Дом у кладбища - Джозеф Ле Фаню

— Руку сюда.

И спустя несколько секунд:

— Держите здесь и следите, чтобы не капало.

Снова бормотание и, как почудилось миссис Стерк, слова:

— Теперь начинайте.

Надолго воцарилось молчание, секунда текла за секундой, миссис Стерк чувствовала, что еще немного — и она закричит; сердце ее припустило галопом, сухие побелевшие губы шевелились в немой молитве Создателю; голова шла кругом, колени подгибались; она различила отрывистый тихий разговор, и вновь наступила долгая тишина; потом громкий голос пронзительно выкрикнул имя… священное и ужасное… какое мы не примешиваем к историям, подобным этой. Она узнала голос Стерка, а тот продолжал отчаянно кричать: «Убивают… пощады… мистер Арчер».

И бедная миссис Стерк отозвалась снаружи дрожащим мучительным воплем и принялась с грохотом трясти ручку и изо всех своих скудных сил толкать дверь, все громче восклицая: «Ох, Барни… Барни… Барни… голубчик… что они с тобой делают?»

— О благословенный час! Мэм… это хозяин, это он сам говорит.

И служанка, вместе с миссис Стерк стоявшая в дверном проеме, побледнела и принялась восторженно благодарить Небеса.

Стали ясно слышны голоса врачей; они успокаивали больного, и он постепенно затих. Миссис Стерк слышала (или ей казалось), как он, словно спасшийся при кораблекрушении, повторяет обрывки молитвы; потом он, тоном уже более естественным для больного, ослабевшего человека, сказал:

— Я покойник… он это сделал… Где он?.. Он меня убил.

— Кто? — раздался хорошо знакомый голос Тула.

— Арчер… негодяй… Чарлз Арчер.

— Дайте мне чашку с кларетом и водой и ложку… ага, — сказал Диллон как обычно грубовато.

Миссис Стерк услышала шаги служанки, пересекавшей комнату, потом стон Стерка.

— Вот, примите еще ложку и пока помолчите. Все очень хорошо. Так, смотрите, чтобы он не соскользнул… довольно.

Тут доктор Тул приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы высунуть голову, и, осторожно удерживая миссис Стерк, произнес громким шепотом:

— Мы надеемся, мэм, все будет хорошо, если его не волновать; вам нельзя входить, мэм, и говорить с ним тоже… позже вас впустят, но сейчас его нельзя беспокоить; пульс очень ровный, но — понимаете, мэм? — осторожность прежде всего.

Пока Тул вел беседу у дверей, миссис Стерк было слышно, как доктор Диллон мыл руки, а родной голос Стерка, после долгого молчания звучавший так странно, сказал очень вяло и медленно:

— Возьмите перо, сэр… кто-нибудь… возьмите и пишите… записывайте, что я скажу.

— А теперь, мэм, он хочет говорить, — сказал Тул, уловив чутким ухом, что дело идет к разоблачению. — Мне пора, мой пост у постели. Сейчас нам уже можно и каламбур подпустить, мэм, раз к пациенту вернулась речь. И, вы ведь понимаете, вам туда нельзя… пока мы не скажем, что все в порядке… ну вот… положитесь на меня… слово чести, дела обстоят хорошо, на лучшее мы и не рассчитывали.

Тул очень сердечно пожал ее дрожащую ручку, а в его глазах мерцал добродушный огонек.

Тул закрыл дверь, и женщины еще некоторое время прислушивались к бормочущему голосу Стерка. Потом Тул выпустил из комнаты служанку, которая находилась внутри. Дверь снова закрыли и заперли на засов, воркующие звуки возобновились.

Через некоторое время Тул, бледный как мел и очень суровый, открыл дверь и произнес спокойно:

— Мэм, нельзя ли послать Кэтти в Королевский Дом, с запиской к мистеру… с запиской, мэм… благодарю вас… и запомни, Кэтти, голубушка, непременно передай ее джентльмену лично и сама выслушай ответ.

Он оторвал кусок почтовой бумаги и написал карандашом:

«Дорогой сэр, доктору Стерку сделана успешная операция — мною и еще одним джентльменом; вновь обретя речь и память, но будучи очень слаб, больной желает непременно видеть вас, дабы в вашем (как мирового судьи) присутствии сделать чрезвычайно важное заявление.

Ваш, сэр, покорнейший слуга

Доктор шлепнул сверху большую печать со своим гербом и сунул готовую записку в руки Кэтти, в голове которой, под дорожным капюшоном, роилось множество самых нелепых предположений и ужасных образов. Изнывающая от любопытства служанка помчалась вдоль темной улицы, то попадая в полосу света, который пробивался из-за ставня, то ловя бодрящее треньканье клавикордов или слабо слышные отрывки разговора и смех внутри, за окнами. Наконец, по Дублинской дороге она достигла ворот Королевского Дома. Парадная дверь этого гостеприимного жилища стояла открытой, и красноватый поток света падал на серую лошадь, седло и волынку; все это принадлежало мистеру Лоу, который, собираясь спуститься с крыльца, обменивался на пороге прощальным рукопожатием с радушным полковником.

Кэтти поспела как раз вовремя, и магистрат Лоу, в сапогах, сюртуке и накидке с капюшоном, шагнул обратно к двери, вскрыл печать и ясными холодными глазами пробежал карандашные строки, написанные Тулом; потом он сунул записку в карман кафтана; под благословения пьяного дворецкого, которому дал полкроны, взобрался на своего серого скакуна и припустил резвым галопом; через две с небольшим минуты магистрат (вместе со своим слугой, который следовал за ним) уже стоял у дверей Стерка.

Мур, цирюльник, functus officio,[74] сидел в холле, сложив в карман свои бритвы, и ожидал вознаграждения, а тем временем с удовольствием принюхивался к стакану, из которого только что пил виски за здоровье и долголетие хозяина — да благословит его Господь — и всего семейства.

В коридоре мистера Лоу встретил доктор Тул, в ожидаемом акте страшного признания взявший на себя роль распорядителя; он с поклоном повел судью наверх, шепотом знакомя его с обстановкой; Диллона Тул упомянул с извинениями как личность непрезентабельную. Тул решил по возможности оттеснить его на второй план.

Доктора Диллона, веселого после удачно выполненной работы, мистер Лоу встретил в верхнем коридоре. Надо сказать, что у этого джентльмена начисто отсутствовала деликатность по отношению к коллегам и он не стеснялся поносить на чем свет стоит своих отсутствующих собратьев по скальпелю и пинцету, когда обнаруживал их ошибки и промахи.

— Ваш слуга, сэр, — сказал он, потирая свои большие красные руки и улыбаясь влажными губами. — Вы видите, что я сделал. Доктор Пелл — не хирург, не лучше этого… — он собрался сказать «Тула», но вовремя сменил предмет сравнения, — этого подсвечника! Подумать только, что Пеллу ни разу не пришло в голову взглянуть на затылок больного, а ведь его нашли лежащим на спине… хорошо, что мистер Дейнджерфилд наткнулся на меня… хотя скажу… почему бы мне этого не сказать… сдавливание мозга, участок размером в шиллинг на затылке… кусочек кости, знаете, над мозжечком… с помощью трепанации я освободил мозг.