М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников - Максим Гиллельсон

так ужасно. Мартынов говорил после, что он не целился,

но так был взбешен и взволнован, попал ему прямо

в грудь, бедный Миша только жил 5 минут, ничего не

успел сказать, пуля навылет. У него был секундантом

Глебов 2, молодой человек, знакомый наших Столыпи­

ных, он все подробности и описывает к Дмитрию Сто­

лыпину 3, а у Мартынова — Васильчиков. Сие несчастье

так нас всех, можно сказать, поразило, я не могла

несколько ночей спать, все думала, что будет с Елизаве­

той Алексеевной. Нам приехал о сем объявить Алексей

Александрович, потом уже Наталья Алексеевна ко мне

написала, что она сама не может приехать — нельзя

оставить с е с т р у , — и просит, чтобы свадьбу не откла­

дывать, а в другом письме описывает, как они объявили

479

Елизавете Алексеевне, она сама догадалась и приго­

товилась 4, и кровь ей прежде пустили. Никто не ожи­

дал, чтобы она с такой покорностью сие известие

приняла, теперь всё богу молится и сбирается ехать

в свою деревню, на днях из Петербурга выезжает.

Мария Якимовна, которая теперь в Петербурге, с ней

едет. <...>

П Р И Л О Ж Е Н И Е

16 Лермонтов в восп. совр.

С. А. РАЕВСКИЙ

ОБЪЯСНЕНИЕ ГУБЕРНСКОГО СЕКРЕТАРЯ

РАЕВСКОГО О СВЯЗИ ЕГО С ЛЕРМОНТОВЫМ

И О ПРОИСХОЖДЕНИИ СТИХОВ НА СМЕРТЬ

ПУШКИНА

Бабка моя Киреева во младенчестве воспитывалась

в доме Столыпиных, с девицею Е. А. Столыпиной),

впоследствии по мужу Арсеньевою (дамой шестидесяти

четырех лет, родною бабушкою корнета Лермонтова,

автора стихов на смерть Пушкина).

Эта связь сохранилась и впоследствии между до­

мами нашими, Арсеньева крестила меня в г. Пензе

в 1809 году и постоянно оказывала мне родственное

расположение, по которому — и потому что я, видя

отличные способности в молодом Лермонтове, коротко

с ним сошелся — предложены были в доме их стол

и квартира.

Лермонтов имеет особую склонность к музыке,

живописи и поэзии, почему свободные у обоих нас

от службы часы проходили в сих занятиях, в особен­

ности последние три месяца, когда Лермонтов по

болезни не выезжал.

В генваре Пушкин умер. Когда 29 или 30 дня эта

новость была сообщена Лермонтову с городскими тол­

ками о безыменных письмах, возбуждавших ревность

Пушкина и мешавших ему заниматься сочинениями

в октябре и ноябре (месяцы, в которые, по слухам,

Пушкин исключительно с о ч и н я л ) , — то в тот же вечер

Лермонтов написал элегические стихи, которые окан­

чивались словами:

И на устах его печать.

Среди их слова: «не вы ли гналиего свободный

чудный дар» означают безыменные письма, что совер­

шенно доказывается вторыми двумя стихами:

И для потехи возбуждали

Чуть затаившийся пожар.

483

Стихи эти появились прежде многих и были лучше

всех, что я узнал из отзыва журналиста Краевского,

который сообщил их В. А. Жуковскому, князьям

Вяземскому, Одоевскому и проч. Знакомые Лермон­

това беспрестанно говорили ему приветствия, и про­

неслась даже молва, что В. А. Жуковский читал их его

императорскому высочеству государю наследнику и что

он изъявил высокое свое одобрение.

Успех этот радовал меня по любви к Лермонтову,

а Лермонтову вскружил, так сказать, голову — из

желания славы. Экземпляры стихов раздавались всем

желающим, даже с прибавлением двенадцати стихов,

содержащих в себе выходку противу лиц, не подлежа­

щих русскому суду — дипломатов <и> иностранцев,

а происхождение их есть, как я убежден, следующее:

К Лермонтову приехал брат его камер-юнкер

Столыпин 1. Он отзывался о Пушкине невыгодно,

говорил, что он себя неприлично вел среди людей боль­

шого света, что Дантес обязан был поступить так, как

поступил. Лермонтов, будучи, так сказать, обязан

Пушкину известностию, невольно сделался его парти­

заном и по врожденной пылкости повел разговор

горячо. Он и половина гостей доказывали, между

прочим, что даже иностранцы должны щадить людей

замечательных в государстве, что Пушкина, несмотря

на его дерзости, щадили два государя и даже осыпали

милостями и что затем об его строптивости мы не

должны уже судить.

Разговор шел жарче, молодой камер-юнкер Сто­

лыпин сообщал мнения, рождавшие новые с п о р ы , —

и в особенности настаивал, что иностранцам дела нет

до поэзии Пушкина, что дипломаты свободны от влия­

ния законов, что Дантес и Геккерн, будучи знатные

иностранцы, не подлежат ни законам, ни суду русскому.

Разговор принял было юридическое направление,

но Лермонтов прервал его словами, которые после

почти вполне поместил в стихах: «Если над ними нет

закона и суда земного, если они палачи Гения, так

есть божий суд».

Разговор прекратился, а вечером, возвратясь из

гостей, я нашел у Лермонтова и известное прибавление,

в котором явно выражался весь спор. Несколько

времени это прибавление лежало без движения, потом

по неосторожности объявлено об его существовании

и дано для переписывания; чем более говорили Лер­

монтову и мне про него, что у него большой талант,

тем охотнее давал я переписывать экземпляры.

484

Раз пришло было нам на мысль, что стихи темны,

что за них можно пострадать, ибо их можно перетолко­

вывать по желанию, но сообразив, что фамилия Лер­

монтова под ними подписывалась вполне, что высшая

цензура давно бы остановила их, если б считала это

нужным, и что государь император осыпал семейство

Пушкина милостями, следовательно, дорожил и м , — по­

ложили, что, стало быть, можно было бранить врагов

Пушкина, оставили было идти дело так, как оно шло,

но вскоре вовсе прекратили раздачу экземпляров с при­

бавлениями потому, что бабку его Арсеньеву, и не знав­

шую ничего о прибавлении, начали беспокоить общие

вопросы о ее внуке, и что она этого пожелала.

Вот все, что по совести обязан я сказать об этом

деле.

Обязанный дружбою и одолжениями Лермонтову

и видя, что радость его очень велика от соображения,

что он в 22года от роду сделался всем известным,

я с удовольствием слушал все приветствия, которыми

осыпали его за экземпляры.