Дети капитана Гранта - Жюль Верн

Смелые землекопы вооружились кольями и с силой навалились на каменную глыбу. Они работали в полном молчании. Вскоре из-под камня с огромной силой вырвался столб пара. Работа становилась опасной. Однако беглецы не испугались и, напрягши все усилия, вытащили глыбу из гнезда. Она повисла на секунду над склоном, потом сорвалась с места и исчезла во мраке.

В ту же секунду тонкий слой почвы, прикрывавший жерло кратера, поддался напору снизу. Огромный столб пламени взлетел к небу с грохотом залпа из многих орудий, вслед за этим из отверстия выплеснулся поток раскалённой добела лавы и покатился по склону горы вниз, прямо на лагерь туземцев.

Гора задрожала, и одну минуту всем казалось, что она сейчас расколется и вершина её свалится в пропасть. Гленарван и его товарищи едва успели отбежать от очага извержения.

Несмотря на всю поспешность, с какой они бежали к удупе, их ошпарили брызги воды, нагретой почти до температуры кипения. Вода эта распространяла довольно сильный запах серы.

Потоки лавы бороздили теперь склон Маунганаму. Соседние горы осветились отблесками извержения. Даже глубокие ущелья были объяты заревом.

Дикари в переполохе вскочили на ноги. Лава подбиралась уже к самому их лагерю. Они разбежались по окружающим холмам и оттуда, наблюдая за тем, как гнев божества карает святотатцев, возглашали:

— Табу! Табу! Табу!

Из искусственного кратера Маунганаму вырывались между тем огромные количества паров, раскалённых камней и лавы. Это не был простой гейзер, как те, что находятся по соседству с вулканом Гекла в Исландии, — это был вулкан, не уступающий самой горе Гекле. Клокочущая лава и сжатые под большим давлением газы, сдерживавшиеся до сих пор конусом горы Маунганаму и довольствовавшиеся для выхода наружу кратером Тонгариро, получив новый выход, устремились в него с большой силой. Вследствие закона равновесия вулканическая деятельность Тонгариро должна была соответственно уменьшиться.

Новый кратер бушевал в продолжение всей ночи при непрерывных раскатах грома и сверкании молнии. Ярость его начала внушать тревогу Гленарвану.

Беглецы, спрятавшиеся за частоколом удупы, следили за извержением.

Настало утро, но вулкан не унимался. Густые клубы желтоватого дыма вырывались теперь из его кратера вместе с языками пламени. Потоки лавы веером спускались по склону Маунганаму.

Гленарван с сильно бьющимся сердцем стал осматривать сквозь щели в частоколе лагерь дикарей.

Маорийцы бежали на соседние холмы, куда не достигали горящие потоки изверженных пород. Несколько обуглившихся трупов застигнутых лавой туземцев лежало у подножья Маунганаму. В отдалении, у входа в форт, лава сожгла целый посёлок в двадцать хижин. Они ещё дымились. Новозеландцы, собравшись в кучки, с благоговейным трепетом взирали на курящуюся вершину Маунганаму.

В это время появился Кэи-Куму, сопровождаемый своими воинами. Гленарван узнал его, несмотря на расстояние. Вождь приблизился к подножью горы с той стороны, где не было лавы, но и он не осмелился сделать даже шага вверх.

Воздев руки к небу, как шаман, он что-то прокричал. Несмотря на то, что расстояние не позволяло разобрать ни слова, беглецы отлично поняли смысл его крика. Паганель правильно предугадал поведение дикарей: Каи-Кум у наложил новое строжайшее табу на гору-мстительницу.

Вслед за этим дикари поспешно покинули склоны близлежащих холмов и возвратились в форт.

— Они уходят! — воскликнул Гленарван. — Они снимают осаду! Наша хитрость удалась! Мы уже понесли кару, друзья, мы погребены разгневанным божеством! Но сегодня вечером мы воскреснем, мы бежим из этой могилы!

Трудно передать словами, какая радость воцарилась в удупе. Снова блеснул луч надежды. Смелые путешественники забыли о прошлом, не думали о будущем и только радовались настоящему.

Им предстояла ещё нелёгкая задача — странствовать по этой дикой и враждебной стране в поисках какого-нибудь европейского поселения. Но радость избавления от Каи-Куму заставляла видеть будущее в розовом свете. Путешественникам казалось, что новозеландские дикари больше им не опасны.

Майор прямо заявил, что он презирает маорийцев, и не скупился на бранные слова для определения их душевных свойств, нравов и обычаев. Впервые за всё время их знакомства Паганель полностью соглашался с майором и в меру своих сил и способностей помогал ему ругать дикарей.

Оставшиеся часы до наступления темноты были посвящены обсуждению планов бегства. К счастью, Паганелю удалось сохранить карту Новой Зеландии.

После долгого обсуждения решено было идти на восток, по направлению к бухте Пленти. Дорога проходила через неисследованные области, и беглецы надеялись, что они окажутся необитаемыми. Они уже привыкли справляться с любыми природными препятствиями и опасались только новой встречи с маорийцами. Направление на восток как будто гарантировало их от этого, а на побережье океана находились европейские колонии.

От озера Таупо до бухты Пленти расстояние не превышает ста миль. Это составляло десять дневных переходов, по десять миль каждый. Дорога была нелёгкой, но смелых путешественников это не останавливало. Они решили добраться до европейских посёлков на восточном берегу и там выжидать удобного случая переправиться в Окленд, который по-прежнему оставался целью их путешествия.

Приняв этот план и обсудив его во всех подробностях, беглецы снова стали следить за поведением туземцев. Но ни один дикарь не осмелился показаться вблизи дважды заклятой горы. Дорога была свободна!

В девять часов вечера, в беспросветной тьме, Гленарван подал сигнал к отправлению. Захватив с собой оружие и съестные припасы с могилы Кара-Тете, десять европейцев осторожно и бесшумно начали спускаться по склонам Маунганаму.

Джон Мангльс и Вильсон шли в авангарде, настороженно прислушиваясь к каждому шороху и шаря глазами в темноте. Если бы оказалось, что маорийцы только для виду сняли осаду с горы, их караулы должны были находиться где-нибудь поблизости. Несмотря на шутки и насмешки Паганеля, Гленарван всё-таки допускал такую возможность и внутренне дрожал во всё время перехода по гребню соединительного хребта. Он понимал, что жизнь его спутников и его собственная поставлены на карту.

Однако ему и в голову не приходила мысль об отступлении. Джон Мангльс ещё меньше думал об этом. Молодой капитан, шествовавший впереди, указывал всем дорогу по острому гребню; он инстинктивно обходил опасные места в полнейшей темноте, замирая в настороженном внимании, когда какой-нибудь камешек вырывался у него из-под ног и с шумом скатывался в пропасть. Если дикари сидели в засаде, этот шум падающего камня должен был разбудить их подозрительность, и тогда путешественники очутились бы поя перекрёстным обстрелом.