Оно. Том 2. Воссоединение - Кинг Стивен

(столб)

и, наконец, вырвался наружу, в абсолютную черноту, черноту, которая являлась всем, и космосом, и вселенной, и пол этой черноты был твердым, твердым, как полированный эбонит, и он скользил по нему на груди, и животе, и бедрах, как шайба в шаффлборде. Он оказался в бальном зале вечности, и вечность была черной.

(белеет)

– прекрати, зачем ты это говоришь? Тебе это не поможет, глупый мальчишка, и

– в полночь призрак столбенеет!

– прекрати.

– через сумрак столб белеет в полночь призрак столбенеет!

– прекрати это! прекрати это! Я требую, Я приказываю, чтобы ты прекратил!

– Не нравится тебе, да?

И думая: «Если только я смогу сказать это вслух, сказать не заикаясь, мне удастся разбить эту иллюзию…»

– это не иллюзия, глупый маленький мальчишка – это вечность, Моя вечность, ты в ней затерян, затерян навсегда, тебе никогда не найти пути назад; ты теперь вечный, приговоренный к блужданию в черноте… после встречи со Мной лицом к лицу, вот что это.

Но здесь находилось что-то еще. Билл это чувствовал, ощущал, каким-то образом даже улавливал запахи: что-то большое, впереди в черноте. Форма. Испытывал он не страх, а благоговейный трепет; он приближался к силе, рядом с которой меркла сила Оно, и у Билла оставалось лишь время бессвязно подумать: «Пожалуйста, пожалуйста, кем бы ты ни был, помни, что я очень маленький…»

Он мчался к этому что-то и увидел, что это великая Черепаха, панцирь которой покрывали плиты разных сверкающих цветов. Голова древней рептилии медленно высунулась из панциря, и Билл подумал, что почувствовал смутное пренебрежительное удивление в твари, которая забросила его в эту черноту. Билл увидел, что глаза у Черепахи добрые. Билл подумал, что никого старше Черепахи невозможно представить себе, что Черепаха куда как старше Оно, которое объявило себя вечным.

– Кто ты?

– Я Черепаха, сынок. Я создал вселенную, но, пожалуйста, не вини меня за это; у меня разболелся живот.

– Помоги мне! Пожалуйста, помоги мне!

– Я не беру чью-то сторону в таких делах.

– Мой брат…

– …у него свое место в метавселенной; энергия вечна, и это должен понимать даже такой ребенок, как ты…

Теперь он летел мимо Черепахи, и даже при его огромной скорости покрытый плитами панцирь тянулся и тянулся по правую сторону от Билла. Он подумал, что едет в поезде, и навстречу едет другой поезд, очень-очень длинный, и со временем начинает казаться, будто второй поезд стоит на месте или даже изменил направление движения на противоположное. Билл все еще мог слышать Оно, воющее и гудящее, высокий и злой голос, нечеловеческий, наполненный безумной ненавистью. Но когда Черепаха начинал говорить, голос Оно блокировался полностью. Черепаха говорил в голове Билла, и Билл каким-то образом понимал, что есть еще и Другой, Высший Другой, обитающий в пустоте, которая находилась за пределами этой пустоты. Этот Высший Другой, возможно, создатель Черепахи, который только наблюдал, и Оно, которое только ело. Этот Другой был силой вне этой вселенной, силой, превосходящей все прочие силы, творцом всего сущего.

И внезапно Билл подумал, что теперь он все понимает: Оно намеревалось зашвырнуть его за некую стену, находящуюся в конце этой вселенной, отправить в какое-то другое место,

(которое старый Черепаха называл метавселенной)

где действительно жило Оно; где Оно существовало, как гигантское, светящееся ядро, которое могло быть всего лишь песчинкой в разуме Другого; ему предстояло увидеть Оно без покровов и масок, пятном яркого, смертоносного света, а потом он будет из милосердия аннигилирован или обречен на вечную жизнь, безумным, но при этом в здравом уме, внутри одержимой мыслями об убийстве, бескрайней, бесформенной, голодной твари.

– Пожалуйста, помоги мне! Ради других…

– ты должен помочь себе сам, сынок…

– Но как? Пожалуйста, скажи мне! Как? Как? КАК?

Он уже добрался до покрытых чешуей задних лап Черепахи; и потом ему хватило времени, чтобы разглядеть эту исполинскую древнюю плоть, особенно его удивили тяжеленные ногти – странного голубовато-желтого цвета, и он разглядел галактики, плавающие в каждом из них.

– Пожалуйста, ты хороший, и я это чувствую и верю, что ты хороший, и я умоляю тебя… неужели ты мне не поможешь?

– ты уже знаешь, есть только Чудь и твои друзья.

– Пожалуйста, пожалуйста…

– сынок, ты должен настаивать, что через сумрак столб белеет, а в полночь призрак столбенеет… это все, что я могу тебе сказать. Как только ты забираешься в такое космологическое дерьмо, подобное этому, тебе не остается ничего другого, как выбросить из головы все инструкции…

Билл осознал, что голос Черепахи становится все слабее. И сам Черепаха остался позади. Он летел в черноту, которая была чернее черного. И голос Черепахи забивал, заглушал, перекрывал ликующий, торопливый голос Твари, которая забросила его в эту черную пустоту – голос Паучихи, голос Оно.

– как тебе здесь нравится, Маленький друг? тебе нравится? ты счастлив? дашь девяносто восемь баллов, потому что штука это хорошая и под нее можно танцевать? Можешь поймать на миндалины и перекидывать с правой на левую? Ты получил удовольствие от общения с моим другом Черепахой? Я думала, этот старый пердун давно уже сдох, хотя пользы тебе от него было не больше, чем от дохлого. Неужели ты думал, он сможет тебе помочь?

– нет нет нет нет через сумрак нет он че-е-е-е-е-е-рез нет…

– перестань лепетать; время коротко; давай поговорим, пока есть такая возможность. Расскажи мне о себе, Маленький друг… скажи мне, тебе нравится вся эта холодная чернота, которая окружает тебя? Ты наслаждаешься этой экскурсией в пустоту, которая лежит перед Вовне? подожди, пока ты не попадешь туда, Маленький друг! подожди, пока не попадешь туда, где Я! подожди этого! Подожди мертвых огней! Ты посмотришь, и ты сойдешь с ума… но ты будешь жить… и жить… и жить… внутри их… внутри Меня…

Оно расхохоталось диким смехом, и Билл осознавал, что голос Оно начал и таять, и набирать силу, словно он одновременно удалялся от Оно… и приближался к Оно. И разве не это происходило? Да. Он думал, что так оно и есть. Потому что, хотя оба голоса звучали совершенно синхронно, один, к которому он мчался, был совершенно инородным, произносил звуки, которые не могли издать человеческие язык или гортань. «Это голос мертвых огней», – подумал Билл.

– время коротко; давай поговорим, пока еще есть такая возможность…

Человеческий голос Оно слабел, как слабеет голос бангорских радиостанций, когда сидишь в автомобиле и едешь на юг. Яркий, слепящий ужас наполнял разум Билла. Вскоре связь с Оно-Паучихой могла прерваться… и какая-то часть Билла понимала, что, несмотря на смех Оно, несмотря на веселье, именно к этому Оно и стремилось. Не просто отправить его туда, где в действительности находилось Оно, но разорвать их ментальный контакт. Разрыв этот означал его полное уничтожение. Разрыв связи означал, что пути к спасению больше нет; он это знал: так после смерти Джорджа родители вели себя по отношению к нему. Это единственный урок, которому научила его их леденящая холодность.

Удаляться от Оно… и приближаться к Оно. Но первое почему-то имело более важное значение. Если Оно хотело съесть маленьких детей, которые остались там, или засосать их в себя, или что там еще хотело сделать с ними Оно, почему не отправило их всех сюда? Почему только его?

Потому что Оно требовалось избавить Паучиху-Оно от него, вот почему. Что-то как-то связывало Паучиху-Оно и Оно, которое звалось мертвыми огнями. Живя в этой черноте, Оно могло быть неуязвимым, находясь только здесь и нигде больше… но Оно пребывало так же и на Земле, под Дерри, в определенном телесном обличье. И каким бы отвратительным это обличье ни было, Оно оставалось телесным… а значит, смертным.