Бонапарт. По следам Гулливера - Виктор Николаевич Сенча
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Альбина увлеклась. Иначе не ошиблась бы так жестоко, что променяла мужа и Наполеона(!) на… на никого. Потому как сопливого Бэзила Джексона (инженера-лейтенантика, да еще и британца!) назвать соперником того и другого было бы, право, истинным кощунством. Хотя у этого малого было единственное, но важное преимущество: он был чертовски молод! По крайней мере вдвое моложе той, в которую, как уверял, влюбился со всей страстью юного сердца.
Однако на самом деле это было не так. Да, отвечавший за строительство лонгвудских построек британский офицер Джексон был влюбчив, как и все молодые повесы его возраста, но не настолько, чтобы плениться замужней (притом – некрасивой и многодетной!) француженкой. Тем более что, будучи смазливым красавцем, женщинам он нравился и недостатка в их обществе не испытывал никогда. Всегда при деньгах, этот молодец неплохо устроился и на острове, заводя многочисленные интрижки с женами британских офицеров. Так что, скорее, графиня присмотрела юного англичанина, а не он ее. Правда, не без помощи одного человека, имя которому… Хадсон Лоу.
Офицер Джексон был не только приятной наружности, но и отличался общительностью, обладал изящными манерами и свободно изъяснялся по-французски. А это немало. Поэтому не использовать его в своих целях, считал Хадсон Лоу, было бы непростительной оплошностью. Как там у французов, cherchez la femme… Через эти самые «la femme» открываются самые неприступные двери. Но если сопляк Джексон заартачится… Не заартачится! Будет делать то, что ему скажет губернатор острова – самый высокий здесь начальник.
Долго уговаривать мальчишку не пришлось: Джексон оказался со смекалкой. А еще через какое-то время доложил, что бурный роман с «Монтолоншей» в самом разгаре…
Когда Бонапарту доложили о связи графини де Монтолон с каким-то сопливым британцем, он постарался остаться равнодушным к известию, хотя сдержать себя получилось не сразу. Слишком неприятным оказалось известие. Тем более что он привык доверять людям из своего близкого окружения, для которых британцы на острове считались (и так оно было на самом деле), в общем-то, врагами.
Измена Альбины, да еще и с врагом, оказалась, по сути, двойной изменой. Своим поступком она оскорбила не только бедолагу Монтолона, но и самого Императора! Поэтому призадуматься стоило. Даже если это были происки коварного губернатора, факт оставался фактом: в крепостной стене обороны Лонгвуда британцам удалось пробить серьезную брешь. На сей раз этой брешью стала (кто бы сомневался!) женщина.
Странно, ни сам граф, ни Наполеон ни о чем даже не догадывались. Альбина ловко водила всех за нос. О связи жены с Хозяином Монтолон, конечно, знал; но чтобы у женушки хватило смелости завести интимную связь с кем-то другим, это графу даже не могло прийти в голову. Ведь на кону стояло их будущее! Ну а Наполеон вообще ни о чем не думал. Было время, свою Жозефину к кому он только не ревновал! Но разве это что-нибудь изменило? Тем более что он сам тоже не являлся ангелочком… Сколько у Императора было женщин, не сказал бы, пожалуй, даже Констан – а уж он-то к подобным инсинуациям относился серьезно…
Ничего удивительного, что первыми заволновались те, кому и было положено заволноваться – Бертраны. Однажды во время прогулки они повстречали русского посланника Бальмена, который им многое поведал. По словам господина Бальмена выходило, что графиня де Монтолон сама бросилась мальчишке на шею, влюбившись в того по уши.
– И в этом нет ничего удивительного, – огорошил собеседников Бальмен. – Ведь мадам де Монтолон несколько беспутна и хочет быть любимой. А это изрядно вредит Лонгвуду. Не секрет, что графиня о многом пробалтывается. А Джексон внимательно все записывает, а потом по два часа беседует с губернатором…
Гофмаршал и его жена похолодели. Быстро распрощавшись с собеседником, генерал Бертран заспешил к Императору. Понимая, что его ждет тяжелый разговор, он, тем не менее, был настроен решительно.
По мере рассказа гофмаршала лицо Наполеона становилось все мрачнее.
– И это все? – спросил он графа Бертрана, когда тот замолчал.
– Все, Ваше Величество…
– Скверная история, генерал. Очень скверная…
Гофмаршал в знак согласия лишь кивнул головой.
– Графиня несдержанна на язычок. Впрочем, как и все женщины. Увлекшись этим, как его…
– Джексоном, – подсказал Бертран.
– …этим Джексоном, она вполне могла рассказать много лишнего, не правда ли?..
– Вполне возможно, сир, – согласился Бертран. – Я всегда говорю своей супруге, что…
– Сейчас речь не о госпоже Бертран, – перебил гофмаршала Наполеон. – Это очень серьезно, генерал. Чрезвычайно серьезно! Спасибо, mon cher. Я лично займусь этим делом…
В тот же вечер Хозяин беседует с Альбиной. Хотя теперь перед ним уже сидела не Альбина. Альбина умерла. Она умерла в тот самый миг, когда генерал Бертран сообщил Бонапарту неприятное известие. Перед ним теперь сидела всего лишь неверная жена его подчиненного – не больше и не меньше. Наполеон умел владеть своими чувствами, и уж тем более – перешагивать через них. Иначе он никогда не стал бы Наполеоном. Эта плутовка на поверку оказалось дурой. Вот и сейчас, сидя перед ним, она что-то невнятно лепетала, называя любовника-британца «сопляком Джексоном», который, хоть и «очень славный молодой человек», но совсем «не отличается умом». Ну не дура ли?! При чем здесь ум? В таких делах думать как раз не требуется…
Разговаривать с графиней не хотелось, она была сейчас ему противна. И эти ненужные слезы, которые он терпеть не мог!
– Мадам де Монтолон, ваши встречи с…
– Мистером Джексоном, – всхлипнув, подсказала женщина.
– …с британцем, должны быть прекращены раз и навсегда. А насчет имени, мне все равно, как его зовут…
– Конечно, конечно, – продолжала всхлипывать и кивать головой графиня. – Тем более что мы и так встречаемся с ним слишком редко…
Дура…
* * *
Но все только начиналось.
«Похоже, что Джексон где-то на тайных тропинках опять встречался с мадам де Монтолон, – запишет в дневнике Бертран. – Трудно сказать, какой это примет оборот».
Нет никакого сомнения, что и в этот раз именно гофмаршал сообщил патрону о продолжающихся отношениях графини с англичанином.
Это уже было слишком! Наполеон кипит от ярости! И ставит Монтолонам жесткое условие: либо встречи с британцем должны быть прекращены (под
