Прекрасная Габриэль - Огюст Маке

В этом безумце были задатки хорошего офицера и храброго человека, если бы демон не раздул свое пламя в глубине его души. Ла Раме объехал при наступлении ночи передние посты, осмотрел каждую караульню, сделал нужные распоряжения, для того чтобы линии не могли быть разбиты неожиданным нападением. Он выслушал донесения своих лазутчиков. Никакого войска, никакого отряда не виднелось в окрестностях на двадцать лье кругом.

Ла Раме приказал начальникам постов в авангарде допустить к нему, если явятся, трех испанских офицеров с паспортами, печать и содержание которых он объяснил. Если эти офицеры придут пешком, им дадут лошадей, если приедут верхом, им дадут конвой, и сейчас дадут знать об их прибытии в главную квартиру.

Для всякого другого кроме этих офицеров линии были закрыты. Курьеры, разумеется, составляли исключение, потому что они знали пароль.

Ла Раме удостоверился в благоприятном действии, которое произвело на его войска излечение золотушных. Он собирал там и сям благоприятные сведения о расположении народонаселения, и уезжая объявил о быстром прибытии сильного подкрепления и важных сумм.

Итак, все шло хорошо; новый король, приветствуемый криками солдат, воротился в главную квартиру шагом, наслаждаясь гордостью и любовью, двойным упоением сердца и мозга.

Его ждал ужин, к которому он пригласил главных начальников в своей армии. Кушанье было хорошее, вина вдоволь. В Шампани дурно смотрят на того, кто не хочет пить произведения великолепного винограда. Но ла Раме, человек трезвый, только подливал своим гостям.

Пили за славу престола, за победы Франции, за здоровье католического короля, говорили о знаменах, об экипировке войск, о сражениях и засадах, а особенно о контрибуциях. Война стоит так дорого, особенно война междоусобная. Ужин, несмотря на сдержанность короля, продолжался до одиннадцати часов вечера и грозил продолжиться за полночь, когда быстрый топот раздался во дворе и скоро вошел солдат, доложивший ла Раме о прибытии к первым постам испанских офицеров, о которых он предупреждал. Он встал из-за стола и тотчас отпустил своих гостей.

— Господа, — сказал он, — подкрепление, которое я вам обещал, явилось. Я, разумеется, проведу ночь в разговоре с этими офицерами, которые люди с достоинствами и посланы ко мне его величеством королем испанским. Караульте хорошенько, господа, и подадим хорошее мнение о нашей бдительности и о дисциплине прибывшим союзникам.

Присутствующие почтительно поклонились; король прошел в парадную залу и отдал необходимые приказания, для того чтобы офицеры были к нему приведены, как только они прибудут в замок.

Глава 54

КОГТИ ПРОЗЕРПИНЫ

Три человека явились вечером к аванпостам ла Раме. Верхом все трое, запечатленные все трое тем типом дворян и воинов, которых Франция привыкла давно узнавать в испанцах, они были отведены к начальнику поста, и один из них, молодой человек прекрасной наружности сказал по-испански, что его товарищи ни слова не понимают по-французски, и показал рекомендательные письма и паспорта.

Осмотрев эти документы, начальник поста узнал трех офицеров, о которых он был предупрежден. Он отдал приказание проводить их в главную квартиру.

Эти испанцы, спокойная, сдержанная внешность которых согласовалась с характером их нации, проехали таким образом фланги и с любопытством наблюдали каждый пост, и не говоря ни слова, понимали друг друга, обмениваясь взглядами или пожатием руки, когда глаза их встречали что-нибудь стоящее того.

Устройство было хорошо. Паролем обменивались каждую минуту. Испанцы приехали в главную квартиру через полчаса. Тут конвои удалился, чтобы дать сведение часовым, караулившим дворец. Испании остались одни, пока пошли доложить ла Раме. Они воспользовались этим, чтобы стать треугольником таким образом, чтобы видеть приближение шпиона, и в продолжение нескольких секунд разговаривали с живостью и шепотом, заключив разговор пожатием руки. Когда эти испанские офицеры сошли с лошадей, можно было лучше судить об их наружности.

Один был человек пожилой, без сомнения начальник. Он зябко кутался в свой плащ, как настоящий испанец; он был дороден и сед. Два других были моложе его и поправляли один свою шпагу, которая сошла со своего места во время езды, другой шпору; одну он потерял в дороге. Все трое смотрели на здание, называемое дворцом солдатами ла Раме; они измеривали, так сказать, вышину и толщину, как чистые испанцы, гений которых, как известно, состоит в том, чтобы оценить низко всякую собственность, не принадлежащую им.

Пришли наконец предупредить их, что король дает им аудиенцию. Они переглянулись, как бы спрашивая, кто пойдет первый. Старший тотчас пошел вперед и двое других последовали за ним, не произнося ни слова. Они услышали в передней голос, который говорил:

— Вы уверяете, что эти офицеры ни слова не знают по-французски. Я это предвидел и знаю настолько по-испански, чтобы разговаривать с ними. Ступайте же и наблюдайте, чтобы никто нам не помешал. Если мне понадобится кто-нибудь, я позову.

Этот голос заставил их вздрогнуть. Один из младших офицеров, низенький, широкоплечий, покраснел и толкнул своего товарища, который холодно отвечал:

— Король!

— Да, господа, — сказал вестовой, — это действительно говорил король.

Улыбка, мелькнувшая на их лицах при этом ответе, уже исчезла, когда проводник воротился к ним и сказал:

— Войдите, господа.

Ла Раме сидел возле стола, на котором горели свечи. Он внимательно перелистывал бумаги испанцев; он нашел в тексте рекомендации короля испанского верные признаки участия, которое имели к нему за Пиренеями. Будучи озабочен, а также и, для того чтобы выказать более достоинства, он ожидал, чтобы шум шагов на полу замолк, для того чтобы поднять голову и посмотреть на своих гостей.

— Добро пожаловать, сеньоры, — сказал он по-испански.

Офицеры медленно подошли и остановились. Ла Раме поднял глаза и точно увидал привидения: рот его раскрылся, кровь застыла в жилах. Прямо перед ним стоял Крильон, с правой стороны Эсперанс, с левой Понти. Менее храбрый человек лишился бы чувств от страха. Ла Раме наклонился вперед, как бы, для того чтобы проникнуть сквозь магический туман, который распространился между ним и настоящими испанцами, но как обманываться долее? Лицо Крильона было мрачно, лицо Эсперанса серьезно, лицо Понти насмешливо, с оттенком свирепой ненависти.

— Во-первых, — сказал ему Крильон, — так как вы нас узнали, не шевелитесь и не кричите; вы знаете, что случится, и вы настолько умны, чтобы угадать наши намерения.