Гобелены Фьонавара (сборник) - Гай Гэвриел Кей

А через некоторое время, сидя на своем холме, смотрел, как уезжала его мать вместе с тем альвом и Полом.

Он попытался было опять превратиться в птицу, но не смог. Видимо, не успел еще отдохнуть, и сил, чтобы так скоро снова сменить обличье, у него не хватило. И Дариен стал просто неторопливо спускаться по склону холма к дому. Потом открыл дверь и вошел внутрь. Мать оставила там всю одежду Финна. И его, Дариена, вещи и игрушки. Он посмотрел на крошечные вещички, которые носил еще вчера, потом выбрал кое-что из вещей Финна, оделся и пошел прочь.

Глава 2

– Пир еще продолжался, когда Кевин вышел из зала. Лиана встретила его на улице, и она говорит… – Дэйв постарался взять себя в руки, – … она говорит, что он шел очень уверенно… и выглядел…

Пол повернулся к ним спиной и отошел к окну. Все они сидели в Храме Парас Дервала, в покоях Дженнифер. А он, Пол, пришел, чтобы рассказать ей о Дариене. Она выслушала его совершенно спокойно и осталась такой же далекой, прекрасной и величественной, как и до его рассказа. Это настолько вывело Пола из равновесия, что он почти рассердился. Но тут за дверью вдруг раздались какие-то звуки, и в комнату ворвалось множество людей, а впереди всех были Дэйв Мартынюк и Джаэлль. Они пришли, чтобы рассказать им, как был положен конец этой зиме.

За окном плыли сумерки. Снег повсюду почти стаял. Но никакого паводка, никакого опасного подъема воды в реках или озерах не случилось. И если все это сделала Богиня, то ей отлично удалось никому из людей не принести никакого вреда. А смогла она это сделать только благодаря жертве Лиадона, Возлюбленного Сына, который на самом деле был… конечно же, Кевином!

В горле у Пола стоял колючий комок, глаза невыносимо жгло. И очень не хотелось никого видеть. Себе самому и этим сумеркам за окном он прошептал:

Любовь моя, мое ты помнишь имя?Зимою, вдруг сменившей лето,Когда июнь вдруг обернулся декабрем,Я путь свой потерял в снегах.Моей душе пришлось платить за это…

Это сочинил Кевин примерно год назад. «Песнь Рэчел» – так он назвал эти стихи. Но теперь – теперь все изменилось, и эта метафора вдруг стала до боли реальной. И такой точной, такой… и Пол никак не мог понять, как подобное могло произойти.

Вообще вокруг происходило что-то чересчур много и чересчур быстро, и Пол не был уверен, что у него хватит сил оставить все это в прошлом и идти дальше. Он совсем не был в этом уверен. Душа его просто не могла меняться с той же скоростью, с какой менялось все вокруг. «И он придет – тот день, когда ты обо мне, любовь моя, заплачешь». Так пел Кевин год назад. Он пел о Рэчел, которую Пол тогда еще так и не сумел оплакать. О Рэчел, не о себе самом…

И все же…

За спиной у него стало очень тихо, и он даже решил сперва, что все уже ушли. Но потом услышал голос Джаэлль. Холодный. И сама она холодная, эта жрица. Впрочем, теперь уже не настолько. Джаэлль говорила:

– …И он не смог бы этого сделать, его не сочли бы достойным, если бы он не шел к Богине всю свою жизнь! Я не знаю, поможет ли это вам, но я уверена, что это непреложная истина.

Пол вытер платком глаза и снова повернулся к остальным. И вовремя – ибо увидел, как Дженнифер, которая была так спокойна, слушая его рассказ о Дариене, сейчас просто побелела от невыносимой боли и горя; рот у нее был открыт, словно она задыхалась, сухие глаза горели нестерпимым огнем, и Пол догадался, что именно сейчас она снова приоткрыла свою душу навстречу жизни и новому горю, вновь стала необычайно уязвимой. И он пожалел о том, что, пусть ненадолго, но все же рассердился на нее. И он шагнул было к ней, но стоило ему это сделать, как она издала какой-то странный звук, словно поперхнувшись, и убежала прочь.

Дэйв вскочил, чтобы последовать за нею, неумело пытаясь скрыть горе, исказившее его крупное лицо, но кто-то, встав на пороге, преградил ему путь.

– Пусть идет! – строго сказала ему Лейла. – Ей это сейчас необходимо.

– Ох, да заткнись ты! – разозлился Пол. Ему вдруг страшно захотелось отшлепать эту вездесущую и вечно уверенную в себе девчонку.

– Лейла, – устало сказала Джаэлль, – закрой дверь с той стороны и убирайся прочь.

Девочка повиновалась.

И Пол снова рухнул в кресло, в кои-то веки совершенно безразличный к тому, что Джаэлль видит его слабость. Да и какое это имеет сейчас значение? «Они не станут старыми, как мы, которые остались…»

– А где Лорен? – вдруг спросил он.

– В городе, – ответил Дэйв. – И Тайрнон тоже. Завтра во дворце Совет. Похоже… маги и Ким все-таки выяснили, кто насылает на нас зиму.

– И кто же это? – почти равнодушно спросил Пол.

– Метран, – сказала Джаэлль. – С острова Кадер Седат. И Лорен хочет отправиться туда. Хотя на этом острове погиб Амаргин…

Пол только вздохнул. Господи, как много событий! Его сердце, казалось, не выдержит, не сможет пережить все это «…когда клонится к западу солнце, по утрам, когда солнце встает…»

– А где Ким? Во дворце? Что с ней? – А ведь это очень странно, что Ким не пришла сюда, к Дженнифер…

Он прочитал ответ по их лицам и, прежде чем кто-то успел ему что-то сказать, выкрикнул отчаянно:

– Нет! Только не это!

– Что ты, что ты! – поспешил заверить его Дэйв. – С ней все в порядке, Пол. Она просто… не смогла сейчас прийти сюда. – Он беспомощно повернулся к Джаэлль.

И та очень спокойно передала ему то, что Кимберли рассказала ей о великанах параико и о том, что она, будучи Видящей Бреннина, намеревается сделать. И ему оставалось только восхищаться, как Джаэлль потрясающе владеет собой и какой у нее спокойный и чистый голос. Хотя и холодный. Когда она наконец умолкла, он так ничего и не сумел сказать ей в ответ. Похоже, голова у него просто переставала соображать.

Дэйв кашлянул смущенно и предложил:

– Может быть, пойдем? Нам давно пора. – Пол впервые заметил, что голова у Дэйва перевязана. Следовало бы, конечно, спросить у него, что случилось, но он чувствовал такую невыносимую усталость…

– Ты ступай, – тихо сказал ему Пол. Он не был уверен, что у него хватит сил, чтобы просто встать на ноги. – Я сейчас тебя догоню.

Дэйв повернулся было к двери, но на пороге остановился.

– Я бы очень хотел… – начал он. И умолк. Потом нервно сглотнул и договорил: – Очень многого я бы хотел! – И вышел из комнаты. Джаэлль за ним не последовала.

Полу очень не хотелось оставаться с ней наедине. Сейчас не время для того, чтобы стараться справиться с собственными чувствами. Да и все равно ему в конце концов придется уйти.

– Ты спросил меня однажды, – сказала жрица, – можем ли мы с тобой разделить одну тяжкую ношу, и я ответила: нет. – Он поднял голову и внимательно посмотрел на нее. – Теперь я стала умнее. – Она даже не улыбнулась. – А та тяжкая ноша стала еще тяжелее. Год назад я кое-чему научилась – у тебя; а две ночи назад – у Кевина. Теперь, наверное, поздно говорить, что я тогда была не права!

К этому он не был готов. Он, похоже, не был готов ни к чему из того, что происходило сейчас вокруг него. В душе у него почти ничего не осталось, кроме горя и горечи – в равных долях «…как мы, которые остались…»

– Приятно слышать, что наш с Кевином пример оказался для тебя полезным, – сказал он. – И ты непременно должна попробовать, не сгожусь ли я на что-нибудь еще, только выбери для этого день получше. – Он прекрасно видел, как подействовали на нее его оскорбительно-горькие слова, как гордо дернулась вверх и застыла ее прекрасная голова, но заставил себя встать и быстро вышел из комнаты, чтобы она не увидела его слез.

А в зале под куполом, через который ему пришлось идти, слышалось жалобное пение жриц – плач по усопшим. Однако Пол почти не замечал этого. Голос, что звучал у него в ушах, был голосом Кевина Лэйна – точно таким, как год назад, когда он тоже пел плач по усопшей, плач собственного сочинения:

Шелест волн на песчаной косе,Стук дождя серым утром по крыше…И камень могильный в росе.

Он вышел из Храма уже в густых сумерках, и слезы застилали его глаза, так что он не мог видеть, что все склоны холма, на котором стоит Храм, покрыты зеленой травой, и в ней распускаются полевые цветы.

Бесчисленное множество картин сменяло друг друга в ее снах, и в каждом из этих снов был Кевин. Он скакал верхом на коне, светловолосый, остроумный, никогда не прилагавший ни малейших усилий, чтобы казаться умнее других. Но в ее снах Кевин не смеялся. Нет, больше не смеялся. Не засмеялся ни разу! И лицо его было таким, подумала Ким, как когда он шел следом за серым псом в Дан Мару.

У нее просто сердце разрывалось, оттого что она никак не могла припомнить, какие слова он сказал ей во время самого последнего их разговора, когда они мчались в Гвен Истрат. Он тогда ехал с нею рядом и рассказывал, как поступил Пол. Потом он ей заявил, что намерен рассказать о Дариене Бренделю из Данилота. Она тогда выслушала его и это решение одобрила; а потом еще коротко усмехнулась, когда он совершенно неправильно предсказал, как, по всей видимости, отреагирует на его поступок Пол.