Сатира и юмор: Стихи, рассказы, басни, фельетоны, эпиграммы болгарских писателей - Петко Славейков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не хвалюсь, — скромно возразил служащий. — Я добросовестно занимаюсь своим делом. Сигнализирую обо всем, но от себя не прибавляю ни столечко…
Он показал на кончик мизинца. Затем добавил:
— Честных наушников, которые сообщают только то, что было, можно сосчитать на пальцах. Расплодились такие, которые слышат о мухе, а рассказывают о слоне.
Налбантов смотрел на него с неприязнью. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что этот стройный мужчина с интеллигентным лицом и спокойным взглядом — наушник. Он всегда представлял себе подобных типов приземистыми, сутулыми, с бегающими глазами и ехидной улыбкой.
— С каких пор вы занимаетесь этим? — спросил он.
— Вопрос поставлен несколько общо, — вежливо улыбнулся собеседник. — С каких пор я занимаюсь этим вообще или в нашем учреждении?
— В нашем учреждении, — сказал Налбантов после небольшого колебания.
— Четыре года. Я заменил Пачева, который ушел на пенсию.
— Гм… Что за человек был этот Пачев?
— Опытный работник, однако… ничего не поделаешь, склероз. Дошло до того, что когда он записывал чужие разговоры, он просил говорить помедленнее или повторить то, что не успел записать. Кроме того, он путал даты и имена и несомненно провалился бы со страшным треском, если бы не вышел на пенсию.
Налбантов сделал несколько шагов взад-вперед по кабинету.
— Интересно, о каких людях вы, гм… сигнализируете, если, конечно, это не профессиональная тайна?
Посетитель отозвался улыбкой.
— Я вам скажу. Некоторые мои коллеги доносят только на предварительно намеченных людей. Лично я считаю это недостойным. Я не делаю различия между людьми. У каждого найдется что-нибудь…
— Но это отвратительно! — воскликнул Налбантов. — Неужели вам никогда не бывает тяжело оттого, что… что…
Доносчик кивнул с пониманием.
— Что за вопрос! Со дня на день все тяжелее. Люди меня узнают и остерегаются.
— Ну, хорошо, — продолжал свою мысль Налбантов, — это недоверие вас не смущает, не мучит?
— Что делать, товарищ Налбантов, — тяжко вздохнул посетитель. — Мучит, как не мучить, но мы знаем, что работа с людьми в принципе не легка. Этого надо к себе расположить, у того выманить… К каждому человеку нужен индивидуальный подход, сообразный его темпераменту. Надо уметь играть на его слабостях, нащупывать его интересы, прогнозировать его развитие. Это целая наука. Наушниковедение.
— Отвратительно! — сморщился Налбантов. — Подслушивать, наушничать… Отвратительно! — Он едва сдерживал гнев. Возвратился к письменному столу, открыл ящик и дрожащими пальцами зажег сигарету.
Доносчик развел руками:
— Не хочу оказывать на вас давление, но вы глубоко ошибаетесь. В этом нет ничего отвратительного. Приведу пример: прежде чем я пришел сюда, в комнате тридцать седьмой очень плохо говорили о вас. И что самое примечательное, в комнате не нашлось никого, кто бы вас защитил. Я не стану передавать, что о вас говорили, так как понимаю, что доносы внушают вам отвращение. Пойдем дальше…
Налбантов слушал его с угрюмым любопытством.
— Подождите! — отозвался он. — Скажите, что говорили обо мне, а потом продолжите свои рассуждения.
Правильно ли он поступил? Не лучше ли было прервать доносчика, сказать, что это его не интересует, наконец, просто вышвырнуть его за дверь?
— Нужно ли это? — невинно спросил тот.
Налбантов сделал артистический жест.
— Скажите, конечно. Так или иначе, у меня возникли кое-какие мысли… Итак, что говорили обо мне?
— Говорили, что вы ничего не понимаете в деле, но что у вас есть рука.
Налбантов прикусил губу.
— Проанализируйте этот случай! — оживленно продолжал наушник. — Почему никто не говорит вам в глаза, что вы ничего не понимаете в деле, а говорят это у вас за спиной. Ответ: потому, что вас боятся. Потому, что между вами и подчиненными большая дистанция. Они отпускают вам фальшивые комплименты, а вы им верите. Почему? Потому опять-таки, что существует дистанция, вас разделяющая. Наушник — борец за преодоление… подобных дистанций. Он движется сверху вниз и снизу вверх, устанавливает контакты, помогает людям лучше узнать друг друга, неутомимо информирует…
— Вы слишком много теоретизируете, приятель, — прервал его Налбантов. — Витаете в теоретических облаках. Спуститесь-ка на землю и скажите, кто находился в комнате?
На лице у «приятеля» появилась еле заметная улыбка — только на миг. Затем он ответил четко:
— Цоков, Карабиберова, Макрев и Радулов. Особо обратите внимание на последнего и поинтересуйтесь его дядей.
— Хорошо, идите, — сквозь зубы процедил Налбантов, потемнев от ярости. — И забудьте, что вы были здесь и о чем говорили.
— А я вообще здесь не был, — тихо сказал наушник и незаметно отступил к дверям. — Если я понадоблюсь вам, вы меня найдете.
И он вышел. Налбантов продолжал мрачно смотреть ему вслед. Затем раздавил сигарету в пепельнице и сказал себе:
— В сущности, не так страшен черт, как его малюют…
Перевод Н. Лабковского.
Станислав Стратиев
ЗАМШЕВЫЙ ПИДЖАК
С чего начались неприятности в жизни Ивана Антонова? Иван купил замшевый пиджак модного покроя и приятного коричневого цвета — цвета жареных кофейных зерен, но у пиджака оказался существенный дефект — на плохо обработанной коже кое-где торчали шерстинки. Торчали они и на рукавах, и на спине, и на отворотах. Не бог весть какие длинные — сантиметра по три-четыре, и все же неприятно — модный, элегантный пиджак, и вдруг какие-то шерстинки…
Он попытался срезать их ножницами, но они почему-то не поддавались, топорщились, подстригались неровно, словом, ничего из этой затеи не вышло.
Тогда кто-то из приятелей посоветовал ему пойти в парикмахерскую и подстричь пиджак машинкой. Машинкой должно выйти лучше, чем ножницами, и главное — ровнее, не то что