Набат. Агатовый перстень - Михаил Шевердин

Конечно, в каждом узбеке и таджике заложена любовь к цветам и даже полунищий бедняк лелеет и растит перед своей хижиной хоть несколько цветочков — отраду и отдохновение для глаз и души. Но цветовод­ство Касымбека, превратившееся в разорительную страсть, вызывало у грубых степняков, не оставивших ещё своих полукочевых привычек, недоумение. Они даже пытались, попав к нему в гости, посмеиваться над ним по поводу «влюблённости кое-кого в розу», но всё объ­яснялось гораздо проще. Уже давно, много лет назад, грубый кровожадный Касымбек  привёз из своего разбойничьего    набега откуда-то со снеговых вершин Каратегина нежную черноглазую горянку. Он насильно заставил её стать женой и влюбился в неё, но ответной любви завоевать не смог. По мере того, как ужасная болезнь разрушала его тело, росло и отвращение к нему его юной жены. Казалось бы, чего проще:  выгнать непокорную или просто убить. Нет, сердца человеческого не измеришь, не испытаешь. Касымбек  бросил всё к ногам жены. Но обуреваемое страстью и вожделением тело его разъедали язвы и болячки, издававшие нестер­пимое зловонье. Он сам его ощущал постоянно, и ника­кие благовония, сделанные руками людей, никакие ред­чайшие духи  не могли заглушить его.  Только цветы, аромат тысяч цветов и душистых трав помогал за­быть этот   тяжёлый запах, сводивший Касымбека с ума.

Дни и ночи просиживал он в цветнике, вдыхая море запахов. Бледное, искажённое недугом лицо его, дрожа, отражалось в стеклянной глади водоёма. Ветерок прони­кал из степи через высокие стены, и струи его несли самые поразительные, самые изысканные сочетания цветочных запахов. Всё тогда забывал Касымбек: болезнь, кровь, ужас надвигавшейся смерти...

Слуга проводил гостя к хозяину усадьбы, сидевшему посреди небольшой, чисто выметенной и политой площадки, на деревянных нарах. Касымбека Иргаш узнал не сразу и весь передернулся при виде зловещей перемены, происшедшей в его наружности за самые последние дни. Ужасная болезнь бурно развивалась, делала свое дело. Она разрушала организм Касымбека с неумолимостью рока. На Иргаша смотрела отталки­вающая, внушающая ужас и отвращение маска. Только богатая кисейная чалма да всем известный ханатласный зелёный халат позволили Иргашу узнать хозяина.

Касымбек заметил страх и растерянность Иргаша и яростно просипел:

—  Не пяль глаза, Иргаш! Видишь, я нездоров. Ме­ня покусали комары и мошки. Говори, с чем приехал? — И он показал рукой на сжавшегося поодаль в комок человека в индусской чалме. — Ффу! Он также брез­гует... он боится меня. Все теперь боятся меня. Прокля­тие пусть обрушится на головы трусов. О дурачье!

Из тысяч людей Иргаш сразу же узнал бы Чандра Босса и невольно склонился в низком поклоне.

— Салом алейкум, господин!

Но лицо его налилось кровью, и всё в груди у него задрожало. Молниеносной вспышкой промелькнула картина: Дильарэм, опустив голову, пунцовая, точно роза, слушает вкрадчивую речь Чандра Босса.

«Вот как, проклятый, и ты здесь», — подумал Иргаш.

—  Пода сюда, — крикнул Чандра Босс. — Где ты пропадал, скотина?

По договоренности Иргаш должен был ждать вестей в укромном местечке в горах, и сейчас Чандра Босс меньше всего желал с ним встречи.

Чандра Босс отнюдь не нуждался в лишних свиде­телях, а он с минуты на минуту ждал появления Амирджанова с покупателями оружия. Он едва успел предупредить об этом Касымбека, как появился Иргаш. Ко всему тому, с некоторых пор Чандра Босс предпочи­тал встречаться со своим саисом только в присутствии своего испытанного в многолетней службе Вагифа-телохраните-ля. Правы те, кто говорит, что женские глазки пагубны для разведчика... Но глаза Дильаром всё ещё не давали покоя Чандра Боссу, и он частенько вспоминал их влажную глубину...

—  Всесильный господь, — пробормотал Чандра Босс, — какое стечение обстоятельств!

Какой несчастный день. Злой рок преследовал Чанд­ра Босса. Утром, когда они ехали мимо конгурта, их обстрелял разъезд красных, и Чандра Боссу пришлось скрываться в ущелье, среди камней. Более того, он растерял своих спутников и только к концу дня в един­ственном числе добрался до дома Касымбека, где была назначена явка. К своему ужасу и отвращению, Чандра Босс с первого же взгляда понял, какой болезнью бо­лен Касымбек. Он решил не притрагиваться к пище и питью, гостеприимно предложенным ему.  Перед  ним лежали горы пшеничных лепешек, винограда и персиков на подносах. Но хотя он был голоден, как волк, и пить хотелось до безумия, Чандра Босс не только ни к чем не притронулся, но отчаянно боролся с позывами на рвоту. И ещё неприятнее было, что хозяин, очевидно, отлично понимал чувства гостя и делался всё мрачнее мрачнее. А нрав Касымбека Чандра Босс знал отлично, задевать Касымбека не рекомендовалось.

Стараясь не показать и вида, что его всего передергивает от отвращения, Чандра Босс пересел подальше, на краешек остывшего глиняного очага, и с рассеянным видом поглядывал на него, на скирду пшеницы, высящуюся на крыше амбара, мучительно старался установить не дует ли ветер со стороны Касымбека.

Ему все чудилось, что сквозь прекрасные запахи роз и базилик, лилий и шафрана нет-нет да и потянет гнилью. Чандра Босс совсем вышел из состояния душевного равновесия. Он даже не слышал, что ему говорит гостеприимный хозяин. Бежать, бежать! Немедленно сейчас же. Плюнуть на всё — на сделку, на барыши — у скорее уйти, отряхнуть прах со своих ног и ускакать во весь опор, чтобы степным здоровым воздухом очистить себя от заразы, чтобы даже не видеть отвратительного лица  Касымбека.

И тут ещё Иргаш! Этого только не хватало!

Не то чтобы Чандра Босс испугался. Он был уверен, что не посмеет какой-то презренный нищий туземец взбунтоваться против него — господина. Иргаш — раб, а раб боится плетки, И тогда, в том случае, когда Иргаш застал Чандра Босса в разговоре с Дильаром, он вел себя, как обиженная хозяином собака, рычал, но не осмелился даже скалить зубы. И потом Иргаш принял деньги за жену, жадно схватил подачку.

Правда, зловеще выглядела тогда история с исчезно­вением красавицы на переправе. Но на то Иргаш муж и повелитель, чтобы делать со своей женой всё, что он хочет. Вскоре Чандра Босс забыл о досадном случае. Пригоршня червонцев, неприятный разговор, неудовле­творенная прихоть. Мало ли таких случаев он мог насчитать за свою скитальческую жизнь.

Он невозмутим. В нём течет кровь англо-саксов, и он не в шутку полагал себя вылепленным из особого теста — британского теста. Он преисполнен презрения ко все­му неанглийскому: англичане — прирождённые господа. Чандра Босс — на три четверти англичанин, и, как все полукровки, он чувствовал себя более англичанином, чем сам английский король.