Учебка. Армейский роман. - Андрей Геращенко

— Слушай, как ты думаешь, зачем гуталин в таких больших банках делают? Ведь его, наверное, и за два года не смажешь.

— Не знаю. Может, для того, чтобы металл экономить…

Постепенно курсанты начали потихоньку думать о той основной цели, из-за которой они, собственно, сюда и пришли. Но для того, чтобы поменять сапоги, вначале нужно былой найти подходящие по размеру. Тищенко, чтобы не вызывать у Иванова лишних подозрений, сделал вид, что выковыривает из банки гуталин, а сам тем временем спрашивал у окружающих его курсантов, нет ли у кого сапог тридцать девятого размера. Но такого размера ни у кого не оказалось и Игорь уже начал, было, думать, что ему не удастся обменять сапоги.

— Тищенко, а ты сходи в ту сторону. Там вроде бы я у кого-то из первой роты такие сапоги видел, — посоветовал Гутиковский.

— А если Иванов заметит, что я взад-вперед хожу?

— Ну и что? Пусть себе замечает — мало ли зачем ты туда пошел?!

Игорь направился к первой роте. У одного из курсантов и в самом деле оказались сапоги тридцать девятого размера.

— Слушай, зема, давай сапогами поменяемся? — предложил Игорь.

— Зачем это? — подозрительно спросил курсант и придвинул сапоги поближе к себе.

— Как это зачем?! Мне нужно сапоги поменять.

— Ну и что?

— А то, что у меня большие — сорок второй. А ты как раз тридцать девятый чистишь — мне в самый раз будет, — пояснил Игорь.

— А вдруг прапорщик заметит?

— Что он заметит? Я ведь тебе взамен другие даю! Он мне их лично дал! — Игорь начал терять терпение.

Курсант по каким-то непонятным причинам никак не мог решиться на обмен и тут на помощь Игорю неожиданно пришел его сосед:

— Чего ты, Серега, в самом деле?! Отдай ему эти сапоги — пусть человек поменяет. Только посмотри, чтобы они целыми были.

Последнее замечание Игорю не понравилось, но, в конце концов, после придирчивого взаимного изучения сапог обмен все же состоялся и Тищенко был этим вполне удовлетворен.

Существовало два типа сапог — у одних носы были сделаны из шершавой кожи, очень похожей на натуральную (возможно и из натуральной), а у других — из более гладкой, с многочисленными пупырышками. Последние были у Игоря на ногах, а вот в руках он держал шершавые. Сапоги с шершавыми носами чистились и блестели гораздо хуже, чем гладкие, и Игорь был немного раздосадован тем, что обмен получается не совсем равнозначным. Но потом, подумав, что со временем сапоги все равно станут блестящими, Тищенко с этим смирился и принялся следить за Ивановым. Но прапорщик так внимательно смотрел за курсантами, что Игорь опасался попасться.

Совершенно нежданно-нагадано курсанту помогло одно незапланированное событие. К складу, где курсанты чистили сапоги, подъехал кунг-«Урал» (грузовой автомобиль с металлической будкой, в которой размещается аппаратура связи), и оттуда быстро выскочили несколько чурбанов второго года службы. Они силой вырвали у растерявшихся крайних курсантов две пары сапог, вновь заскочили в кабину, и «Урал», взревев, как растревоженный в берлоге медведь, быстро скрылся за складом. Все произошло настолько быстро, что Иванов не смог ничего сделать. Когда он подбежал к месту событий, от «Урала» давно простыл след.

— Они что, сапоги у вас вырвали? — спросил он у двух тщедушных курсантиков.

Те подтвердили и растерянно свесили головы вниз.

— Что же вы, раззявы?! Вот возьму сейчас с вас пятикратную стоимость сапог!

Иванов еще долго кричал на растерянных и ничего не понимающих курсантов, потом понял, что это все равно бесполезно и принялся спрашивать у всех, кто стоял поблизости, куда повернула машина. Голос его дрожал от досады за потерянное имущество. Игорь подумал, что Иванову теперь, может быть, придется оплатить стоимость сапог, и ему стало жалко прапорщика. Но никто ничего вразумительного так и не сказал, и расстроенный Иванов сам побежал в сторону склада. Когда он повернул за угол, почти все без исключения курсанты принялись стаскивать с себя сапоги и обувать те, что выдали для чистки. Игорь сделал то же самое, но его не покидало чувство неловкости за то, что он воспользовался затруднительным положением прапорщика.

Иванов, так ничего и не узнавший о дерзких грабителях, вскоре вернулся и приказал заканчивать чистку.

Курсанты выстроились в очередь для сдачи сапог. Игорь пока не спешил и решил посмотреть, что будет дальше. Иванов внимательно рассматривал каждый приносимый ему сапог, а также сапоги, которые были на ногах у курсантов. Время от времени по стесанным каблукам первых и стрелках, образовавшихся от долгого хранения на вторых, прапорщик обнаруживал обманувших его курсантов. Уличенные в нечестности получали несколько чувствительных ударов в грудь и тут же переобувались на виду у всех остальных. Кроме того, Иванов записывал их фамилии, чтобы передать список в роты. Каждую фамилию он сверял по военному билету.

Логика армейских отношений такова, что сержанты всячески поощряли курсантов делать обмен сапог, но при «залетах» их подчиненных особенно не церемонились с виновниками. И ничего странного либо необычного в этом не было. Во всех странах мира без исключения (а в СССР — в особенности) двойная мораль порождает двойственное отношение к тем или иным явлениям жизни. Но риск получить несколько ударов в грудь с лихвой окупался возможностью раньше срока заиметь новые сапоги, и Тищенко без колебаний пристроился в конец очереди.

Через некоторое время Иванову надоела вся эта процедура, и прапорщик стал смотреть менее внимательно. «Хорошо, что я встал почти в самом конце — он устанет и, возможно, меня пропустит», — обрадовался Игорь.

Иванов, казалось, целую вечность изучал каблуки бывших сапог Игоря, а затем внимательно посмотрел на курсанта. Накануне Тищенко подбил стершийся каблук полосками резины, а во время чистки замазал все швы гуталином, но все же курсант ощутил неприятный холодок от пронизывающего взгляда прапорщика. Иванов, не говоря ни слова, все так же пристально смотрел на Игоря. Тищенко не выдержал и осторожно спросил:

— Товарищ прапорщик, я плохо почистил?

Иванов еще раз посмотрел на каблуки, затем скользнул взглядом по сапогам, в которые был обут Игорь и приказал:

— А ну-ка, повернись кругом!

«Все — наверное, понял! Эти чертовы стрелки на голенищах так и не удалось разгладить», — подумал Игорь и повернулся к прапорщику спиной. Тищенко казалось, что Иванов сейчас влепит ему хорошую затрещину, и курсант даже вжал голову в плечи, ожидая удара, хотя при всем при этом хорошо понимал, что прапорщик не собирается его бить, а просто хочет посмотреть на сапоги сзади.

— А что это ты голову в плечи вжал? — спросил прапорщик.

— Так просто — немного холодно, — смутился Игорь.

— Кругом! Следующий.

Игорь быстро отошел в сторону, чтобы лишний раз не мозолить Иванову глаза. Вслед за ним на осмотр подошел Хакимов из четвертого взвода, который в числе еще семи курсантов пришел позже. Но Тищенко было уже все равно, кто подошел и он поспешил к ожидавшим его Лупьяненко и Гутиковскому, которые тоже удачно обменяли сапоги.

— Ну и дурак же прапорщик — почти все поменяли сапоги, а он только человек пять на этом поймал. Хотя даже слепому видно, что у Тищенко, например, сапоги новые, — засмеялся Гутиковский.

— Как же ты определил, что у меня новые сапоги? — спросил Тищенко.

— По стрелкам. Как будто бы не видно, что они до сегодняшнего дня лежали на складе!

— Ничего — к вечеру разгладятся, и будет незаметно.

— Эти стрелки, Тищенко, у тебя еще целую неделю будут, если не больше. У меня они полмесяца держались, когда мы получили сапоги после прибытия в часть, — заметил Лупьяненко.

— Так, значит, Иванов не такой уж и дурак — он все видел, — задумчиво произнес Игорь.

— Похоже на то, — согласился Лупьяненко.

— Почему же он мне ничего не сказал?

— А кто его знает — может быть, пожалел, а может, и сомневался.

«Скорее всего, пожалел — недаром же он так долго и внимательно мои сапоги рассматривал. Какой же я здесь, однако, скотиной стал! Больше никогда не буду ничего воровать! Ведь получается, что пилотку я во второй раз в жизни украл, а сапоги, выходит, в третий. Такими темпами можно вообще вором стать. Ну, уж нет — надо с этим кончать! Хотя сапоги я не совсем украл — я взамен свои оставил. Я ведь все равно в армии служу, а «партизаны» только на месяц-другой приезжают. Хорошие сапоги мне гораздо нужнее, чем им. Да и мои не такие уж и плохие — по крайней мере, на два месяца хватит. К тому же «партизан» может потребовать другие сапоги, если ему дадут плохие, а мне даже и того нельзя. Придет срок, я и сдам эти сапоги. Выходит, что я их как бы одолжил или взял взаймы, как Гекльберри Финн, на время. А раз я их все же отдам в отличие от Гекльберри, то я все же не вор — в худшем случае не совсем честный человек», — успокаивал свою совесть Тищенко.