В гору - Анна Оттовна Саксе

Вы ведь сами были при том, когда мы все вычистили под метелку. Видали, что и семян не оставили. Хорошо, что родственники одолжили, так сумели засеять, иначе в будущем году сами остались бы без хлеба и государству нечего было бы сдавать. Но тут требуют сверх нормы. Ну скажите, где нам взять? Хоть в воду прыгай, нет нам больше житья… — и Ирма всхлипнула, закрыв глаза платочком.

— Если бы требовали картошку или овес, то мы могли бы малость сдать сверх нормы, раз уж такие времена, — заговорил теперь сам Думинь. — С тем, что у нас самих недород, никто не считается… Мы ведь кулаки…

— Дети кулаков пусть отбросы едят, они ведь хуже, щенят, — поддержала Ирма мужа.

— Перестаньте наконец скулить и притворяться! — не стерпел Ванаг. — Я у вас работал, знаю, какие отбросы: ваши дети едят и каким жарким вы батраков кормите.

Думини сделали вид, что не слышали, и продолжали наступление на Озола.

— Скажите, что же нам делать? С сумой по миру идти? Или воровать? — не унималась Ирма.

— В будущем году, наверно, в своем доме не удержимся, надо будет сказать, пусть волость забирает. Пусть отдаст тем, у кого по два колоса на соломине родятся, — с наигранной горечью говорил Думинь.

— Знаете что, — сказал Озол, не глядя на них, — идите домой и везите овес.

Думини, удивленные, переглянулись. Они приготовились к многочасовому спору с Озолом, запасли богатый арсенал слов, стонов и слез, но он остался неизрасходованным.

Проворно, словно боясь, что Озол может передумать, они выскользнули вон.

— Легко ты их отпустил, — сказал Ванаг недовольно.

— На этот раз мною овладело такое отвращение, что дыхание захватило.

— Как же ты справишься с Дудумом? Только что Лайвинь сообщил, что тот начал очередное сопротивление. У меня больше не хватает сил. Сегодня уж с тремя выдержал борьбу, не считая Думиней, — устало рассказывал Ванаг.

— С Густом говорить буду я. Право, мы, как в сказке, с драконами боремся. Одну голову отрубишь, вместо нее сразу же другая вырастает, — усмехнулся Озол.

Озол говорил с Густом в тот же день.

— Какое мне дело до того, что в России неурожай? — Густ сразу принял позу нападающего. — Вы вот все пишете да говорите, что Латвия — независимое государство. Какая же это независимость?..

— Подумайте головой, уважаемый господин Дудум! Тогда вы поймете, что Латвия в этом году не может ждать такой помощи от остальных советских республик, как в прошлом и позапрошлом году, — вспылил Озол.

— Мне их помощь не нужна, — резко ответил Густ.

— Едва ли вы обойдетесь без их помощи. Ту же соль, которую употребляете ежедневно, в своей земле вы не выкопаете, копайте хоть до сердцевины земного шара. И как бы вы ни плевались на все, что приходит из Советской страны, свинина без соли все же несъедобна. Обыкновенного гвоздя вы из своей земли не извлечете, придется обращаться за помощью к другим республикам, уже не говоря о машинах. Те времена, Дудум, когда вы отрывали кусок у трудящихся, прошли. Вам было дано достаточно времени, чтобы подумать. Но еще не видно, чтобы вы это начали делать. — Озол строго посмотрел Густу в лицо, на котором подергивались все мышцы и дрожали светлые усы.

— А если я этого не желаю? — Густ вызывающе посмотрел на Озола.

— Тем хуже для вас. История из-за этого не остановится, она может отбросить вас, как мусор.

— Вы мне угрожаете ссылкой? Тюрьмой? — заволновался Густ.

— Я не угрожаю. Мне незачем угрожать. Угрожают только слабые. Вы думаете, что раз Советская власть терпит таких, как вы, то она слаба? Таким наивным вы вовсе не кажетесь. Если мы справились с миллионными армиями фашистов, то такие отдельные фашистики нам вовсе не страшны. Вот как мы смотрим на вас. И требуем от вас лишь одного — вы не должны мешать нашему государству скорее залечивать раны, нанесенные вашими собратьями. Вы, один человек, намерены съесть урожай с тридцати гектаров, а остальные пусть голодают? Городской рабочий пусть с голодным желудком производит товары, необходимые его величеству Густу Последнему? Такова ваша логика. Отвыкайте от мысли, что все делается для вас, а не для трудового народа. Смотрите, как бы вы не попали в лагерь его активных врагов. И тогда трудовой народ будет  в ы н у ж д е н  столкнуть вас с дороги, как Саркалиса.

В глазах Густа сверкнули зеленые огоньки. Он, как рысь, вздернул усы, готовясь снова бросить оскорбление. Некоторое время он стоял, опершись обеими руками о спинку стула. Озол не спускал с него глаз, думая о том, как жалка и нища душонка и вся жизнь такого Густа.

У Густа задрожали руки. Он опустился на стул и ссутулился, облокотившись о край стола.

— А если я выполню все, что от меня требуют, вы обещаете меня не гнать из «Дудумов»? — спросил он тихим, загробным голосом, не глядя на Озола.

— Живите, кто вас гонит.

— Говорят, что организуют колхоз. Тогда я тоже смогу остаться в своем доме?

— Даже если бы вы захотели, вас не взяли бы в колхоз, — холодно сказал Озол.

— Так, ну да. Возможно… — пробормотал Густ. — Хорошо. Я отвезу сверх нормы.

27

СИЛА ПРИВЫЧКИ

Перед Октябрьской годовщиной комсомольцы устроили общий воскресник, провели уборку в законченном Народном доме, чтобы в праздничный вечер здесь могли собраться люди. Двухэтажное здание, построенное из тесаных бревен, было уже покрыто, окна застеклены, пол настлан. Но оставалось еще много работы по оборудованию сцены, уборке строительного мусора, протирке окон, и Мирдза с опасением поглядывала на солнце, заходившее с каждым днем все раньше. Ребята с коннопрокатного торопливо сколачивали скамейки из досок, приготовленных еще летом. Зента трудилась над доской почета, чтобы гости могли видеть имена юношей и девушек, особенно старательно работавших на стройке и на полях.

То была веселая предпраздничная суббота! Работа кипела вовсю. Столяры кончали обрамление сцены, печники опробовали дымоходы, девушки мыли окна и подметали пол, электромонтеры с плоскогубцами карабкались по стремянкам вверх. А на улице школьники орудовали метлами, вилами и лопатами. Этой шумной армией малышей руководили Салениек и учителя. К вечеру солнце заглянуло