная им толпа идет на него, зажимает его в угол... И вот он останавливает их командой "Стоп, снято!" и косится на них с опаской. Потому что создав из них толпу, он разрешил им не думать. Понимаешь, о чем я?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

   Макс почувствовал давно забытую тяжесть эполета на правом плече.

   - Да, Марина. Очень хорошо понимаю. К сожалению, слишком хорошо.