Последняя ночь у Извилистой реки - Джон Уинслоу Ирвинг

и называть ориентировочные цифры. Разум любого из нас отказывается признавать такое количество оборвавшихся жизней. А их оборвалось еще больше.

— Хоть здесь без вранья, — сказал Дэнни.

— Ты все еще подумываешь о возвращении сюда? — вдруг спросил у него Кетчум. — Или это не ты говорил, что у тебя теперь нет причин оставаться в Канаде и ты намерен вернуться на родину? И не ты ли мне недавно жаловался, что так и не почувствовал себя канадцем, что ты родился в Америке и потому был и остаешься американцем?

— Допустим, я тебе это говорил.

Писатель достаточно хорошо знал Кетчума и не хотел сейчас затевать разговор, на который подбивал его старый сплавщик.

— Я здесь родился. Я американец. Канадское гражданство не сделало меня канадцем, — уже с большим напором добавил Дэнни.

— Вот лишнее доказательство моей тупости, — вдруг сказал Кетчум. — Я — один из тех заторможенных парней, которые верят написанному. Знаешь, Дэнни, я слишком долго учился читать, но теперь читаю очень бегло и очень много.

— Куда ты клонишь, Кетчум? — не выдержал Дэнни.

— Я думал, что ты писатель. Я читал твои слова. Ты называл национализм признаком ограниченности. Кажется, ты говорил, что все писатели — «сторонние наблюдатели». Ты и себя причислял к таким: стоишь в стороне и наблюдаешь.

— Да, я это говорил, — согласился Дэнни. — Но это было сказано в контексте интервью.

— Насрать мне на контекст! — рявкнул Кетчум. — Кого волнует, что ты не чувствуешь себя канадцем? Кого волнует, что ты американец? Если ты писатель, то должен находиться в стороне и наблюдать.

— Ты хочешь сказать, в изгнании?

— Твоя родная страна катится ко всем чертям, и это началось не сегодня, — продолжал Кетчум. — Живя в Канаде, ты яснее все увидишь и лучше напишешь. Знаю, ты сможешь.

— Мистер Кетчум, но ведь на нас напали, — вяло проговорила Кармелла. Чувствовалось, ее не тянуло спорить. — И из-за этого вы считаете, что страна катится ко всем чертям?

— Я же говорил: это началось не сегодня. Важно, какие выводы мы сделаем после нападения. Что Буш предпримет в ответ? Или так и будет порхать с базы на базу?

Вопрос был адресован Дэнни. Писатель тоже умел строить мрачные прогнозы, но Кетчум своим пессимизмом значительно превосходил его. Дэнни как-то не догадывался о способности Кетчума хвататься за самый худший вариант развития событий и странным образом смаковать его.

— Оставайся в Канаде, — через некоторое время сказал Кетчум. — Когда живешь в другой стране, лучше видишь, что в твоих родных Штатах правда, а что ложь. Я хотел сказать, яснее.

— Я знаю твои мысли, — ответил ему Дэнни.

— Бедные люди в этих небоскребах, — начала Кармелла и умолкла.

По степени пессимизма и она не могла тягаться с Кетчумом.

Позже, когда они приехали в «Балзэмс» и сидели в баре, смотря четырехчасовой выпуск новостей, корреспондент Си-эн-эн говорил о причастности крупного саудовского боевика Усамы бен Ладена к сегодняшней серии терактов. Корреспондент напомнил, что бен Ладен подозревается в организации взрывов посольств США в Кении и Танзании, произошедших три года назад. По утверждению Си-эн-эн, правительству США регулярно поступает «оперативная информация».

Через полтора часа, когда Кетчум успел влить в себя четыре бутылки пива и три порции бурбона, а Дэнни допивал третью бутылку пива, Си-эн-эн передало новое правительственное сообщение. Самолет, разбившийся в Пенсильвании, имел три возможные цели поражения: резиденцию в Кэмп-Дэвиде, Белый дом и здание Капитолия.

Кармелла допивала второй бокал красного вина.

— Бьюсь об заклад, это был Белый дом, — сказала она.

— Ты серьезно думаешь, что мне стоит жениться на Норме Шесть? — вдруг спросил у Дэнни Кетчум.

— Хотя бы попробуйте снова жить вместе.

— Когда-то мы жили вместе, — напомнил ему старый сплавщик. — Не могу поверить, чтобы Норме Шесть хотелось трахнуться со Стряпуном, — почти крикнул он.

Только сейчас Кетчум вспомнил о сидящей рядом Кармелле.

— Извините, — пробормотал он.

Потом они перешли в ресторан и весьма плотно пообедали. К неудовольствию Кетчума, Дэнни продолжал пить пиво, а Кетчум с Кармеллой «приговорили» две бутылки красного вина. После еды и выпивки ее потянуло в сон.

— У меня сегодня был тяжелый день, но я все равно благодарю вас, мистер Кетчум. И за то, что показали мне реку, и за все остальное.

Она простилась со старым сплавщиком, полагая, что завтра его уже не увидит. Так оно и случилось. Сколько бы Кетчум ни выпил накануне, он всегда поднимался рано, а с возрастом стал вставать еще раньше.

Мужчины галантно предложили проводить Кармеллу до номера. Она столь же галантно отказалась, оставив их в зале ресторана. Кетчум тут же заказал еще одну бутылку красного вина.

— Я тебе помогать не собираюсь, — сказал ему Дэнни.

— Здесь я в твоей помощи не нуждаюсь, — усмехнулся Кетчум.

Невысокий и худощавый человек, каким был Дэнни, наполнялся пивом раньше, чем чувствовал опьянение. Он был уже не в состоянии сделать ни глотка и не собирался поддаваться на искушения Кетчума. Дэнни до сих пор считал, что тогда вино помешало ему действовать быстро и предотвратить убийство отца. Сегодня, в день, когда они развеяли прах повара над водами Извилистой, Дэнни просто не хотел оскорблять память отца. Ему почему-то казалось, что несколько глотков вина вновь заставят его пережить события той ужасной ночи, когда Ковбой убил его отца, а он всадил в Карла три патрона из дробовика двадцатого калибра.

— Не зажимайся, Дэнни, — говорил ему Кетчум. — Будь посмелее.

— Мне достаточно пива. Красное вино не для меня.

— Да я не про выпивку! Я говорю, будь смелее как писатель.

— Как писатель? — удивился Дэнни.

— Ты все время обходишь мрачные углы. У тебя привычка не заглядывать в них, а обходить или держаться подальше.

— Ты серьезно?

— Серьезно. Всего поганого и тошнотворного ты сторонишься, — продолжал Кетчум. — А как писатель, ты должен совать туда нос и не морщиться, давая полную волю своему воображению.

У Дэнни возникло странное ощущение. Слова Кетчума казались ему не столько литературной критикой, сколько непосредственным приглашением заночевать в кабине пикапа или в коптильне, рядом с пропахшей дымом медвежьей тушей.

— Кстати, а как там твой медведь? — спохватился Дэнни. — Наверное, и огонь в коптильне погас.

— Медведь достаточно прокоптился. А если мало, завтра я опять огонь разожгу, — отмахнулся Кетчум, словно не хотел говорить о пустяках. — Есть одна важная вещь. Даже две. Перво-наперво ты не городской житель. Во всяком случае, мне ты таким не кажешься. Тебе лучше жить на природе. Тебе как писателю, чтоб понятнее было.

Кетчум глотнул вина.

— И второе, хотя начинать нужно было с него. Тебе больше ни за каким чертом не нужен этот дурацкий псевдоним.