Харбин - Евгений Анташкевич

– Насколько мне известно – нисколько!

– Вот то-то и оно! – Лычёв снова приложился к фляжке, Дора Михайловна скривила губы и спросила его:

– Сергей Афанасьевич, а ты рассказать-то успеешь?

– Всё, Дора, больше не буду, – ответил Лычёв и затолкал фляжку в карман. – Вам эта история, скорее всего, неизвестна, однако я знаю, что в двадцать четвёртом, летом, когда Адельберг был в партии на Малом Хингане, у него была любопытная встреча с китайскими контрабандистами, которые должны были доставить это золото мне, моё золото… После этого Адельберг уже не зарабатывал ни копейки, видимо, ему не нужно было, а его красавица жена даже бросила преподавать в танцклассе, жили скромно, но и не бедствовали.

– Может быть, и так, да только я-то что? Что от меня требуется?

– Очень просто, Михал Капитоныч, требуется только не спускать с него глаз. Если моё золото у него, значит, он пойдёт его доставать, не останется же он здесь, когда придут красные…

– Что, кто придёт?

– Смеётесь?! Нам с границы хорошо видно, сколько они пригнали эшелонов с войсками и вооружением! Или просто так, укреплять свои дальневосточные рубежи? У них и на западе забот много! Сколько надо после войны с Германией всего отремонтировать и заново построить? А здоровые мужики, да ещё с боевым опытом – здесь! Прохлаждаются на амурских рыбалках или лимонник в тайге заготовляют?

– Да-а! – задумчиво произнёс Сорокин. – Логика в этом есть! А мой какой интерес?

– Соблюдём ваш интерес, – сказала Дора Михайловна.

– Соблюдём, не извольте беспокоиться! – подтвердил Лычёв.

– А всё-таки откуда такие догадки? Относительно Адельберга!

– А очень просто! – сказал Лычёв, затянулся и стал искать глазами пепельницу. Сорокин взял её со стола и поставил перед ним. – Да! Благодарю! Так вот, это просто! Из всех контрабандистов выжило только несколько, они перестреляли друг друга, старшим у них был… по-китайски я его фамилию, конечно, не запомнил…

Дора Михайловна вытащила докуренную сигаретку из мундштука, аккуратно загасила её и покачала головой:

– А по-русски его звали Антошка. Его потом несколько раз видели в Харбине, в Дайрене, кое-где ещё… он какой-то агент, коммунистический или гоминьдановский…

– А какое отношение он имеет к Адельбергу?

– Я же говорю вам, Михаил Капитонович, Адельберг, по моим расчётам, и этот китаец Антошка между собой связаны.

– Если так, Сергей Афанасьевич, что же вы раньше не разобрались с Адельбергом?..

– Его давно и слишком плотно опекает Асакуса, а с японцами связываться – сами понимаете…

«А до японцев? – подумал Сорокин, но спрашивать не стал и ещё раз подумал: – Наверное, все, кроме меня, уже поняли, что войне – конец. Какой, однако, сегодня длинный день!»

7 августа, вторник

Асакуса посмотрел на часы, было ровно десять. «Точный, не опоздал!» Он кивнул, и вошедший Сорокин сел в кресло.

– Какие новости про радио?

– Какое радио вы имеете в виду, господин генерал?

Асакуса поднял глаза:

– Я не понял вашего вопроса!

– Я вчера слушал американское радио.

– Разве я это приказывал? Нашли что слушать!

– Не скажите, господин генерал, американское радио передало очень любопыт… – он осекся, – серьёзную информацию…

– Какую? – В голосе Асакусы было раздражение.

– Они официально объявили о том, что произвели какую-то очень… необычную бомбардировку какой-то военной базы на острове Хонсю…

– Какую?

– Я не расслышал, закипел чайник, а слышно было не очень хорошо…

– Я спрашиваю, какую – необычную?..

– Какую-то атомную…

– Какую?

– Атомную… или атомную. По-английски это будет «ньюклеа… бом»…

Асакуса распрямился.

– Американское радио передало, что была сброшена бомба в двадцать раз мощнее самой мощной бомбы, английской…

– Когда это было?..

– На момент, когда я включил радио, они сказали, что шестнадцать часов назад!

– А во сколько включили…

– Около двенадцати ночи… практически в двенадцать…

– А что они ещё передали?

– Передали, что такую же бомбу создавали немцы, но не успели…

Сорокин увидел, что Асакусе стали неинтересны лежащие у него на столе документы и он – Сорокин.

– Ладно! – сказал Асакуса. – С этим разберёмся! Вам задача насчет радио «Отчизна» остаётся, и выставьте скрытые посты на Гиринской, вы знаете, о чём я говорю…

– Да, знаю! Я могу идти?

Асакуса кивнул. Когда Сорокин вышел, он сдвинул бумаги на край: «Значит, они успели! Они успели, а мы нет!» В прошлом году он ездил в Токио на совещание руководителей военной разведки, тогда же ему был присвоен генеральский чин. Он был приглашён на секретное совещание, где перед высшим составом выступал профессор физики Токийского университета Саганэ Риокити, он рассказал о ведущейся разработке невиданного ещё оружия, которое способно…

«Значит, они успели, а не мы!» Эта мысль зацепилась крепко. Асакуса встал, подошёл к сейфу и нашёл там переведенный текст Потсдамской конференции с ультиматумом союзников, который был передан по радио и адресован японскому руководству. Он знал, что 28 июля, в субботу, на следующий день после получения, премьер Судзуки отклонил этот ультиматум.

«Они успели! Осталось узнать – где! Сорокин сказал, что на Хонсю!»

Анна проводила мужа, затворила дверь и через окно на веранде посмотрела вслед: «Какой он у меня всё-таки, уже шестьдесят, а не скажешь, если бы не эта палка!» Она вернулась в гостиную и крикнула:

– Кузьма Ильич, вы к чаю выйдете?

– Да, любезная Анна Ксаверьевна! Только вы меня не ждите, пейте, а я через пару минут!

Адельберг вышел из дома и направился в миссию. Несколько недель назад, с начала июля, каждый рабочий день у Александра Петровича начинался с визита к генералу Асакусе.

С конца апреля в Харбине стало тревожно: когда в мае СССР принял капитуляцию вермахта, среди большинства русских, ожидавших этой победы, раздался радостный выдох, но у многих это быстро прошло – те, кто прошёл революцию и Гражданскую войну, не знали, чего им ждать. Германцев победили русские, но это были уже не те русские, не просто русские, это были советские русские, которыми командовал Сталин, соратник Ленина, победителя в Гражданской войне. Тогда Маньчжурия и оказалась их «второй Родиной».

Адельберг уже миновал площадь, справа был дом инженера Джибелло-Сокко, он стоял в самом центре города, в нескольких десятках метров от собора, на пути в Чуринский магазин; мимо него нельзя было пройти, и они с Анной часто останавливались и любовались его высокими, устремлёнными вверх гранёными формами. Джибелло-Сокко возвышался, как альпийская скала, и в этом не было загадки, потому что его хозяин-итальянец – известный в Маньчжурии строитель горных железнодорожных мостов – был ещё и архитектор-волшебник, который сам себе и нарисовал, и выстроил этот дом!

Александр Петрович остановился. Несколько минут он любовался: лепниной, замысловатым растительным рисунком, картушами, амурами. Как-то он сказал жене, что, когда смотрит на него и другие харбинские дома в стиле модерн, у него в голове начинает звучать «Болеро» Равеля. Анна улыбнулась, в музыкальном отношении она была образована несравненно лучше, и сказала, что «Болеро» вырастает из первых отдельных нот, сначала совсем тихих, и только постепенно наращивает аккорды, ритм и превращается в громадное, в эдакую… «Осязаемую материю!» – подсказал тогда Александр Петрович. А здесь глаз сперва окидывал весь особняк и оценивал его целиком: его объём, его пропорции – и только потом начинал выбирать детали – сначала крупные: оконные переплёты, наличники, их форму и плавные линии; потом помельче; они множатся и чередуются, дробятся на отдельные фрагменты, как ноты, почти не повторяясь, а если повторяются, то одна деталь отличается от такой же соседней или похожа на неё только отчасти. По её словам получалось, что если «Болеро» и имеет сходство с архитектурой в стиле модерн, то только в обратном порядке. А Александру Петровичу это было всё равно – он любовался особняком инженера Петра Ивановича Джибелло-Сокко, и в голове у него звучало «Болеро».

Коити Кэндзи перед тем, как идти к Юшкову на Гиринскую, зашёл в миссию. На лестнице он разминулся с Сорокиным. Несмотря на прошедшие семь лет, он его узнал, но не подал виду, поэтому не стал здороваться. По взгляду спускавшегося Сорокина он понял, что и тот его узнал, но тоже не подал виду.

До захода к генералу он прошёл по кабинетам, не обнаружил ни одного старого знакомого и постучал в дверь Асакусы.

– Входите, – услышал он.

Кэндзи вошёл и никого не увидел.

– Заходите, капитан, заходите! Я сейчас выйду.

Асакуса вышел из-за ширмы и, не поздоровавшись, спросил:

– Ничего не слышали о бомбардировке?

Кэндзи удивился.

– Только что был Сорокин…

– Да, господин генерал, я встретил его на лестнице…