Дети капитана Гранта - Жюль Верн

О Гарри Гранте в отряде почти не говорили. Да и что было говорить? Ведь ему ничем нельзя было помочь…

Только Мэри и Джон Мантльс изредка беседовали о капитане Гранте.

Джон не напоминал Мэри о том, что ею было сказано в храме накануне бегства на Маунганаму. Скромность не позволяла ему злоупотреблять признанием, вырвавшимся в минуту отчаяния.

В беседах с молодой девушкой он развивал планы будущих поисков капитана Гранта. Он убеждал Мэри, что Гленарван возобновит эти поиски, невзирая на неуспех первой экспедиции. Он говорил, что подлинность документов неоспорима и, следовательно, Гарри Грант находится где-то, живой и невредимый. А раз так — нужно перерыть весь земной шар, но найти его!

Мэри упивалась словами молодого капитана, и между ней и Джоном росла и крепла дружба. Часто в их разговор вмешивалась Элен. Но хотя она более трезво оценивала действительность и не была столь легковерна, всё же старалась не лишать Мэри надежды и не противоречила Джону Мангльсу.

Дорогой Мак-Набс, Роберт, Мюльреди и Вильсон охотились, стараясь не удаляться от маленького отряда, и каждый из них приносил в общий котёл свою долю добычи.

Паганель, неизменно закутанный в свой маорийский плацщ держался особняком и был молчалив и задумчив.

Нужно оговориться, что, вопреки правилу, гласящему, что испытания, беды и лишения портят самые лучшие характеры, все участники экспедиции Гленарвана по-прежнему любили и уважали друг друга, и каждый из них, не задумываясь, пожертвовал бы своею жизнью ради спасения остальных.

25 февраля дорога на восток оказалась преграждённой рекой. Судя по карте Паганеля, это должна была быть река, Вайкари. Беглецы перешли её вброд.

В продолжение следующих двух дней дорога всё время шла по поросшей низкорослым кустарником степи. Половина расстояния между озером Таупо и берегом океана была уже пройдена.

Вскоре они вступили в лес, огромный и нескончаемый, напоминающий австралийские леса. Только место эвкалиптов здесь занимали каури. Хотя путешественники за последние четыре месяца порядком поизрасходовали свою способность восхищаться, они не могли не прийти в восторг при виде этих гигантских деревьев, достойных соперников ливанских кедров и калифорнийских мамонтовых деревьев. Ствол каури достигает ста футов в высоту от подножья до первых ветвей. Каури росли небольшими группами, и лес состоял не из отдельных деревьев, а из множества небольших зелёных групп, поднимающих на двести футов над землёй свою пышную крону.

Некоторые из этих сосен, ещё молодые, не старше ста лет, походили на красные ели европейских лесов. Их тёмные кроны имели форму остроконечного конуса. Напротив, старые деревья, возрастом в пятьсот-шестьсот лет, образовывали гигантские зелёные зонты; эти патриархи новозеландских лесов имели до пятидесяти футов в окружности, и весь отряд, взявшись за руки, едва мог обхватить их ствол.

В течение трёх следующих дней маленький отряд блуждал под аркадами этого леса, впервые видевшего людей. Об этом ясно говорили нетронутые кучи древесной смолы — продукта высоко ценимого туземцами.

Охотники находили тут множество киви, столь редко встречающихся в местностях, где бывают маорийцы. Эти редкие птицы укрылись в девственные леса от преследования туземцев и их собак. Благодаря обилию дичи путешественники имели теперь сытную и вкусную пищу.

1 марта, вечером, маленький отряд выбрался, наконец, из лесу и расположился на ночлег у подножья горы Икаренги, вершина которой поднимается на пять тысяч пятьсот футов над уровнем моря.

Путешественники прошли сто миль от Маунганаму, и не больше тридцати миль отделяли их теперь от берега океана.

Это составляло ещё два длинных перехода, причём от путешественников снова требовался максимум настороженности и бдительности, так как им предстояло идти по местности, которую часто посещают туземцы.

Превозмогая усталость, на заре следующего дня маленький отряд снова тронулся в путь. Особенно утомительным оказался последний участок — между горой Икаренги и горой Гарди. На протяжении десяти миль тут тянулись заросли гибких лиан, справедливо прозванных «лианами-душителями». На каждом шагу эти лианы обвивались вокруг ног путешественников, и, чтобы высвободиться, их приходилось обрубать. Так, не выпуская топора из рук, они продвигались двое суток среди этих тысячеголовых гидр, которые Паганель лишь с величайшей неохотой соглашался признать растениями, а не живыми и к тому же враждебными существами.

В этой местности охота была невозможной, и маленький отряд страдал теперь не только от крайней усталости, но и от голода. В довершение всего не хватало и воды, и жажда беспрерывно томила изнемогающих людей. Кое-как тащась вперёд, повинуясь только инстинкту самосохранения, путешественники с неслыханным трудом добрались, наконец, до мыса Лоттин на берегу Тихого океана.

Здесь они увидели несколько разрушенных и покинутых хижин, заброшенные поля, следы пожара. Видимо, недавно эта деревня была ареной военных действий.

Здесь несчастных путешественников ожидало новое испытание. Они шли вдоль берега океана, когда внезапно в одной миле от них появился отряд туземцев; дикари заметили европейцев и бросились к ним, размахивая оружием.

Путешественникам некуда было бежать. Оставалось собрать последние силы и попробовать защищаться. Гленарван хотел уже отдать соответствующее распоряжение, как вдруг Джон Мангльс крикнул:

— Лодка! Лодка!

И в самом деле, в двадцати шагах на песке стояла пирога с восемью вёслами. Спустить лёгкое судёнышко на воду, сесть в него и отплыть от опасного берега было делом одной минуты. Джон Мангльс, Мак-Набс, Вильсон и Мюльреди сели на вёсла. Гленарван стал за руль. Паганель, Ольбинет, Роберт и обе женщины разместились на корме. В десять минут пирога отъехала на четверть мили. Море было спокойно. Беглецы хранили глубокое молчание.

Но Джон Мангльс не собирался далеко удаляться от берега. Он хотел было предложить Гленарвану править вдоль побережья, как вдруг увидел нечто такое, что заставило его опустить вёсла.

От мыса Лоттин отделились три пирога с преследователями.

— Держите в море! — воскликнул капитан. — В море! Лучше утонуть, чем попасть в руки к людоедам!

Под сильными взмахами вёсел четырёх гребцов пирога быстро понеслась в открытое море. В течение получаса ей удавалось сохранять прежнее расстояние между собой и преследователями, но затем обессиленные гребцы сдали, и пироги туземцев стали быстро приближаться. Они находились теперь меньше чем в двух милях.