Дочь Империи - Раймонд Фейст

Рабы, сменив шесты на весла, дружно ударили ими по воде, и барка мягко покачнулась. На палубе там и сям перешептывались друг с другом солдаты, но, когда над озером запылали зарей небеса, все разговоры стихли. Позади, за кормой барки, разноцветная флотилия судов гостей покидала гостеприимные пределы владений Минванаби. При наличии такого множества благородных свидетелей Маре не приходилось опасаться нападения вражеских воинов, скрывшихся под личиной бандитов; да и в любом случае Десио едва ли был способен спланировать покушение в сумятице горя и формальностей, сопровождающих обряд самоубийства отца.

Когда над долиной поднялся золотой диск солнца, Мара и остальные знатные путешественники заметили на холме, примыкающем к Поляне Созерцания поместья Минванаби, небольшую группу солдат. Они отдавали последние почести властителю Джингу, стоя в карауле, пока тот собирался с духом, перед тем как броситься на собственный меч. Когда спустя некоторое время солдаты в оранжевых доспехах выстроились в шеренги и церемониальным шагом двинулись к поместью, Мара еле слышно вознесла богам благодарственную молитву: смертельный враг, подстроивший убийство ее отца и брата, едва не лишивший жизни ее, был мертв.

С кончиной Джингу дом Минванаби терял роль второй по могуществу силы после Имперского Стратега: Десио был молод и не наделен талантами, необходимыми политику. Мало кто считал его достойным преемником отца; те же, кто плыл сейчас на юг, во владения Акомы, в большинстве своем полагали, что наследнику предстоит сильно потрудиться, чтобы удержать от развала союзы, сколоченные его отцом, не говоря уже о наращивании мощи собственного дома. Сейчас, когда его семью ожидает неминуемый упадок, этим пожелают воспользоваться многие. Все, кто заискивал и угодничал перед Минванаби только из страха перед грозным властителем, переметнутся на сторону его врагов. Пока власть не перейдет к одному из более даровитых кузенов Десио, великая семья Минванаби вряд ли сможет рассчитывать на мало-мальский успех в Игре Совета.

Мара размышляла об этом и во время путешествия по реке, и позже, когда ее носилки, пробившись по запруженным толпой улицам Сулан-Ку, вырвались на более спокойные просторы окрестностей Акомы. Теперь, когда влиянию Минванаби в Высшем Совете пришел конец, некому было противостоять Альмеко, за исключением группы единомышленников из Партии Синего Колеса и Партии Прогресса. Рассеянно поглядывая на нарядные носилки вельмож, продвигающихся по дороге вслед за ее свитой, Мара раздумывала и о том, насколько могут измениться направления политических течений после всего случившегося. В глазах у нее засветилось подобие улыбки при мысли о мудрости Накойи, которая постаралась, чтобы хоть один раз за все время празднеств рядом с Марой за пиршественными столами оказался Хокану из Шиндзаваи. Позабавило ее и другое. Именно тогда, когда ей приходится обратиться к планам собственного замужества, в Империи начинается очередной тур схватки, в которой сойдется множество участников. Игра вступит в новую фазу, но никогда она не перестанет быть Игрой Совета.

Желая поделиться своими наблюдениями с Накойей, Мара повернулась к старой няне и обнаружила, что та задремала.

В эту минуту Аракаси произнес:

— Госпожа, впереди происходит нечто странное.

Его слова разбудили Накойю, которая уже собралась поворчать, но увидев, как напряженно вглядывается вдаль ее хозяйка, оставила свои жалобы при себе. На гребне следующего холма, где проходила граница владений Акомы, стояли по обеим сторонам дороги два воина. Слева, на земле Акомы, ждал солдат в знакомой зеленой форме гарнизона Мары. На втором солдате, стоявшем напротив, на земле, принадлежащей Империи, отчетливо виднелись красно-желтые доспехи Анасати.

— Акома! Акома! — чуть ли не в унисон закричали оба воина, как только свита и паланкин Мары оказались в поле их зрения. Носилки начали сворачивать влево. Мара тревожно оглянулась назад и поняла причину: требовалось освободить дорогу, чтобы дать возможность носилкам Имперского Стратега поравняться с ее носилками.

— Ты подготовила на редкость странный прием, властительница, — прокричал Альмеко, перекрывая топот ног.

— Господин мой, я сама теряюсь в догадках, что все это значит! — ответила захваченная врасплох Мара.

Стратег подал знак Имперским Белым, и обе свиты бок о бок поднялись на холм. На некотором расстоянии стояла другая пара воинов, а в отдалении виднелась еще и третья. Последняя, четвертая, пара часовых располагалась на вершине холма перед молитвенными вратами. По мере того как каждая пара взмахом рук подавала сигнал следующей, крик «Акома!» катился впереди возвращающихся носилок.

— С разрешения господина?.. — Мара вопрошающе склонила голову перед Альмеко.

Стратег коротким кивком выразил согласие, и властительница Акомы велела носильщикам ускорить шаг. Пока ее рабы бегом обгоняли кортеж Альмеко, Мара крепко держалась за расшитые бисером поручни; воины охраны бежали рядом. Перед ними простирались знакомые поля, тихие пастбища нидр. Нидры с детенышами были на месте, но Мара ощутила, как тревога обручем сжимает ей грудь. Насколько мог видеть глаз, поля казались безлюдными: ни крестьян, ни пастухов, ни носильщиков, ни работников с тачками. Отсутствовали даже рабы. На прогретых солнцем лугах, где надлежало не покладая рук трудиться работникам Акомы, без присмотра бродил брошенный на произвол судьбы скот.

Мара крикнула первому же солдату, мимо которого они проходили:

— Что случилось? На нас напали?

Чтобы ответить, воин побежал наравне с носилками и доложил на ходу:

— Госпожа, вчера явились войска Анасати и встали лагерем у молитвенных ворот. Военачальник Кейок приказал всем солдатам гарнизона быть наготове. Вдоль дороги он расставил посты, чтобы оповестить гарнизон о твоем возвращении или предупредить о появлении солдат Минванаби.

— Дочь моя, нужно быть настороже, — еле выговорила Накойя, у которой от тряски душа едва держалась в теле.

Однако Мара не нуждалась в предостережениях. Часовому из воинства Кейока она жестом приказала присоединиться к ее свите, а затем окликнула воина Анасати, прежде стоявшего напротив солдата Акомы, бегущего теперь вровень с носилками по противоположной стороне дороги.

Любой ответ следовало считать проявлением вежливости, потому что воины Анасати не подчинялись властительнице Акомы и не были обязаны отвечать на ее вопросы. Должно быть, этот солдат получил указание помалкивать, поскольку продолжал бежать молча, упрямо глядя перед собой. Когда свита Мары одолела последний подъем, перед ними открылась долина, пестревшая яркими цветами воинских доспехов. У Мары даже дух занялся от этого зрелища.