Стратегии гениальных мужчин - Валентин Бадрак

К сорока годам Бетховен пришел к четко отлаженному ритму жизни, почти исключительно подчиненному реализации творческой идеи. Эта в высшей степени уединенная и даже затворническая жизнь в отрешенной тишине, в стороне от суеты наэлектризованного светского мира, предполагала полное растворение в музыке. Не имея почти никаких личных привязанностей и оказавшись в полном одиночестве без любви, маэстро мог посвятить себя лишь любимой музыке, насыщая ее все новыми привкусами и оттенками: философии, душевной гармонии и мощи природы.

Все же музыкант был прочно связан путами современного общества. Он признался однажды, что дарует людям «божественное исступление духа». Бетховен, как другие гениальные личности, был глубоко социален и зависим от внимания общества. Краткосрочные мгновения триумфов превозносили и опустошали его одновременно, а нищета после сокрушительных побед сдавливала горло отнюдь не меньше, чем до них. Но он научился воспринимать отсутствие денег как часть всех тех бедствий, которые сопровождали его жизнь. Не обращая внимания на материальное, Бетховен продолжал творить, отдавая жизнь музыке без остатка. Он оставался верен избранному пути до последнего часа и лишь благодаря этой несокрушимой верности продолжал жить. Музыка в конце концов стала значительнее идеи; со временем она оказалась единственным связующим звеном между самим композитором и всем остальным миром.

Но даже умирая в тоске, дикой нужде и полном одиночестве, Бетховен был спокоен и умиротворен: он знал, что своими бесконечными страданиями, трепетными переживаниями в музыке и нетленной верой он обеспечил себе куда более долгую жизнь после смерти.

Джордж Сорос

«Открытое общество зиждется на признании того факта, что абсолютная истина никому не доступна; совершенство недостижимо, и поэтому мы должны быть удовлетворены наиболее близким понятием: обществом, открытым для совершенствования. Открытое общество позволяет людям с разным мировоззрением, положением и интересами сосуществовать в мире».

Джорджа Сороса, как и других людей успеха, никак не смущали неудачи. Но кроме устойчивой мотивации достичь цели он обладал еще поистине кошачьей изворотливостью и эластичностью мышления. Так, если он ясно осознавал, что один путь оказывается слишком трудным, он без колебаний изменял маршрут, пусть на более длинный, обходной, но неизменно ведущий к той же вершине. Когда написание начатой книги провалилось и Соросу стало ясно, что он не сумеет втиснуть в мозги широкой публики свои идеи об открытом обществе, он стал развивать другой путь – путь достижения финансовой независимости от общества, с тем чтобы потом использовать полученный ресурс для реализации своих идей. Так он, не испытывая благоговения перед деньгами, решил стать финансистом.

Сорос всегда отличался не только поразительной активностью, но и изощренными способами действия. Подходя к решению какой-либо задачи, он пытался проанализировать все возможные подходы и возможности. Далее он избирал тактику непрерывного действия, охватывая максимально возможный спектр направлений. Именно так и получилось, когда его одолела мысль начать действовать на финансовом поприще. Пытаясь проникнуть в один из инвестиционных банков, он разослал письма во все банки города. И откликнулся на первый попавшийся ответ, согласившись стать стажером. Его приспособляемость и способность цепляться за самые маленькие, порой невероятные зацепки поражает. В этом Сорос всегда был схож со скалолазом, который благодаря невероятным трюкам и цепкости пальцев преодолевает почти отвесные стены. Неудивительно, что, начав осваивать финансовый рынок, очень скоро Сорос стал преуспевать и в денежной эквилибристике. Более того, через определенный период времени он осознал, что может гораздо больше, чем позволяет молодому честолюбивому человеку консервативная европейская банковская система.

Поэтому в двадцать шесть лет Джордж Сорос, к этому времени уже твердо решив добиться серьезных успехов на финансовой ниве, засобирался в Нью-Йорк. Как утверждает Роберт Слейтер, появление Сороса в Нью-Йорке оказалось отнюдь не простой сменой места, а хорошо продуманным шагом, поскольку Джордж хорошо изучил финансовые рынки Европы и понимал наличие спроса на таких экспертов в Америке. Принимая во внимание, что позади Сороса неотступно плелась госпожа Нищета, молодой человек накинулся на работу с чудовищным рвением.

Естественно, одних усилий в любой работе всегда маловато. Памятуя об этом, Сорос действовал в нескольких направлениях одновременно, определив их как наиболее важные. Во-первых, он сразу взялся за собственный имидж, что позволяла смена обстановки. Он осторожно, но уверенно играл новую роль, делая из себя того, кого разыгрывал, – преуспевающего бизнесмена и тонкого аналитика, много работающего, но не устающего; много знающего, но мало говорящего по существу; уверенного в себе и вселяющего эту уверенность в других. Говорят, что, став директором исследовательского отдела одной из фирм, Сорос частенько ловко присваивал себе похвалы за удачные сделки, а вину за неудавшиеся не менее ловко перекладывал на других. Если это так, то еще раз подтверждает авантюристскую натуру будущего инвестора. Полученные в Европе знания и легкость использования иностранных языков как психологическое преимущество позволили Соросу производить впечатление человека, мыслящего глобально, а его непрерывные и действительно титанические усилия по изучению зависимости экономик многих стран от политических решений принесли свои плоды – Сорос начал выигрывать сделки.

И все же в этот период он был более осторожен и благоразумен, нежели падок на рискованные дела. Лишь просчитав все до мельчайших подробностей, сопоставив множество факторов, он принимал решение, которое, как казалось его конкурентам, принято по воле какого-то таинственного внушения свыше. Выигрыши, денежные прибыли и на редкость проницательное видение перспективы Соросом – не более чем результат длительной и беспрерывной работы во многих направлениях одновременно. Если конкуренты ограничивались тщательным изучением рынка и газет, то Сорос шел много дальше. Жесткая организация рабочего дня, который начинался не позже восьми утра и часто длился до полуночи, позволяла ему успевать проводить важные встречи с политиками, читать между строк прессу и разыгрывать гораздо более широкие сценарии, чем могли предположить его менее искушенные соперники. Одно неосторожное слово политика или правительственного чиновника, от которого зависели будущие решения, могло сообщить тонкому психологу Соросу больше, чем многочасовые исследования газетных материалов кому-нибудь из его конкурентов. И кроме того, все процессы по изучению и дополнительные проверки полученной информации осуществлялись Соросом в несколько раз быстрее, что позволяло ему проявлять на рынке невиданную «молниеносную решительность». Другим, не менее важным качеством было умение молчать и сохранять спокойствие в любых ситуациях. Лицо Сороса-инвестора стало на долгие годы лицом покерного игрока – человека-монстра, эгоиста и ловкача-спекулянта, во внутренний мир которого проникнуть было маловероятно, а чаще и попросту невозможно. Он научился внешне одинаково переживать как поражения, так и успехи – редкое ценное качество, которое сумели развить в себе не многие. Проницательность, рациональность и агрессивность – вот основные качества растущего титана от бизнеса. Прошло не много времени после его приезда в США, а Сорос уже прослыл признанным знатоком европейского рынка ценных бумаг. Он несколько раз возвращался к своей книге, но все еще находил рукопись несовершенной. Сорос не разочаровывался: философия по-прежнему занимала важное место в его жизни, и где-то глубоко в подсознании теплилась мысль, что он еще вернется к реализации более занимательной идеи, нежели просто зарабатывание денег. Именно реализовывающиеся намерения мыслить глобально, не привязываясь к конкретной компании или отрасли, привели финансиста к новым шагам. И именно это позволило ему позже войти в некий элитный клуб, состоящий из наиболее влиятельных представителей международного бизнеса.