Сын цирка - Джон Уинслоу Ирвинг

чем писательское ремесло Грэма Грина. Для католика самоубийство было нарушением власти Господа над человеческой жизнью. В случае Арифа Комы, рассуждал Мартин, мусульманин не в полной мере был наделен своими правами; влюбленность в Веру, несомненно, означала потерю прав или же совершенно иной набор прав.

Отказ от похорон по церковному чину ужасал Мартина Миллса; однако Церковь не отказывалась от тех самоубийц, кто просто потерял рассудок или не знал, что убивает себя. Миссионер надеялся, что Господь будет судить о самоубийстве турка как о неосознанном акте. В конце концов, мать Мартина оттрахала ему мозги. Как после этого Ариф мог принять здравое решение?

Но, будучи не готовым к католической интерпретации своего любимого автора Мартином Миллсом, доктор Дарувалла пребывал также в неведении относительно нежелательного происшествия, которое потрясло колледж Святого Игнатия ближе к полудню, о чем отец Сесил бормотал теперь нечто бессвязное. Миссия подверглась вторжению нарушительницы закона; полиция была вынуждена применить насильственные действия в отношении буйной правонарушительницы, чье буйство отец Сесил приписал «бурлящим гормонам».

Фарруху так понравилось это выражение, что он его тут же записал.

– Это оказался трансвестит-проститутка, ни много ни мало, – прошептал в трубку отец Сесил.

– А почему вы говорите шепотом? – спросил доктор Дарувалла.

– Отец настоятель еще не пришел в себя после случившегося, – доверительно продолжал отец Сесил. – Можете себе представить? Хиджра пришел сюда во время школьных занятий!

Доктор Дарувалла не без улыбки представил себе это зрелище.

– Возможно, он – или она – захотел поднабраться знаний, – сказал он отцу Сесилу.

– Оно заявило, что его пригласили, – пробормотал отец Сесил.

– Оно? – воскликнул Фаррух.

– Ну, все равно, он или она, не важно кто, но оно оказалось большим и сильным. Неистовая проститутка, псих, переодевшийся в женское платье! – шептал отец Сесил. – Они ведь принимают гормоны, так?

– Только не хиджры, – ответил доктор Дарувалла. – Они не принимают эстрогены. Им удаляют яйца и пенис – одним ударом ножа. Рану прижигают кипящим маслом. Она отчасти напоминает вагину.

– О боже! Не надо об этом! – сказал отец Сесил.

– Иногда, но не всегда, они имплантируют себе груди, – просвещал доктор священника.

– Этому имплантировали железо! – взволнованно сказал отец Сесил. – А молодой Мартин в это время вел урок. Отец настоятель, я и бедный брат Габриэль были вынуждены иметь дело с этим существом, пока не приехала полиция.

– Вот так история… – заметил Фаррух.

– К счастью, никто из детей не видел этого, – сказал отец Сесил.

– А разве трансвеститам-проституткам нельзя обращаться в христианство? – спросил доктор Дарувалла, которому нравилось дразнить священников.

– Бурлящие гормоны, – повторил отец Сесил. – Оно, видимо, приняло слишком большую дозу.

– Я же сказал вам – обычно они не принимают эстрогены, – пояснил Фаррух.

– Этот что-то принимал, – настаивал отец Сесил.

– Можно я сейчас поговорю с Мартином? – спросил доктор Дарувалла. – Или он все еще занят на уроках?

– У него ланч с росликами, а может быть, сегодня он с полуросликами, – ответил Отец Сесил.

Кстати, у самого доктора приближалось время ланча в клубе «Дакворт». Доктор Дарувалла передал сообщение для Maртина Миллса, однако отец Сесил настолько напрягся по этому поводу, что доктор понял – придется позвонить еще раз.

– Хорошо, просто передайте, что я перезвоню, – сказал Фаррух под конец. – И передайте ему, что мы обязательно поедем в цирк.

– Ух, как интересно! – сказал отец Сесил.

Гавайская рубашка

Детектив Пател хотел немного расслабиться перед ланчем в клубе «Дакворт», однако этому помешало происшествие в колледже Святого Игнатия. Это было всего лишь мелкое хулиганство, но оно привлекло внимание заместителя комиссара полиции, поскольку имело отношение к преступлениям против Дхара. Вторгшийся в колледж был из тех трансвеститов-проституток, которые получили травмы от карлика – шофера Дхара во время скандала на Фолкленд-роуд. Этому хиджре Вайнод сломал запястье ударом рукоятки от ракетки для сквоша. Евнух-трансвестит явился в колледж Святого Игнатия и стал колотить старых священников своим гипсом. По его словам, Инспектор Дхар сказал всем трансвеститам-проституткам, что в миссии их будут с радостью ждать. Кроме того, Дхар сказал хиджрам, что они всегда там его найдут.

– Но это был не Дхар, – сказал хиджра детективу Пателу на хинди. – Это был какой-то самозванец вместо Дхара.

Пател посмеялся бы над тем, что трансвестит жалуется на какого-то «самозванца», однако детективу было не до смеха – вместо этого заместитель комиссара смотрел на хиджру презрительно и с нетерпением. Это была высокая, широкоплечая проститутка со скуластым лицом, у которой были видны маленькие груди, поскольку две верхние пуговицы просторной гавайской рубашки были расстегнуты. Чересчур большая рубашка и обтягивающая бедра розовая мини-юбка смотрелись как нелепая комбинация, поскольку проститутки-хиджры обычно носят сари. К тому же, как правило, они стараются походить на женщин, предпринимая для этого значительные усилия, но тут был иной вариант. Заместитель комиссара мог засвидетельствовать, что у хиджры – хорошей формы груди, однако на подбородке пробивалась растительность, а над верхней губой темнели усики. Вероятно, хиджра полагал, что пестрая гавайская рубашка с попугаями и цветами на ней, несомненно, женский наряд, однако рубашка была явно не по его фигуре.

З. К. П. Пател продолжил допрос на хинди.

– Откуда у тебя эта рубашка? – спросил детектив.

– Ее носил Дхар, – ответил хиджра.

– Непохоже, – сказал заместитель комиссара полиции.

– Я же сказал, что он самозванец, – заметил хиджра.

– Какой дурак осмелится изображать Дхара, в открытую шляясь по Фолкленд-роуд? – спросил Пател.

– Он выглядел так, как будто не знал, что похож на Дхара, – ответил хиджра.

– А, понятно, – сказал детектив Пател. – Он самозванец, но не знает, что он самозванец.

Хиджра почесал свой крючковатый нос загипсованным запястьем. Пателу уже надоел допрос – он держал хиджру перед собой лишь потому, что его нелепый вид помогал детективу сосредоточиться на Рахуле. Понятно, что Рахулу сейчас пятьдесят три или пятьдесят четыре года и он не будет прилюдно лезть из кожи вон, чтобы выглядеть как женщина.

Заместитель комиссара подумал, что, возможно, это одна из уловок, благодаря которой Рахул ухитрился совершить так много убийств в одном и том же районе Бомбея. Он мог зайти в бордель как мужчина, а выйти как старая ведьма. Он также мог выглядеть как привлекательная женщина средних лет. И пока этот бесполезный хиджра не нарушил распорядка Патела, детектив был вполне доволен результатами проделанной с утра работы – расследование заместителя комиссара по делу о Рахуле продвигалось вполне успешно. Список новых членов клуба «Дакворт» оказался полезным.

– Ты когда-нибудь слышал о зенана по имени Рахул? – спросил Пател хиджру.

– Это старый вопрос, – сказал трансвестит.

– Только теперь она реальная женщина – после завершенной операции по изменению пола, – добавил детектив.