Дочь Империи - Раймонд Фейст

— Именем богов, — со смехом воскликнул он, — что отряслось? Судя по виду, в доме бушевал ураган!

В ответ Джингу криво улыбнулся:

— Покушение, господин мой, только вот насчет того, кто на кого напал, мнения расходятся. — Он театрально пожал плечами. — Боюсь, нам никогда не докопаться до истины, поскольку первая советница Акомы — из преданности, безусловно достойной восхищения, хотя она отдана не тому, кто этого заслуживает, — будет лгать, подтверждая легенду своей хозяйки. Мы располагаем только ее словом против слова Шимицу. Думаю, этим делом и заниматься не стоит — пустая трата времени.

Альмеко возмущенно вздернул брови:

— Ах вот как? А вот я не могу считать пустой тратой времени любые усилия

— если речь идет об умалении чести… пусть даже в самой ничтожной мере. И чтобы не бросать тень на твое доброе имя — не говоря уже о том, что подобное постыдное происшествие омрачило празднование моего дня рождения, — я попрошу своих спутников помочь нам. — Он повернулся к магам, одетым в черные хламиды, и обратился к ближайшему из них:

— Элгахар, вы можете пролить свет на эту тайну?

— Конечно, господин мой, — последовал спокойный ответ. Лицо Джингу посерело, а маг продолжал:

— Нам не составит труда установить, кто лжет, а кто говорит правду.

Не скрывая злорадства, Альмеко перевел взгляд с лица Мары на лицо Джингу:

— Превосходно, — негромко сказал он. — Так давайте отделим правых от виноватых.

Глава 17. ВОЗМЕЗДИЕ

Элгахар потребовал тишины. Разговоры перешли в слабое бормотание, и постепенно в комнате, откуда Теани начала свой путь к смерти, установилось полное безмолвие. Шимицу пришел в сознание и теперь сидел на полу у ног хозяина, безучастно взирая на Всемогущего.

Мара разместилась напротив, между Накойей и Аракаси. Ее почетный страж успел стереть кровь с лица, чем и ограничились его заботы о самом себе. Кое-кто из гостей послал рабов за верхним платьем, дабы прикрыть ночные одеяния, но большинство и не подумало побеспокоиться на сей счет. Сгорая от нетерпения, все с живейшим интересом ожидали демонстрации магического искусства Всемогущего.

Поверх сломанных перил балкона в комнату светила луна. Озаренный ее медными лучами. Всемогущий потребовал:

— Освободите пространство вокруг всех тех мест, где происходили события. Никто не должен стоять на пороге.

Шаркая сандалиями по вощеному полу, собравшиеся выполнили приказание Элгахара. Имперский Стратег расположился позади властителя Минванаби, и Мара заметила, как он наклонился к Джингу и что-то ему прошептал. Тот в ответ раздвинул губы, что должно было означать небрежную улыбку, но обернулось фальшивой и напряженной гримасой. Во всей Империи ни один властитель не знал в точности, насколько велика власть тех, кто входил в Ассамблею Магов; способность Всемогущего установить истину с помощью колдовских чар, судя по всему, не доставляла особенного удовольствия властителю Минванаби. Конечно, маг с легкостью мог уличить во лжи и Мару, и тогда Акоме — конец, но Джингу тревожило другое — непредсказуемый характер Теани. В этом отчасти крылась причина его влечения к ней, но ненависть куртизанки к Маре ни для кого не была секретом.

Всемогущий встал у двери. Его темные одежды слились с тенью; лишь руки и лицо белели бледными пятнами на фоне чернильной тьмы. Когда он заговорил, его голос прозвучал так, словно донесся из запредельного мира, недоступного человеческому пониманию. Этот голос заставил одинаково съежиться всех: и невинных, и виноватых, и просто непричастных зрителей.

— Мы находимся на месте, где свершилось злодеяние, — сказал Элгахар, обращаясь к собравшимся. — Сильные страсти находят отклик в ином мире — вместилище энергии, где отображается наша реальность. Силою магии я заставлю эти отклики принять зримую форму, и вы все собственными глазами увидите, что же произошло между слугами Минванаби и его гостьей, Марой из Акомы.

Он замолчал и на краткий миг застыл в абсолютной неподвижности, скрыв лицо в тени капюшона. Затем он запрокинул голову и, жестикулируя одной рукой, начал произносить монотонные заклинания — так тихо, что даже стоявшие поблизости не могли разобрать слов. Его голос оказывал на Мару странное действие, словно некая сила проникла в глубины ее существа и завладела частицей духа. Сбоку беспокойно шевельнулся Аракаси, как будто тоже ощутил могучее притяжение магии.

В центре комнаты над грудой изодранных подушек разлилось мягкое сияние. Мара изумленно наблюдала, как на том самом месте, где она сидела в ожидании Теани, возникает ее собственный образ — прозрачный и расплывчатый. Ему сопутствовал тусклый призрак, в котором все узнали фигуру Накойи.

По комнате пробежал шепот удивления. Накойя, узрев самое себя, отвернулась, сделав знак, отгоняющий зло.

Но вот речитатив Всемогущего подошел к концу. Он воздел вверх обе руки, и светящиеся фигуры задвигались в потоке лунного света.

Сцена разворачивалась с нездешней ясностью, беззвучная и эфемерная, словно отблеск света на воде. Мара увидела, что ее призрачная копия заговорила; затем в дверях возник трепет движения. Маг не шелохнулся, даже когда сквозь его тело беспрепятственно проплыло мерцающее видение Теани, как будто он был соткан из воздуха.

Ближайшие к нему зрители в тревоге отшатнулись, и многие не удержались от возгласов. Прекрасное видение повторило путь, проделанный Теани часом раньше, и приблизилось к подушкам, лежащим напротив Мары. Бесплотные двойники обеих женщин сидели и беседовали. Мара разглядывала собственный образ, поражаясь тому, насколько спокойно она держалась перед Теани. Даже теперь, когда она созерцала эту сцену со стороны, ее сердце забилось чаще, а ладони вновь увлажнились: воспоминание о минутах мучительного смятения едва не вырвало ее из оцепенения. Однако тогда ей удалось не обнаружить своих чувств перед куртизанкой, и сейчас у зрителей, наблюдавших за результатами магических трудов Всемогущего, сложилось отчетливое впечатление, что молодая женщина, сидящая лицом к лицу с особой более низкого ранга, исключительно уверена в себе. Может быть, именно поэтому наложница Джингу поддалась на ее блеф и поверила в существование документа, подтверждающего, что она шпионила в пользу Анасати.

Вслед за этим все увидели, что Теани вызывает из коридора Шимицу. Хотя призрак не издал ни звука, слова легко читались по губам, и мгновением позже появился первый сотник. О содержании их разговора нельзя было догадаться, но выражение лица Теани внезапно изменилось: оно дышало такой звериной злобой, что некоторые гости задохнулись от удивления. Шимицу неожиданно покинул сцену действия, и все увидели, что Теани вытащила нож из рукава платья. Без всякого видимого повода она сорвалась с места и напала на призрачную Мару, нанося ножом удар за ударом. Какие бы оправдания ни приводил Джингу, теперь уже не оставалось сомнений в том, что женщина, состоявшая в услужении у Минванаби, покушалась на жизнь властительницы Акомы. А это означало, что гарантии безопасности, данные властителем Минванаби, были грубо попраны.