Стратегии гениальных мужчин - Валентин Бадрак

Кажется, начинающего живописца не волновало, а порой и забавляло, что окружающие считают его сумасшедшим. Хотя, с другой стороны, не исключено, что на подсознательном уровне он свыкся с этой мыслью и она воспринималась им настолько естественно, что послужила толчком к реальному помрачению разума. А бегство от реальной жизни ускорило еще одно разочарование на сердечном фронте – оставшуюся без ответа его вторую любовь – к кузине. Она усилила его внутреннее убеждение в том, что он не такой, как все: он пришел в мир, чтобы страдать, и страдая, дать миру что-то очень важное и новое. Безусловно, психика Ван Гога была потрясена отношением окружающих – на его самосознании была поставлена отчетливая печать изгоя, окончательный вердикт общества, не принявшего его в свой мир. Фактически, Ван Гог стал изгнанником из реальной жизни – он был лишен любви и понимания родителей, его дважды отвергали женщины, которых он боготворил, и бесчисленное количество раз представители чуждого ему общества никак не реагировали на предназначенные им плоды его адского труда. Не имея возможности прокормить себя и будучи крайне непрактичным в быту, Винсент, словно зверек, загнанный в угол и ограниченный пространством клетки, начал искать новую реальность в себе самом. Ему не оставалось ничего иного, как бежать в воображаемый мир. Пусть даже мир сумасшедшего – он был лучше жестокого и несправедливого реального. Именно поэтому Винсент, тонущий в своих бесчисленных несчастиях, отчаянно и в то же время отрешенно двигался навстречу беспредельному напряжению творчества – в нем он забывался и благодаря ему в нем пробуждался человек, любящий себя и верящий в себя. Лишь непосильный труд, который позволял полностью отречься от действительности, возрождал в нем здоровую самооценку и самоидентификацию в мире живых. Назад дороги не было – отступиться от живописи теперь означало смерть.

Поздний сексуальный опыт с проституткой, даже несмотря на физическую боль лечения болезненной гонореи (эта хворь потом еще долго напоминала о себе, практически став хронической), на несколько мгновений пробудил в начинающем художнике желание возвратиться к «нормальной» жизни: в одном из писем он проговорился, что жаждет стать «обыкновенным» человеком и «познать простые радости». Но даже вполне определенный период сожительства с нею ничего не изменил радикально: просто Винсент больше страдал, больше терпел и… меньше ел. Брат сыграл заметную роль в этот в определенном смысле критический для творчества момент: Тео высказал готовность и дальше финансировать творческие поиски Винсента – но только в том случае, если он откажется от бредовой идеи связать свою жизнь с женщиной улицы. В конце концов младший брат добился своего, а Винсент был вынужден сменить место жительства. Единственный, кто спокойно воспринимал неординарность Винсента, брат сам создал непреодолимую преграду для возвращения Винсента в мир «нормальных» обывателей. Но самое главное – развившаяся неспособность жить в мире обычных, «нормальных» людей, помноженная на невероятную впечатлительность и навязчивое желание трудиться, толкали Винсента Ван Гога на поиск такого пути, который бы вне сомнения поставил его над существующим миром реальности. Это было бы идеальным доказательством. У Ван Гога не оставалось иного пути, как быть и оставаться до конца неисправимым фанатиком. Пусть даже находясь на краю пропасти. Он настолько врос в свой воображаемый полуфантастический мир, что это, с одной стороны, спасало его от гибели в кругу людей, а с другой – увлекало в такие глубины собственного подсознания, что возвращаться из них в тусклую реальность было каждый раз все сложнее. Даже секс он искренне считал лишь источником энергии и психического здоровья, необходимым для успешной реализации своей цели. Окружающие откровенно смеялись над маленьким незадачливым человеком, ищущим правду жизни в откровениях на холсте или бумаге, пытающимся самовыражаться, не желая видеть всех остальных красок жизни. Обывателям не нужна чья-то болезненная глубина – своя собственная поверхностность во все времена имела и будет иметь гораздо большие вес и ценность.

Проблема Ван Гога как представителя общества людей заключалась в отсутствии гибкости и полном нежелании идти на уступки. Будучи почти несносным в обычной жизни, без всяких сомнений высказывая любые бестактности и даже мерзости, Ван Гог вряд ли мог бы рассчитывать на любовь со стороны окружающих. Этот человек твердо не желал подстраиваться под мир – и общество отвечало ему таким же демонстративным нетерпением. Даже искренне любящий его брат Тео подтверждал, что язвительный и вспыльчивый характер Винсента во многом мешает продвижению его как художника. Он вполне мог получать более или менее сносные заказы от своих родственников и знакомых, если бы только согласился изменить фактуру некоторых своих работ, выставляемых на продажу, и немного следовать за заказчиком. Взамен он получил бы не только средства к существованию вместе с независимостью от брата, но и перспективу стать со временем законодателем отдельного направления в живописи. Но Ван Гог панически боялся полностью раствориться в растущем желании угодить за деньги. Он не соглашался пожертвовать и частью своего искусства – даже ради спасительного куска хлеба. Вместо этого Винсент заставлял себя ожесточаться и, еще больше замыкаясь в лабиринте собственного внутреннего мира, искать новый самобытный путь победителя. «Я предпочел бы служить рассыльным в гостинице, чем штамповать акварели», – цитирует живописца Анри Перрюшо. Чем больше упреков и замечаний получал Ван Гог, с тем большим остервенением он отметал эти упреки и набрасывался на работу, не заботясь об обратной связи с аудиторией, которой он предназначал свои работы. Интересно, что ничто не могло подорвать высоких амбиций и уверенности Винсента в своей способности овладеть мастерством – именно эти качества помогли ему в конце концов продвинуться до уровня мастера кисти. В то же время он медленно, но верно двигался к самому краю бездны – когда уже ничего общего не может быть с находящимися рядом в одном отрезке времени и пространства. Но он уже знал, чего хочет в искусстве. «Даже если я упаду девяносто девять раз, я в сотый раз снова поднимусь», – написал он брату. И уже через несколько лет после начала своего кровоточащего пути Винсент назвал себя художником – во время ссоры со своим родственником-наставником Мауве.

Начав свою борьбу за место в мире живописи, Винсент сделал для себя вывод, что ему придется выбирать между стремлением к популярности и стремлением во что бы то ни стало сказать свое слово в искусстве, даже рискуя остаться при жизни непонятым и забытым. Винсент сознательно выбрал второй путь – его не смущала цена за успех. Очевидно потому, что слишком много на его пути появлялось псевдоуспешных художников, которые, не смущаясь, давали ему наставления. В глубине души Ван Гог презрительно смеялся над их поверхностностью и художественной безликостью. Себя же он сравнивал с изможденной, задыхающейся, но не сдающейся лошадью. Той, что тянет свой последний груз. Только такая степень отрешенности позволяет дойти до сути, был убежден художник.