Ложная память - Дин Кунц

— Тогда я пристрелю вас прямо здесь, — заверила его спутница.

Скит пошел дальше.

Проходя мимо дверей офисов, расположенных по обеим сторонам, он читал имена, выгравированные на бронзовых табличках. Главным образом они принадлежали докторам, специалистам различных специальностей, но среди них попалась и пара адвокатов. Очень кстати, подумал он. Если он каким-то образом проживет еще хотя бы несколько минут, то ему наверняка понадобится несколько хороших докторов и хотя бы один адвокат.

Они подошли к двери, возле которой висела табличка с надписью: «Доктор МАРК АРИМАН». Ниже имени психиатра Скит прочел строчку более мелких букв: «КОРПОРАЦИЯ КАЛИФОРНИИ».

— Сюда? — спросил он.

— Да, — подтвердила она.

Как только Скит толкнул открывавшуюся внутрь дверь, леди в розовом выстрелила ему в спину. Если бесшумный пистолет и издает какой-то звук, то Скит его не услышал: боль обрушилась на него мгновенно и оказалась настолько ужасной, что он не услышал бы ничего, даже духовой оркестр военных моряков, заиграй он у него над ухом в этот момент. На этой боли полностью сосредоточились все его чувства и мысли, но он все же успел изумленно подумать, насколько хуже оказаться без бронежилета, когда в тебя стреляют. А женщина одновременно с выстрелом с силой втолкнула его через дверь в приемную доктора Аримана.

Бинг!

Компьютер Аримана объявил о прибытии посетителя, и экран заполнило изображение, переданное скрытой камерой из приемной.

Доктор отвел взгляд от синего мешка и с изумлением, какого он не испытывал уже много лет, увидел, что в помещение ввалился Скит, за спиной которого медленно закрылась дверь в коридор.

Весь перед его желтого свитера покрывало большое пятно крови, которое, конечно, должно было возникнуть после того, как он получил почти в упор четыре пули в живот и в грудь. Похоже, что накануне вечером Скит был в этом же самом свитере, но угол обзора камеры не позволял Ариману разглядеть, имелись ли в запачканной кровью ткани четыре пулевых отверстия. Скит взмахнул руками, будто пытаясь ухватиться за воздух, споткнулся и ничком растянулся на полу.

Доктор слышал о собаках, потерявших своих хозяев вдали от дома, о том, как животные преодолевают сотни и даже тысячи миль по негостеприимным землям в снег и дождь, слякоть и пекло, порой со сломанными ногами и даже худшими повреждениями и спустя несколько недель оказываются у порога своего дома, вызывая слезы счастливого изумления у всей семьи своих владельцев. Но ему никогда не доводилось слышать ни единой истории о том, чтобы человек с пробитым пулями животом выбрался бы с пляжа, прошел шесть, а то и восемь миль за — он посмотрел на часы — восемнадцать часов по очень густонаселенной территории, поднялся в лифте на четырнадцатый этаж и явился в офис к застрелившему его человеку, чтобы направить на того обвиняющий перст. Поэтому Ариман был уверен, что это невероятное событие имеет гораздо более глубокий подтекст, чем может показаться на первый взгляд.

Доктор привычно щелкнул мышкой по иконке с изображением пистолета на линейке безопасности. Металлоискатель указал, что огнестрельного оружия у Скита не было.

Вытянувшийся во весь рост на полу неудавшийся детектив находился вне зоны действия рентгеновских аппаратов, так что изучить его визуально не представлялось возможным.

Дженнифер выскочила из-за окошка регистратора и стояла над упавшим Скитом. Доктору показалось, что она кричит — то ли от испуга при виде раненого человека, то ли потому, что вид крови оскорблял ее вегетарианскую чувствительность, — он не мог с уверенностью этого сказать.

Доктор включил звуковую трансляцию. Да, она кричала, хотя не громко, скорее хрипела, как будто не могла набрать в себя достаточно воздуха, чтобы испустить настоящий вопль, от которого зазвенели бы стекла в окнах.

Дженнифер опустилась на одно колено возле Скита, чтобы проверить, жив ли он. Ариман в это время щелкнул мышкой по изображению носа, включив анализатор запахов. Пожалуй, ни один нормальный человек не поверил бы в то, что этот человек с четырьмя пулевыми ранениями во время своего восемнадцатичасового похода где-то задержался, чтобы приобрести взрывчатые вещества и сделать бомбу, которая была бы теперь привязана к его груди. Однако, напомнив себе о необходимости обращать внимание на детали, доктор ждал ответа системы. Он оказался отрицательным: никакой взрывчатки.

Дженнифер поднялась на ноги и скрылась из поля зрения камеры.

Она наверняка намеревалась вызвать полицию и «Скорую помощь».

Он нажал кнопку интеркома:

— Дженнифер!

— Доктор, о боже, здесь…

— Да, я знаю. Человек с огнестрельным ранением. Не вызывайте полицию или «Скорую», Дженнифер. Я сделаю это сам. Вы понимаете?

— Но из него хлещет кровь. Он…

— Успокойтесь, Дженнифер. Никуда не звоните. Я сам им займусь.

С тех пор как Скит ввалился в приемную, прошло меньше минуты. Доктор подумал, что у него есть еще минута, самое большее две, прежде чем тревога из-за того, что он не вызывает медиков, встревожит Дженнифер настолько, что она сама возьмется за дело.

Но больше всего его волновал один вопрос, на который он хотел и не мог получить немедленного ответа: если один человек с четырьмя серьезными пулевыми ранениями смог появиться здесь спустя восемнадцать часов, то разве не мог здесь же оказаться и второй?

Несмотря на свою богатейшую образную фантазию, доктор не смог отчетливо представить правдоподобной картины исхода с побережья раненых Скита и его приятеля. Ему не удавалось воочию увидеть, как они обнимают друг друга за плечи, поддерживают один другого, словно пара пьяных пиратов, возвращающихся на судно после кутежа на берегу. И все же, если обнаружился один, то мог быть и второй, причем второй мог где-то скрываться с дурными намерениями.

Самая неприятная задержка получилась на шестом этаже. Лифт остановился, и кабина открылась, несмотря на то что Марти продолжала нажимать кнопку блокировки дверей. Тучная решительная женщина с туго завитыми серо-стальными кудряшками и лицом портового грузчика устремилась внутрь, отодвинув Дасти, хотя тот преграждал ей дорогу и говорил о чрезвычайной срочности.

— Что за срочность? — Она шагнула одной ногой в кабину, включив тем самым механизм безопасности: теперь дверь не могла закрыться, как бы сильно Марти ни давила на кнопку. — Я не вижу никакой срочности.

— Сердечный приступ. На четырнадцатом этаже.

— Вы не врачи, — с подозрением сказала она.

— У нас сегодня выходной.

— Доктора так не одеваются даже в выходные дни. Так или иначе, я еду на пятнадцатый.

— Тогда входите, входите, — уступил Дасти.

Благополучно оказавшись в кабине, женщина, после того как двери закрылись, нажала кнопку двенадцатого этажа и победоносно взглянула на них.

Дасти был в ярости.

— Я люблю моего брата, леди, и если с ним сейчас что-нибудь случится, я найду вас и выпотрошу, как рыбу!

Та смерила его взглядом с головы до ног и с нескрываемым презрением сказала:

— Вы?

Доктор подхватил со стола «беретту» и уже направился было к двери, как вдруг остановился, вспомнив о стоявшем посреди него прекрасного стола синем мешке.

Независимо от того, что произойдет в ближайшие минуты, в конце концов здесь непременно окажется полиция. И потому, если Скит еще не был мертв, Ариман намеревался прикончить его прежде, чем власти доберутся сюда. Но все равно, обнаружив посреди приемной труп, лежащий в луже крови, полицейские наверняка будут задавать множество самых разнообразных вопросов.

Они могут, хотя бы случайно, заглянуть в другие помещения. А если у них возникнут какие-то подозрения, то они оставят в офисе человека и отправятся за оформленным по всем правилам ордером на обыск.

Согласно закону, они не имеют права заглядывать в истории болезни его пациентов, так что с этой стороны ему нечего опасаться, что они могут обнаружить что-нибудь неприятное для хозяина кабинета. Оставались только его «беретта» и синий мешок.

Пистолет был незарегистрированный, и хотя доктору и не грозило тюремное заключение за владение этим оружием, он не хотел давать повода вообще задавать о нем хоть какие-то вопросы. А заинтригованные полицейские могут даже начать следить за ним, что заставит его в значительной мере отказаться от своего стиля.

Мешок с собачьим дерьмом, конечно, ни в коей мере не является преступной уликой, но это… необычно. Чрезвычайно необычно. Обнаружив его на столе, детективы обязательно станут спрашивать, зачем он принес его в кабинет. А доктор, несмотря на весь свой исключительный ум, не мог сейчас придумать ни одного убедительного ответа на этот вопрос. И они будут очень, очень удивлены.