Хроники Корума (Сборник) - Майкл Муркок

Они стали взбираться по извилистой тропе к вершине холма. Корум вдыхал весенние запахи распускающихся цветов и рододендронов, травы и набухающих почек. Мягкий мох покрывал древние камни скал, в кронах деревьев гнездились птицы, порхая среди молодой блестящей листвы. У Корума появилась еще одна причина испытывать благодарность к Калатину, потому что он смертельно устал от мертвой безжизненности пейзажей.

Когда они, наконец, добрались до дома, Калатин показал Коруму стойло для коня и настежь распахнул перед гостем дверь. Нижний этаж состоял, главным образом, из одной обширной комнаты, чьи большие застекленные окна выходили с одной стороны на море, а с другой — на белые пустынные пространства. Корум видел, что облака клубились только над ними, но не над морем, словно им было запрещено пересекать какой-то невидимый барьер.

Вообще Корум редко встречал стекло в мире мабденов. По всей видимости, Калатин получал неплохие доходы от изучения древних заклятий. В доме были высокие потолки, поддерживаемые каменными стропилами, а комната, которую Калатин отвел ему, была заполнена свитками, книгами, исписанными дощечками и какими-то механизмами — подлинное логово колдуна.

Тем не менее, во владениях или, точнее, увлечениях Калатина для Корума не было ничего зловещего. Этот человек называл себя волшебником, но Корум назвал бы его философом — одним из тех, кому нравится изучать и открывать секреты природы.

— Вот, — сказал ему Калатин. — Я спас почти все из библиотек Ливм-ан-Эш до того, как золотой век цивилизации был поглощен волнами. Многие издевались надо мной и говорили, что я забиваю себе голову ерундой, что все мои книги написаны такими же, как и я, сумасшедшими и что в них правды не больше, чем в моих собственных трудах. Они говорили, что история — всего лишь собрание легенд, что мемуары — сплошь фантазии и выдумки, что слова богов, демонов и им подобных — поэтические метафоры. Но я придерживался другой точки зрения, и выяснилось, что был прав, — холодно усмехнулся Калатин. — Их смерть доказала — я не ошибался, — улыбка изменилась. — Хотя я не очень рад, вспоминая, что те, кто мог бы извиниться передо мной, ныне или разорваны псами Кереноса, или заморожены фой миоре.

— Ты ведь не испытываешь жалости к ним, не так ли, волшебник? — спросил Корум. Сидя на стуле, он через окно смотрел на море.

— Жалости? Нет. Мне не свойственно испытывать жалость. Или вину. Или какие-то другие эмоции такого рода, которые так волнуют смертных.

— И ты не испытываешь чувства вины за то, что обрек двадцать семь своих сыновей и внуков на бесплодные поиски?

— Они были не совсем бесплодными. И теперь мне осталось найти лишь самую малость.

— Я хочу сказать, ты должен испытывать хоть какие-то сожаления из-за того, что все они погибли.

— Не знаю, все ли они мертвы. Некоторые просто не вернулись. Но большинство все же погибло. И мне в самом деле стыдно. Я бы предпочел, чтобы они жили. Но я больше интересуюсь отвлеченными размышлениями и чистым знанием, чем обычными проблемами, которые держат в цепях простых смертных.

Коруму не хотелось поддерживать этот разговор. Калатин расхаживал по большой комнате, жалуясь на мокрую одежду, но и не думая переодеваться. До того, как он снова заговорил с Корумом, его вещи уже высохли.

— Ты сказал, что отправишься на Ги-Бресейл.

— Да. Ты знаешь, где лежит остров?

— Если он вообще существует, то да. Все смертные, которые приближаются к острову, немедленно попадают, так сказать, под власть чар — они ничего не видят, кроме неприступных рифов и скал. Только перед сидом остров Ги-Бресейл открывается в своем подлинном виде. По крайней мере, я так читал. Никто из моих сыновей не вернулся с Ги-Бресейла.

— Они были там — и исчезли?

— Потеряв несколько хороших кораблей. Понимаешь, там правит Гованон: он и в грош не ставит ни смертных, ни фой миоре. Говорят, что он последний из сидов, — внезапно Калатин отпрянул и с подозрением посмотрел на Корума. — А ты не?..

— Я Корум. О чем тебе уже говорил. Нет, я не Гованон, но если он существует, то Гованон — тот, кого я и ищу.

— Гованон! Он всесилен, — нахмурился Калатин. — Возможно, так оно и есть, и ты единственный, кто сможет найти его. Мы могли бы заключить сделку, принц Корум.

— Если она послужит нашей общей пользе.

Калатин погрузился в задумчивость и, перебирая бороду, что-то бормотал про себя.

— Единственные из слуг фой миоре, которые не боятся острова и на которых не действуют заклятия, — это псы Кереноса. Даже сам Керенос опасается Ги-Бресейла. Но не его собаки. Так что даже там тебе будет угрожать опасность с их стороны, — он поднял глаза и в упор посмотрел на Корума. — Ты сможешь добраться до острова, но, скорее всего, погибнешь, не успев найти Гованона.

— Если он существует.

— Да-да — если он существует. Думаю, я понял цель твоего похода, когда ты упомянул о копье. Насколько я догадываюсь, это Брийонак?

— Так его называют — Брийонак.

— Одно из сокровищ Кер Длуда, не так ли?

— Думаю, что среди твоего народа об этом знают все.

— Почему ты ищешь его?

— Оно пригодится мне в битве против фой миоре. Больше я ничего не могу сказать.

Калатин кивнул:

— А больше ничего и не надо говорить. Я помогу тебе, принц Корум. Тебе нужна лодка, чтобы добраться до Ги-Бресейла? У меня есть такая, и я могу тебе ее одолжить. Тебе нужна защита от псов Кереноса? Можешь взять и мой рог.

— И чего ты ждешь от меня взамен?

— Ты должен пообещать, что доставишь мне кое-что с Ги-Бресейла. Очень ценное для меня. Только от Гованона, кузнеца народа сидов, ты сможешь получить это.

— Драгоценность? Амулет?

— Нет. Куда больше, — Калатин стал рыться в своих бумагах и вещах, пока не нашел мешочек из чистой гладкой кожи. — Он водонепроницаем, — сказал он, — и должен тебе пригодиться.

— Так что тебе нужно? Волшебную воду из источника?

— Нет, — тихо и тревожно произнес Калатин. — Ты должен принести мне слюну Гованона, кузнеца-сида. Вот в этом мешочке. Бери его, — из-под плаща он вытащил тот прекрасный рог, который пустил в ход, чтобы отогнать псов Кереноса, — возьми и его. Чтобы разогнать собак, трижды подуй в него. Шесть раз — и ты пошлешь их на врага.

Корум взвесил на ладони украшенный накладками рог.

— Должно быть, это в самом деле могущественная вещь, — пробормотал он, — если похож на тот, что у Кереноса.

— Когда-то этот рог принадлежал сиду, — сказал Калатин.