Иллюстрированная история религий - Шантепи Сосей

Стремления этого властителя направлены были на то, чтобы сделать религию твердой опорой как общественного порядка, так и собственной его власти. Измеряя его учреждения таким масштабом, следует, без сомнения, заключить, что они были очень разумны. Он указал языческой религии такие пути, по которым она шла потом в течение многих веков и на которых проявила великую силу усвоения и сопротивления.

Август оказывал особенное почтение ларам. Старинный римский культ ларов во всех отношениях значительно содействовал его целям. Почитанием ларов император ясно указывал на желание сохранить за своей реформой характер древней и национальной. Этому способствовало еще и то, что лары более, чем кто-либо из великих богов, соприкасались во всех отношениях с ежедневной жизнью. Они были домашними богами и богами-покровителями на улицах и в путях, на полях и лугах; они непосредственно удовлетворяли потребности божественной защиты и сопутствия представляли собою вездесущий божеский промысел, numen. К ним прежде всего обращались во всех случаях обыденной жизни и им давали обеты. Большое значение для культа ларов имела реформа, введенная Августом в управление самого города Рима. Он разделил город Рим на 265 округов, из которых в каждом была часовня для лара. Magistri vicarum, которым он поручил в каждом округе заведование делами культа и полицией, образовали род народной магистратуры и жречества и вполне были преданы интересам императора. Эти magistri vicarum к двум ларам присоединили третьего, гения – Августа, которому, таким образом, еще при жизни императора приносились жертвы и возносились молитвы. Культу императоров, которому суждено было сделаться настоящей государственной религией этого периода, Август подготовил путь тем, что ему удалось соединить почитание своего гения и в Риме, и в Италии с самым распространенным, популярным и жизненным из всех культов – служением ларам. В провинциях Август пошел еще несколько далее. Как и в Риме, он дал их политической организации в то же время и сакральный характер; в главном городе каждой области он установил культ Рима и Августа с храмом и статуями и часто с пятидневными играми.

Такими главными городами были на западе Лугдунум (Лион), Нарбонна, Таррагона; на востоке: Эфес, Никея и т.д.; главный жрец такого провинциального культа назывался sacerdos ad агат или flamen provinciale.

Статуя Августа

Вообще говоря, эта организация в провинциях не встретила никакого сопротивления. Рим допускал существование старых культов и признавал всех богов, отождествляя их отчасти со своими собственными богами; только рядом с ними и выше всех прочих он ставил культ собственного господства и культ римского повелителя, что, особенно на Востоке, было в полном согласии с издревле существовавшими воззрениями и обычаями. Сопротивление встретилось только у иудеев, которые не могли признавать никакого другого бога рядом со своим, и у галльских друидов, у которых новая организация отнимала всякую власть. Впрочем, конфликт с теми и другими произошел не при Августе, но не заставил себя долго ждать при его преемниках.

Не только малым, но и большим богам Август оказывал почитание, и в этом случае он также ловко сумел соединить старое с новым. Сперва он окончил храм Венеры-Матери (Genetrix), в галльском Форуме (Forum Julium), соорудить который обещал Цезарь в битве при Фарсале, но который во время его смерти не был еще совершенно готов. Мы уже раньше сказали о значении Венеры как праматери Энеадов для римлян вообще и для рода Юлиев в особенности. Как наследник Цезаря, Август посвятил также храм Марсу Ultor, наказавшему убийц Цезаря. Постройка подвигалась медленно. Когда же она была окончена, то в портиках этого храма были поставлены статуи великих и победоносных римских вождей. Этим император почтил славное прошлое республики. Тем временем он, не обнажая меча, приобрел новые лавры: парфяне возвратили отнятые у Красса знамена. Этот случай император отпраздновал, воздвигнув в Капитолии небольшое святилище опять Марсу Ultor (Мстителю). Особенные почести воздавал он Аполлону, которому приписывал победу при Акциуме. Он воздвиг ему на Палатине роскошный храм из каррарского мрамора, и освящение его было отпраздновано великими торжествами.

Август также возобновил для народа игры, которых не было в течение некоторого времени. Так, после битвы при Акциуме он возобновил популярные праздники в честь Lares compitales, духов-хранителей перекрестков, отмененные Цезарем из опасения народных волнений. Но особенный блеск придал он своему правлению празднованием Ludi Saeculares в 17 г. до н.э. Эти старинные очистительные и искупительные церемонии получили новый характер от тех обстоятельств, при которых Август восстановил их действие. Первое место в них занимали уже не подземные боги, а Аполлон Палатинский. Этот праздник являлся выражением тех ожиданий, которые пробуждал новый политический и социальный порядок: carmen saeculare, которое сочинил на этот случай Гораций, прославляет не только богов, но и славное правление Августа и те надежды, которые с ним соединялись.

Гораций

Реформа этого императора основывалась на том верном соображении, что политическая борьба партий, нравственная испорченность жизни больших городов и религиозный индифферентизм образованного класса еще не совсем поглотили здоровые силы римского мира, а лишь до некоторой степени коснулись его поверхности. Стало быть, можно было еще найти здоровое зерно: надобно было выдвинуть те слои, в которых оно было заключено, что и сделал Август. Насколько к этому побуждали его личные религиозные мотивы – это дело второстепенное. Несомненно, масштабом для него была политическая точка зрения. Нельзя отрицать возможности и того, что забота о нравственности и семейном быте, так же как и о национальных интересах, была или по меньшей мере стала для него делом личного вкуса. Его благочестие могло быть во многих случаях более чем условным; он даже не был чужд суеверия и, как многие властители, верил в свою звезду. В то же время ему приписывались многие скептические выражения. Он также принадлежал к поколению, которое выросло в Риме в последние годы республики. Той же причиной объясняется, что его современники не могли слишком скоро обратиться к искренней энергической вере. Для многих из них религия при Августе была делом вынужденной моды. О настроении этого времени мы лучше всего можем узнать из литературы.

Юлий Цезарь

Правление Августа было расцветом римской литературы; для доказательства этого довольно назвать имена Овидия, Горация, Виргилия, Тита Ливия, к которым можно присоединить и многих других поэтов и ученых. Но остановимся только на этих четырех; все они довольно известны, и для нас достаточно отметить вкратце их положение по отношению к религиозному движению того времени. Дальше всего от него стоит Овидий: он не только вполне светский человек, но в своих Amores и Ars amatoria представитель той нравственной испорченности, против которой Август счел нужным употребить свою власть. Нет ничего невероятного, что Овидий был замешан в скандале императорской фамилии как пособник и что это и было тем проступком, который он должен был искупить суровым изгнанием в Томах. Но не только против нравов направлялась его поэзия: фривольная обработка истории богов в "Метаморфозах" была для веры гораздо вреднее, чем страстные нападки Лукреция. Неудивительно, что такой человек как Овидий старался чрезмерной лестью приблизиться к властелину, а позже, в несчастии, не находил в себе ничего, кроме недостойных жалоб. Скорее удивительно было то, что в Fasti поэзия Овидия прославляла древнеотеческую религию. Мы уже дали оценку этого сочинения как источника для познания обрядов римского культа; здесь мы упоминаем о Fasti лишь в доказательство той силы, с которой могучий поток реформаторского движения Августа увлекал за собой даже противников.

Совершенно другим человеком, чем Овидий, был Гораций. Он тоже первоначально был не из благочестивых, а напротив – parcus deorum cultor et infrequens (скучно и редко выполнял требования культа); это был один из эллински образованных римлян последнего времени республики. В лице этого человека для реформ Августа приобретен был величайший поэт. Чувствуется, однако, что он не без некоторого внутреннего принуждения делается панегиристом старинных римских добродетелей, тихого деревенского образа жизни и скромной обстановки. Ум его был не чужд практической жизненной мудрости и рассудительных воззрений, так что он скоро понял пользу произведенной императором реформы нравов. Таким образом, он не без убеждения был поэтом, восхвалявшим как самого императора, так и его идеи, выразителем которых он являлся. Первые оды 3-й книги представляют настоящий трактат о нравственности; сатиры бичуют распущенность нравственных отношений; в эпистолах же он вполне обратился к философии; правда, он не придерживался никакой особенной школы, а из всех систем эклектически заимствовал серьезные правила и предписания житейской мудрости.