Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

было и самое ценное – рабочие рукописи книги о Толстом), он написал письмо в Саратовский горсовет, где говорилось:

«У профессора ЛГУ Б. М. Эйхенбаума при переезде через Ладожское озеро был утерян чемодан со всеми носильными вещами. Убедительно прошу оказать профессору срочную помощь»[1286].

Вознесенский пытался помогать Б. М. Эйхенбауму и после войны.

Однако помощь оставшимся в блокадном городе профессорам стоит воспринимать и как вынужденный шаг – ведь сам ректор, не желая прекращать учебный процесс, в 1941 г. всеми силами сопротивлялся эвакуации профессуры, чем из-за собственных амбиций подписал многим подчиненным смертный приговор: к тому времени, когда в 1942 г. профессорско-преподавательский состав ЛГУ был все-таки эвакуирован в Саратов, многие умерли от голода.

Ольга Борисовна Эйхенбаум вспоминает прибытие ленинградского поезда в Саратов в 1942 г.:

«И вот мы подъехали к конечному пункту нашего путешествия – к Саратову. Я проснулась оттого, что мы стоим. Обедать не приглашали. Тишина, все спят. Какой-то шум, голоса, шаги приближаются к нашему вагону. Внезапно рывком открылась дверь, на пороге выросла высокая фигура, держа в поднятой руке фонарь.

– Все живы? Больных нет? Здравствуйте, дорогие! – это был голос Вознесенского – ректора Ленинградского университета. Поднялся шум, все встали, кто-то пробрался к Вознесенскому и стал целовать его.

– Ну ладно – все в порядке! Иду дальше, – быстро сказал он, пряча глаза от света фонаря, – он плакал. Многие плакали, благо было еще темно»[1287].

В Саратове Вознесенский был уже на положении высшего руководства – перед ним склоняло голову областное и городское начальство.

«Занятия со студентами велись в здании Саратовского университета. Ректор же помещался отдельно, в первом этаже “России”. В самой большой комнате, где когда-то находилась закусочная, Александр Алексеевич Вознесенский устроил свой ректорский кабинет. ‹…›

Вознесенский, надо отдать ему справедливость, с большой активностью пытался наладить новую жизнь всего нашего коллектива. Не стесняясь, он использовал свои служебные и партийные связи. Он добился в Москве своего назначения по совместительству ректором Саратовского университета, полагая, что это упростит отношения между администрациями обоих вузов. Но, к сожалению, его деятельность во многом носила беспорядочный характер, а стиль его работы производил неприятное впечатление. Он любил, что называется, пустить пыль в глаза, похвастаться и выдвинуть на первый план свою персону. Умея хорошо говорить, он охотно выступал перед студентами и сотрудниками. В каждом таком выступлении он неизменно отмечал свою большую роль в “спасении” Ленинградского университета и в налаживании его работы в трудных условиях эвакуации. Он не забывал и похвастаться своей высокой научной эрудицией в политэкономии. В действительности Вознесенский был малообразованным и малокультурным человеком. Он считал, что лучшее средство поддерживать свой авторитет – это всегда изображать из себя начальство, никогда не давая себе “унизиться” до общего уровня с остальными. Так, он не поселился вместе со всеми, но занял большой номер в лучшей гостинице города, где жили наиболее ответственные работники, эвакуированные из занятых немцами областей. Он никогда не столовался вместе со всеми, но заставлял приносить себе еду из кухни в ректорский кабинет. Вокруг него быстро собрались люди, любящие подхалимничать, и сменяющие друг друга фаворитки»[1288].

То обстоятельство, что ректор обладал значительным административным весом, давало дополнительные преференции и профессуре[1289]. Недаром резкая критика Г. А. Гуковского в «Правде» была нейтрализована Вознесенским одним звонком и больше не повторялась. Университет был государством в государстве (тоталитарным государством в тоталитарном государстве), но имел возможность развиваться, повышать уровень научной и педагогической работы. Сам ректор регулярно выступал с докладами[1290].

Когда с переездом в Саратов университетские профессора начали оживленную переписку с коллегами в других городах, то одной из главных новостей были рассказы о почти курортной, если так можно выразиться, жизни в Ташкенте, куда в 1941 г. были эвакуированы институты Академии наук СССР, Союз советских писателей СССР и некоторые другие учреждения.

М. К. Азадовский, эвакуированный из блокированного Ленинграда через Москву в Иркутск, писал 16 июля 1942 г. П. И. Лебедеву-Полянскому, находившемуся в Москве:

«Общее впечатление таково, что, пожалуй, лучше всего живут в Ташкенте и, пожалуй, лучше всего там работают. По крайней мере, письма В. М. Жирмунского дышат неистощимой энергией; он уже успел изучить узбекский язык, сейчас изучает арабский и иранский; редактирует ряд изданий по узбекскому эпосу и продолжает работать над своей большой статьей»[1291].

Такие слухи привели к тому, что, ожидая прихода осени 1942 г., многие ленинградские профессора-филологи собрались перебираться в теплые края. Однако и в этом случае ректор не позволил этим планам осуществиться. 22 ноября М. К. Азадовский писал П. И. Лебедеву-Полянскому из Иркутска: «Саратовцы очень хотели уехать в Ташкент, но ректор Унив[ерситет]а категорически отказался отпустить их»[1292].

Ко времени саратовской эвакуации относится и празднование юбилея Ленинградского университета:

«Раньше, чем двинуться в обратный путь, Вознесенский решил отпраздновать 125-летие университета. Сто двадцать пять лет – дата не слишком юбилейная, но Александр Алексеевич добился в Москве разрешения ее отметить.

К празднованию готовились долго, много заседали в комиссиях и подкомиссиях. Начали с юбилейных научных сессий по разным специальностям. Приехали гости, ряд академиков, в их числе профессор университета Евгений Викторович Тарле ‹…›.

Правительственным указом университет был награжден орденом Ленина; награды получили и многие сотрудники. Вознесенский, сидевший на председательском месте, расплывался в улыбках; на лацкане его пиджака сиял новенький, только что привезенный из Москвы орден»[1293].

24 февраля 1944 г. в Саратовском театре имени Н. Г. Чернышевского состоялось торжественное заседание по случаю 125-летия Ленинградского университета, где основной доклад на тему «125 лет Петербургского – Ленинградского университета» сделал А. А. Вознесенский. «Дружными аплодисментами встречают участники собрания предложение послать приветственную телеграмму руководителю ленинградских большевиков тов. А. А. Жданову»[1294].

Отъезд коллектива Ленинградского университета состоялся в июне 1944 г. 14-го числа в главном зале Саратова – театре имени Чернышевского – это событие было отмечено торжественным заседанием:

«На сцене – известная всей России гордая игла Адмиралтейства – символ непокоренного, никогда не сдавшегося врагу Ленинграда. А подле нее – фигура товарища Сталина с протянутой вперед рукой. В президиуме – ученые, чьи имена знает вся страна, руководящие работники области и города, представители саратовской интеллигенции…»[1295]

По возвращении в Ленинград положение Вознесенского в городе также оказалось много выгоднее прежнего. А. А. Жданов, являвшийся секретарем ЦК и всегда стоявший выше всего руководства города, был переведен в Москву, затем в Москву был переведен и А. А. Кузнецов. Оставшиеся в городе руководители были Вознесенскому по сути ровней – все понимали, что младший брат ректора является заместителем