Время перемен. Предмет и позиция исследователя (сборник) - Юрий Левада

В российском общественном мнении комплексы постимперского сознания изживаются медленно. В ноябре 2005 г. (N = 1600 человек) 81 % опрошенных полагал, что русские, украинцы и белорусы – это «три ветви одного народа», а почти две трети (63 % против 32 %) не считали Украину «заграницей». Это значит, что направленная работа всей батареи главных отечественных СМИ находит довольно благодатную массовую почву. Полученные плоды, правда, не совсем соответствуют использованным семенам, так как доверие к СМИ в данном случае невысоко. То, что украинские события в российских медиа освещаются «объективно и добросовестно», полагают всего 17 %, что это делается «предвзято и необъективно» – 24 %, «скупо и непонятно» – еще 40 %. Отсюда и невнятность суждений.

События конца 2004 г. в Украине как «борьбу за власть между различными группами политиков и олигархов» оценивают более половины респондентов (54 %), как «заговор, организованный политиками и спецслужбами западных стран», – 18 %, но как «массовое возмущение, направленное против коррумпированной власти, нечестных выборов» – еще реже (15 %). Эти перемены принесли самой Украине «больше плохого», считают 55 % опрошенных, а что пострадали отношения между Россией и Украиной – 57 %. Современные векторы украинской жизни в ноябре 2005 г. представляются так: постепенное сближение с Россией отмечают всего 10 % респондентов, сближение со странами Запада – 49 %, нарастание «хаоса, беспорядка» – 27 %.

По данным опроса, проведенного в июле 2005 г., лишь 23 % респондентов полагали, что Россия должна поддерживать демократические силы и прогрессивные перемены в странах СНГ, но еще реже (14 %) высказывалось предложение «стремиться сохранить у власти нынешних лидеров, какими бы они ни были, если они выражают лояльность России» (нетрудно заметить, что именно этот вариант, кстати разделяемый преимущественно в старших возрастных группах и среди коммунистического электората, наиболее близок к официальной линии). Чаще всего (55 %) упоминалась формула нынешнего изоляционизма – «соблюдать собственные экономические и политические интересы и не вмешиваться в дела соседей». Еще 30 % напоминали о противодействии опасному влиянию зарубежных стран (США, Китая, Турции и др.) на постсоветские государства. (Поскольку отвечавшие могли указать более одного варианта мнений, сумма ответов превышает 100 %.)

При оценках украинских перемен в общественном мнении как в Украине, так и в России на первом плане сейчас часто оказываются слабости и неудачи движения, конфликты в верхах, массовые разочарования и иные спутники любого крутого общественного поворота, особенно заметные в его революционных вариантах, при слабости институциональных механизмов и гипертрофированной роли социально-психологических, групповых, личностных факторов. Но за «деревьями» нельзя терять из виду «лес», то есть сам сложный процесс общественных перемен, значение которых далеко выходит за национально-государственные рамки. То, что на инертно-послушном общественном фоне, доминирующем на постимперских просторах, стала возможной массовая политическая мобилизация, способная стать фактором необратимых перемен, дает богатую пищу для изучения, а в какой-то перспективе, возможно, и поучительный пример.

Общественное мнение в политическом зазеркалье

Трудно указать сферу общественной жизни, которая в массовом сознании столь плотно была бы «заселена» иллюзорными, фантомными конструкциями и персонажами, как политическая, при том что политические, точнее считающиеся таковыми, факторы прямо или косвенно пронизывают разные стороны жизни людей в современном российском обществе. Процесс отделения государства от общества, произошедший в странах европейского типа еще в XIX в. и обеспечивший юридические контуры современных правовых государств, в России остается проблемой будущего. Поэтому ни общественное мнение («гражданское общество»?), ни государство (институты – учреждения) не способны рассматривать друг друга «со стороны». Кроме того, собственный практический опыт «массового» человека менее всего пригоден для реалистического представления государственно-политических феноменов. Поэтому с подачи массмедиа и направленной политрекламы (PR) «зеркало» общественного мнения отображает на матрице привычных стереотипов скорее наведенные иллюзии и разочарования, связанные с определенными событиями и персонажами, чем оценки реальных действий (и в еще меньшей степени – институтов).

Некоторые стороны подобных трансформаций показывают результаты недавнего массового исследования[481]. В статье использованы также данные других опросов (ссылки на них оговариваются особо).

Нераздельность государства и общества – не только сохраненная, но активно реконструируемая – характерная особенность современной российской социально-политической сцены, дополняемая вполне последовательными акциями по ликвидации всякого разделения властей – и «вертикального», и «горизонтального», и «функционального», в том числе независимости законодательной, исполнительной и судебной ветвей власти. Неизбежным следствием является не только прогрессирующее превращение законодательных и судебных инстанций в придаток исполнительной власти, но и дискредитация самой исполнительной «вертикали». Продуктом «полураспада» тоталитарной системы господства оказалась обновленная административно-бюрократическая иерархия. Тенденция низведения государства до знаменитого в позднем Средневековье принципа «государство – это я» (l’état c’est moi) не придает властным структурам ни эффективности, ни прочности, особенно в ситуациях политических переходов.

Другая сторона той же ситуации – неразвитость или сворачивание «поля» гражданских институтов, а вместе с этим и возможности для гражданской ответственности и гражданской позиции человека. Отсюда – фиктивная деятельность псевдообщественных организаций, исполняющих традиционные для советской эпохи функции «рычагов» или «приводных ремней» власти, поддерживавших видимость массового соучастия в государственной деятельности. (Такие фикции в общественном мнении не находят поддержки. Так, в феврале 2006 г. только 19 % опрошенных допускали, что новообразованная Общественная палата сможет играть важную роль в обществе. Но фиктивные конструкции рассчитаны не для общественного мнения, а для самооправдания административной системы управления.)

В такой ситуации рутинный набор вопросов об участии/неучастии граждан в политической жизни, наличии интереса и возможности для такого участия и т. п. выводит исследователей на грань соотнесения массового воображения с миром фиктивных псевдополитических образований и категорий. Для того чтобы понять значение полученных результатов, требуется на каждом шагу выяснять, что в современных условиях (и в сегодняшнем общественном мнении) значит «политика» или «политическая деятельность», в чем выражается или может выражаться массовое в ней участие и т. д., при том что в распоряжении общественного мнения не существует критерия реального политического участия, отсутствуют и соответствующая институциональная база, и массовый опыт какого-либо участия.

Для большинства опрошенных независимо от их политических симпатий власть ассоциируется преимущественно с конкретными высшими государственными лицами – президентом, правительством, местными чиновниками (табл. 1).

Таблица 1

«Персонализация» власти: истоки и последствия

Когда вы говорите «власть», то кого вы прежде всего имеете в виду?

(в % от числа опрошенных в каждой возрастной группе, N = 1600 человек)

Весьма редко на первый план выступают деперсонализованные институты («государство», «закон»). Имеющие высшее образование чаще других (70 %) указывают как носителей власти президента, его окружение и администрацию, а также силовые структуры и СМИ. Государство в этой группе упоминают 19 %, тогда как среди малообразованных – 12 %.

«Эффективное управление» или «служение народу». Треть опрошенных (34 %) считает, что страной должны руководить «эффективные управленцы», более половины (57 %) – что это должны быть «люди, посвятившие себя служению народу».

Стремление видеть во главе страны эффективных чиновников больше выражено у лояльных нынешней власти (из числа одобряющих президента – 36 %, из неодобряющих – 30 %), а романтические представления о пафосном служении народу скорее разделяют в оппозиционной среде (из числа одобряющих В. Путина – 55 %, из неодобряющих – 66 %). Среди полагающих, что дела в стране идут в правильном направлении, соотношение таких мнений составляет 43: 49, среди встревоженных «неверным путем» – 27: 66. Если рассматривать мнения симпатизирующих различным политическим силам, оказывается, что в наибольшей мере стремление видеть руководство, воодушевленное идеей служения народу, заметно у сторонников коммунистов (27: 68), несколько слабее – у демократов (38: 54), еще слабее – у поддерживающих «партию власти» (41: 52).