Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси - Глеб Сергеевич Лебедев

не знает ли тот, кто такой был Эгвальд, по которому названы мыс и усадьба. Гость отвечает, что Эгвальд был очень воинственный конунг и поклонялся всего больше одной корове (Аудумла, священная корова скандинавской мифологии. – Г. Л.). Он погребен здесь… а в другом месте недалеко отсюда была погребена та корова (местные божества языческого «локуса». – Г. Л.). Такие вещи рассказывал гость и многое другое о конунгах или древних событиях.

Так как была уже поздняя ночь, епископ напомнил конунгу, что пора ложиться спать. Конунг так и сделал. Но когда он разделся и лег в постель, гость сел на ступеньку у его ложа и еще долго разговаривал с конунгом…

Некоторое время спустя конунг проснулся и спросил, где гость, и велел позвать его. Но гостя нигде не нашли… он дал им [слугам] два больших и жирных куска говядины, и они сварили их вместе с другими. Тогда конунг велел все это варево выбросить.

– Наверно, это был не человек, – сказал он, – это был, наверно, Один, в которого язычники долго верили. Но Одину не удастся перехитрить меня» (Сага об Олаве, сыне Трюггви, LXIV).

Верить в старых богов не перестали. Им только не полагалось больше приносить жертвы.

Церковь и ее служители постепенно, исподволь вписываются в сложившуюся традиционную, в своих существенных чертах – все еще неизменную, общественную структуру, где им приходится порою брать на себя вовсе не свойственные роли. Можно обнаружить священников и даже монахов – на борту боевого корабля, в составе дружины: «Сигурд со своими людьми поплыл вдоль фьорда. За ним последовали Бьёрн сын Эгиля, Гуннар из Гимсара, Халльдор сын Сигурда, Аслак сын Хакона, братья Бенедикт и Эйрик (монахи. – Г. Л.), а также дружина, которая раньше следовала за Магнусом конунгом, и много других людей» (Сага о сыновьях Харальда Гилли, XI). Иногда духовным лицам приходится возглавить ополчение вооруженных бондов: «Предводителями их назначили Иона Курицу, сына Кальва Кривого, брата Ивара-епископа, и Йона Дербника, священника. Они взошли на “Оленя”. На нем было двадцать две скамьи для гребцов. Это был самый быстроходный из кораблей». Впрочем, они не всегда справляются с возложенными обязанностями. «Они отправились на поиски Сигурда, но не нашли его и вернулись, не покрыв себя славой, потому что, как говорят, они видели Сигурда и его людей, но не решились напасть на них» (Сага о сыновьях Харальда Гилли, VII). В массе своей, и к прямым своим церковным функциям служители, вышедшие из среды местных бондов, далеко не всегда были достаточно подготовлены, что по-своему тоже способствовало хотя и медленному, но мирному врастанию церкви в ткань общественного организма: «На корабле был священник по имени Бард. Он был родом с западных фьордов. Человек он был еще молодой и мало ученый. Его попросили отправиться в усадьбу (крестить новорожденного). Он боялся, что не справится, так как был еще мало чему обучен, и ехать отказался» (Сага об Олаве Святом, CXXXVIII). В усадьбах бондов появляются и клирики, приехавшие с Запада, главным образом из Англии. Положение их также иногда оказывается довольно сложным. «Она была дружественно расположена к одному английскому священнику по имени Рикард, который жил у ее братьев, и оказывала ему многие услуги и делала разные одолжения из доброжелательности. Это не привело к добру…» – поверив сплетням, братья калечат священника, и его исцеление становится одним из «посмертных чудес» Святого Олава (Сага о сыновьях Харальда Гилли, XXV).

Чудеса Олава в большинстве случаев, однако, носили вполне реалистический характер и были прежде всего свидетельством настойчивой общественной потребности возвысить посмертный авторитет конунга, чья жизнь и гибель в бою стали символом национальной и государственной самостоятельности и целостности страны. Первые «чудеса» – это собственно военные победы и свершения сторонников норвежской королевской династии, во главе с Магнусом, сыном Олава. Перед решающей битвой «конунг уснул, и ему приснился сон. Он увидел святого Олава конунга, отца своего, и тот сказал ему: – …Я буду с тобой в этой битве… – Магнус-конунг сбросил с себя кольчугу. На нем была только красная шелковая рубашка, в руках – секира Хель, принадлежавшая прежде Олаву-конунгу (также, без кольчуг, пошел в свою последнюю битву Харальд Хардрада с его воинами. – Г. Л.). Битва была непродолжительна. Люди конунга сражались яростно… После окончания битвы Магнус-конунг приказал перевязывать раны своим людям, но лекарей в войске оказалось меньше, чем требовалось. Тогда конунг… выбрал двенадцать человеке с самыми мягкими руками… И хотя никто из них прежде не делал перевязок, все они стали превосходными лекарями… После этой битвы широко по всем странам распространилась весть о чуде, которое сотворил конунг Олав Святой» (Сага о Магнусе Добром, XXVIII). Но ни в одном из этих эпизодов не было ничего сверхъестественного, иррационального, – кроме массового общественного желания утвердить в новой форме, за которую всю свою жизнь боролся Олав, сакральные качества конунга.

Именно давлением общественного сознания, самосознания средневековой народности, выходящей на историческую арену, определялся дальнейший ход событий. «Тогда епископ с согласия конунга и по решению всего народа (курсив мой. – Г. Л.) объявил, что Олав конунг – святой. Затем гроб с телом конунга внесли в церковь Клеменса и поставили над алтарем» (Сага об Олаве Святом, 244). Культ Олава при этом первоначально приобретает, как и прежние языческие культы, прежде всего локальный, конкретно-местный характер (как и все средневековые культы святых), освящая определенный выделенный локус, в данном случае – Нидарос (Тронхейм), основанный конунгами город, который стал главным духовным центром, сакральной столицей христианской Норвегии.

«Из песчаного холма, где был сначала похоронен Олав-конунг, забил чудесный родник… Сначала там построили часовню, а на том месте, где лежало тело конунга, поставили алтарь. Теперь на этом месте стоит церковь Христа. На том месте, где была могила конунга (после перезахоронения, но до провозглашения культа. – Г. Л.), Эйнстейн-архиепископ велел поставить главный алтарь, когда он построил огромный собор, который и теперь стоит (собор в Тронхейме XI–XII вв. – Г. Л.) На месте той хижины, где тело конунга оставили на ночь, теперь стоит церковь Олава. А то место, куда мощи конунга перенесли с корабля, называется Склоном Олава, теперь это место – прямо в середине города» (Сага об Олаве Святом, CCXLV).

Церковное строительство продолжается, становясь важной общественной обязанностью королей «из рода Олава Святого»:

«Конунг Магнус сын Олава велел построить церковь Олава в Каупанге на том месте, где тело конунга пролежало ночь… Церковь не была еще закончена, когда конунг умер. Харальд-конунг приказал завершить недоделанное. Он велел возвести в усадьбе каменную палату, и она еще не была закончена, когда он велел заложить церковь Марии на песчаном холме, неподалеку от того места, где были