Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1 - Петр Александрович Дружинин

Институте имени Н. К. Крупской (с 1925 по 1931 г., профессор политэкономии); состоял доцентом политэкономии и заведующим сектором социально-экономических наук в Восточном институте (с 1924 по 1929 г.; руководил всем социально-экономическим циклом); преподавателем политэкономии в Военно-морской академии (с 1925 г., в должности начальника кафедры политэкономии), в Ленинградском ИКП (с 1930 г., в должности заведующего кафедрой), с 1933 г. – профессор политэкономии ЛИФЛИ. 23 октября 1935 г. президиум Комакадемии при ЦИК СССР присвоил ему ученую степень кандидата экономических наук без защиты диссертации[1272], а в 1937 г. ВАК утвердил его в звании профессора. А. А. Вознесенский приложил много сил для совершенствования политэкономии как научной дисциплины, участвовал в создании учебных пособий, «осуществлял большую пропагандистско-лекционную работу по внедрению в широкие круги советского народа марксистско-ленинской экономической теории, коммунистического мировоззрения, непоколебимой убежденности, страстной веры в дело строительства социализма и коммунизма в нашей стране»[1273].

Талант А. А. Вознесенского как пропагандиста и лектора принес ему популярность в сфере образования, а всё укрепляющееся положение его младшего брата Николая в руководстве Ленинграда, а затем и страны послужило одной из причин его выдающегося административного роста. В 1939 г. Вознесенский основал и возглавил в рамках исторического факультета ЛГУ первое в стране отделение политэкономии, которое в следующем году было преобразовано в самостоятельный факультет Ленинградского университета. 22 ноября 1940 г. Наркомпрос РСФСР утвердил А. А. Вознесенского деканом экономического факультета ЛГУ[1274] с сохранением должности профессора кафедры политэкономии (даже впоследствии, став ректором, он не оставил работы на этой кафедре).

С началом Великой Отечественной войны статус А. А. Вознесенского кардинально изменился – он был назначен ректором Ленинградского университета[1275] и вошел в состав бюро Василеостровского райкома ВКП(б).

Его предшественник, П. В. Золотухин[1276], возглавлявший ЛГУ с октября 1939 г. в звании директора, еще 14 июня 1941 г. решением бюро Ленинградского обкома ВКП(б), заседавшим под председательством А. А. Жданова, был утвержден редактором «Ленинградской правды»[1277].

Личность нового ректора не была характерной для того времени. «Персона брата»[1278], пребывавшего в высшем руководстве страны, давала ему ту независимость, которой были напрочь лишены остальные его коллеги, даже более высокого ранга. Амбиции же А. А. Вознесенского, сильно превосходившие по своим масштабам ректорское кресло, также способствовали его карьерному росту. Ректорство Вознесенского, даже с учетом тяжелейшей экономической и политической обстановки 1940-х гг., стало временем подлинного расцвета Ленинградского университета[1279].

Особенно стоит отметить тот факт, что Вознесенский, возглавляя университет, понимал, что главная его ценность – университетская профессура[1280]. После войны это достояние ломали и сверху и снизу, но Александр Алексеевич, надо отдать ему должное, сопротивлялся до последнего, и в ЦК, и в Министерстве, и в обкоме, райкоме, парткоме ЛГУ, отстаивая своих профессоров.

Будучи человеком неоднозначным, Вознесенский производил на современников различное впечатление, чему отчасти способствовали и специфические черты его характера (семейная страсть к аккуратности и четкости, семейная же склонность к грубости, приобретенное высоким положением барство и т. д.).

«Вознесенский довольно давно работал в университете, но профессора естественных факультетов сталкивались с ним редко, его специальностью была политэкономия. Незадолго до войны Вознесенский получил звание профессора и стал деканом экономического факультета. Главное достоинство Вознесенского заключалось в том, что он приходился родным братом Николаю Алексеевичу Вознесенскому – председателю Госплана и кандидату в члены Политбюро ВКП(б). Фамилия брата постоянно попадалась в газетах при всех официальных перечнях представителей партии и правительства – тех перечнях, которые начинались именем Сталина. Этого было достаточно, чтобы и на ректора Вознесенского падал ореол власти. Он входил в состав Ленинградского горкома партии, мог встречаться и говорить с наиболее ответственными людьми. Сам он отличался большой энергией и очень большой самоуверенностью»[1281], – писал профессор-физик С. Э. Фриш.

Он же вспоминал о блокадных днях:

«Я пошел к нашему ректору Вознесенскому. Вознесенский, пользуясь своими связями, находился в явно лучшем положении, чем другие университетские работники. Хотя он тоже похудел, но дистрофии у него не замечалось: он выглядел по-прежнему крепким, бодрым человеком. Вознесенский не только не скрывал своего привилегированного положения, но с какой-то примитивной наивностью гордился им. Он, например, охотно подчеркивал, что, несмотря на все трудности, сохранил в своем личном пользовании машину. Каждый день он уезжал на этой машине, давая окружающим понять, что едет в Смольный по важным и неотложным делам. На самом деле он ездил обедать в закрытую столовую горкома.

Я сказал ему:

– У меня лежит племянник шестнадцати лет. Если ему не оказать существенной помощи, он погибнет. Помогите мне.

Сперва Вознесенский разразился довольно длинной тирадой о том, что не надо впадать в пессимизм, что положение города скоро улучшится… Потом он прибавил:

– Я попробую что-нибудь сделать. Зайдите завтра.

На следующий день он сказал:

– Мне удалось получить место для вашего племянника в детской больнице при Педиатрическом институте. Говорят, это сейчас лучшая детская больница. Я распорядился, чтобы шофер отвез вашего племянника туда на моей машине»[1282].

Помог Вознесенский и В. Я. Проппу, о чем вспоминает О. Н. Гречина:

«Мы тогда жаловались ему (В. Я. Проппу. – П. Д.) на бесцеремонность и грубость ректора А. А. Вознесенского. Он всегда останавливал нас: “О нем я могу говорить с благодарностью – он спас меня от смерти!” Действительно, в июле 1941 года Пропп получил из милиции повестку: в 24 часа явиться, имея запас вещей и продуктов. Это была срочная высылка из Ленинграда всех немцев. Владимир Яковлевич пошел к ректору с этой повесткой, и тот быстро освободил его от явки, которая, конечно, грозила бы гибелью и Владимиру Яковлевичу, и его семье.

Никто так не жалел Вознесенского, как Владимир Яковлевич, когда вслед за братом, Н. А. Вознесенским, был расстрелян и А. А.»[1283].

Причем помощь Проппу Вознесенский оказывал и в дальнейшем, как в 1942 г. в эвакуации, так и по возвращении Ленинград в 1944 г.

Также многократно помогал Вознесенский профессору Б. М. Эйхенбауму:

«В январе 1942 года положение в семье было настолько трудным, что я, – пишет Б. М. Эйхенбаум, – несомненно, погиб бы, если бы вдруг не получил от университета (по распоряжению А. А. Вознесенского) паек. В феврале я получил его вторично и таким образом дотянул до марта, до эвакуации. У меня была сильнейшая дистрофия, но умственная работа продолжалась с прежним напряжением»[1284].

Борис Михайлович написал ректору письмо, в котором благодарил А. А. Вознесенского «не только от всего сердца, но и от всего желудка»[1285]. Когда же ректор узнал, что при переезде пропали все вещи профессора (там