Последняя ночь у Извилистой реки - Джон Уинслоу Ирвинг

бросил ему Кетчум. — Христозапор! Я должен сам взглянуть в этот чертов ящик!

(Хотя Кетчум и обзавелся телефоном и даже телефаксом, он, наверное, оставался единственным жителем Эррола, у кого не было телевизора.)

Все потянулись на кухню Нормы Шесть. Кроме Кетчума, Дэнни и Кармеллы туда отправился и старый пильщик Генри, потерявший два пальца на левой руке, и обе молодые мамаши с детьми.

Парень на костылях поплелся к себе. Подростки остановились у сетки собачьего загона. Обменявшись любезностями с псами Нормы Шесть, один сказал брату:

— О! Новенький появился! Видишь того красавца с обкусанным ухом? Классно подрался.

— Я так думаю, он с котом сцепился, — высказал предположение брат.

— Там, наверное, был громадный котярище.

По телевизору снова и снова показывали момент столкновения самолета рейса 175 с южной башней Центра всемирной торговли и, конечно же, обрушение сначала южной, а затем и северной башни.

— Сколько людей было в небоскребах? А сколько копов и пожарных стояли на улице, когда порушились стены?

Вопросы Кетчума оставались без ответа. Время трагической статистики еще не настало.

В 13:04 президент Буш снова обратился к гражданам страны, теперь уже с базы ВВС в Барксдейле, штат Луизиана. Он заверил граждан, что принимаются необходимые меры безопасности. По всему миру войска США приведены в состояние повышенной боевой готовности.

— Спасибо Бушу. Теперь можно не бояться, что кто-нибудь протаранит винный магазин в Эрроле! — поморщился Кетчум.

— Будьте уверены, — продолжал Буш, — Соединенные Штаты обязательно найдут и накажут тех, кто повинен в этих трусливых деяниях.

— Ну и ну, — хмыкнул Кетчум. — Его послушаешь — это еще цветочки.

— Но ведь они атаковали нас, — сказала женщина с младенцем. — Разве мы не должны нанести по ним ответный удар?

— По кому? По покойникам? Они же все погибли!

В 13:48 президент Буш вновь поднялся на «борт номер один» и полетел в Небраску, на другую авиабазу.

— Так и будет летать с места на место, — прокомментировала Норма Шесть.

— Представляете, сколько войн затеет этот мозгосранец? — спросил Кетчум.

— Лихо ты его, Кетчум. Как-никак президент, — сказал пильщик.

Кетчум схватил его за руку, за ту, где не хватало пальцев.

— Генри, ты делал ошибки?

— Две — это точно, — ответил старик, и все поняли, о каких ошибках речь.

— Тогда сиди и жди, что будет дальше. Этот подтиральник из Белого дома не годится для такой работы. Подожди — и увидишь, сколько ошибок наплодит этот политический сосун! Успехов у него будет — с кучку мышиного дерьма, а к ним — мириады дерьмовейших ошибок!

— Как ты сказал?

Незнакомое слово почему-то испугало Норму Шесть.

— Мириады! — рявкнул Кетчум.

— Бесконечно большое количество, которое невозможно подсчитать, — объяснил Дэнни.

Вид у Нормы Шесть был совсем растерянный. Ее утренний запал бесследно исчез.

— Может, съездим посмотрим на танцы лосей? — вдруг предложила она. — А может, нам вчетвером поехать устроить привал? Сегодня будет замечательный вечер. И ночь не хуже. Разве у нас с тобой не найдется пара лишних спальных мешков для Дэнни и Кармеллы?

— Нашла время, — поморщился Кетчум. — Против нас развязана необъявленная война, а тебе приспичило смотреть лосиные танцы! Столько раз звал, ты отказывалась. А сегодня мне не до танцев. Нам с Дэнни нужно серьезно поговорить. Дэнни, в этом твоем отеле найдется бар с телевизором?

— Я хочу домой, — заявила Кармелла. — Хочу вернуться в Бостон.

— Не сегодня, — оборвал ее Кетчум. — Не бойся, твой Бостон террористы бомбить не будут. Два самолета вылетели оттуда, верно? А если б им нужно было атаковать твой город, они бы это уже сделали.

— Завтра я отвезу тебя в Бостон, — сказал Кармелле Дэнни.

На Норму Шесть он старался не смотреть, понимая, каково ей сейчас.

— Оставь мне Героя. Я еще раз смажу ему раны, — сказала она, обращаясь к Кетчуму. — С собакой тебя в отель не пустят. А тебе придется там заночевать, чтобы не садиться за руль пьяным.

— Если только он заплатит, — сказал Кетчум, кивая на Дэнни.

— Можешь не беспокоиться, — ответил Дэнни.

Через дверку в кухню явились и все собаки Нормы Шесть. Почему-то слово «мириады», произнесенное Кетчумом, подействовало на людей, и они молчали. Собаки насторожились. Они не привыкли, чтобы столько людей, собравшихся вместе, не орали и не размахивали руками.

— Не скрещивай яйца, Герой, — обратился к своему псу Кетчум. — Тебе же сегодня не обязательно ехать на работу в свою больницу? — спросил он Норму Шесть.

— Я могу им понадобиться, — бесцветным голосом ответила она. — Я им нравлюсь.

— Черт побери, ты мне тоже нравишься, — неуклюже произнес Кетчум.

Норма Шесть промолчала. Она понимала, что упустила возможность, и не сейчас, а гораздо раньше. Как назло, у нее еще и бедро заныло. Сейчас она могла лишь встать между малышами, невинно глазевшими на собачку и не знавшими, что непредсказуемая немецкая овчарка может запросто тяпнуть их за руку или за ногу. Заслонить малышей от своенравного кобеля было намного проще, чем убедить Кетчума вернуться к ней и снова жить вместе. Он даже предлагал оплатить операцию на бедре, ближайшая больница, где это делают, — в Дартмуте. Говорят, дорогая и в палатах там всего понапихано. Но Пам думалось, что у щедрости Кетчума совсем иная причина. Он это предлагал не потому, что у него сохранились к ней какие-то чувства. Кетчум не мог себе простить, что вовремя не ухлопал Ковбоя.

— Эй, у меня тут не киношка. Все на выход! — вдруг крикнула Норма Шесть.

Не хватало ей только разреветься на глазах у посторонних! Все собаки Пам, кроме одной шавки (так их называл Кетчум), поплелись к дверце.

— Да не вы! — сказала им Пам, но было поздно.

Собаки привыкли к команде «Все на выход!» и покинули кухню значительно быстрее, чем женщины с детьми и старый пильщик Генри, на левой руке которого недоставало двух пальцев.

Только сумасбродная немецкая овчарка и Герой игнорировали приказ Нормы Шесть. Они стояли по разным углам кухни: настоящие «мачо», готовые к схватке.

— Не вздумайте опять сцепиться, а не то вам все кишки отобью, — пригрозила им Норма Шесть.

Но она уже плакала, и ее голос утратил привычную силу. Оба пса больше не боялись ее. Она была раздавлена, а собаки умеют это чувствовать.

Они снова ехали в зловонном пикапе, и снова Дэнни сидел посередине, а Кармелла — как можно ближе к открытому окошку. Время двигалось к трем часам дня. Кетчум включил радио. Но на этот раз музыки не было: в провонявшей медведем кабине звучал голос нью-йоркского мэра Джулиани, дававшего пресс-конференцию. Кто-то спросил о числе погибших, и Джулиани ответил:

— Сейчас не время и не место строить предположения