Прекрасная Габриэль - Огюст Маке

Дамы в этот вечер смотрели только на хозяина дома и улыбались только ему.

— Напрасно я говорил, что я твой друг, — продолжал Понти, — ни одна не оставалась со мной более двух минут. Правда, я танцую дурно, но я все-таки твой друг. Словом, видя, что я не имею ни прибыли, ни надежды, я прибегнул к неизбежному утешению.

— Ты напился!

— Какое славное вино!

— Ты напился чересчур!

— Скряга!

— Вы пьяница и дуралей… вы заставляете меня краснеть за вас перед лакеями.

Понти хотел протестовать, но его ноги отказались принять участие в его гневе. Он опять упал на стул, на который посадил его Эсперанс.

— Завтра, — прошептал он, грозя.

— Да, да, завтра, — прошептал Эсперанс, который не мог удержаться от смеха.

В эту минуту к Эсперансу подошел лакей сказать, что с ним хочет говорить монах.

— Монах? В такое время! Не нищий ли, привлеченный остатками ужина?

— Нет, это не нищий.

— Это, без сомнения, собиратель подаяний, — сказал Эсперанс. — Он сказал себе, что после удовольствия сердце более расположено к благотворительности, и я нахожу его мысль замысловатой. Несмотря на позднее время, пусть он войдет.

— Он уже вошел, — сказал лакей, — и не ожидая ответа, пошел в сад, как будто всю жизнь жил в этом доме.

Эсперанс посмотрел, что у него в кошельке, и пошел навстречу монаху. Тот, предмет любопытства для слуг Эсперанса, спокойно гулял на террасе между кустами и погасающими фонариками. Его высокий рост, закрытый капюшон, движение плеч, походившее на порыв некоторых больших птиц, когда они прыгают, поразили Эсперанса знакомым воспоминанием.

— Женевьевец! — вскричал он. — Брат Робер!

— Я сам, — отвечал он. — Здравствуйте, месье Эсперанс.

— Добро пожаловать, любезный брат… Какой счастливый случай привел вас сюда?

— Я проходил мимо, — сказал тот беззаботно, — как невероятно проходить из Безона мимо улицы Серизе в три часа утра.

— Я предпочел бы, — заметил Эсперанс, улыбаясь, — чтобы вы нарочно пришли ко мне.

— Я, конечно, пришел к вам… и к кавалеру Крильону. Он, кажется, здесь?

— Да, брат мой.

— Я пошел к нему от короля. Мне сказали, что вы даете бал и что кавалер у вас.

Эсперанс велел одному лакею разбудить Крильона, между тем как женевьевец с холодным любопытством смотрел на Понти, который на своем кресле делал отчаянные усилия, чтоб возвратить употребление своих мыслей и ног. Брат Робер указал на него пальцем.

— Да, — сказал Эсперанс, — это Понти, страшный пьяница, который даже вас не узнал, так он напился.

— О!.. — прошептал Понти, вытаращив глаза, которыми он намеревался говорить за недостатком языка.

— Он меня узнал, — спокойно сказал монах, повернувшись к Понти спиной и идя навстречу Крильону, который поспешно вошел.

— Брат Робер здесь!.. — вскричал добрый кавалер.

— Да, меня не пригласили, я пришел незваный.

При этих словах, произнесенных с флегмой, свойственной этому странному человеку, Крильон и Эсперанс обменялись взглядом, который означал: он хочет что-то нам сказать.

— Не сесть ли нам в моем кабинете? — сказал Эсперанс.

— Нам хорошо и здесь, — сказал брат Робер.

— Заприте двери! — закричал Эсперанс своим людям. Все пространство между гостиными и залой осталось свободно и пусто. Понти храпел на стуле.

— Ну, брат Робер, — сказал Крильон, с нетерпением желая приступить к делу, — скажите нам, что привело вас сюда?

— Удовольствие вас видеть.

— Это конечно, а потом?

— Мне кажется, что лицо любезного брата печально, — перебил Эсперанс.

— Я действительно печален, — отвечал женевьевец.

— Почему?

— Я сейчас из Лувра и нашел короля в большом отчаянии.

— В большом отчаянии? — вскричали в один голос и Эсперанс и Крильон.

— Конечно… Неужели вы думаете, что возобновление междоусобной войны во Франции безделица?

— Ах, боже мой! — сказал Крильон. — Где же междоусобная война?

— Теперь в Шампани, кавалер, завтра в Лотарингии, послезавтра везде.

— Но кто ее затеял?

— Новый Валуа.

— Этот мошенник ла Раме?

— Он будет короноваться в Реймсе.

— С ума, что ли, вы сошли, брат мой? — вскричал кавалер так громко, что разбудил Понти. — Ла Раме будет короноваться в Реймсе?

— Ла Раме! — пробормотал Понти, отыскивая шпагу оцепеневшею рукой.

— Сделайте милость, расскажите нам, как это возможно, — просил Эсперанс монаха, который только этого и желал.

— Ла Раме или Валуа, как вы хотите, — отвечал он, — убежал из Парижа. Он нашел в провинции небольшое войско, которое собрала для него герцогиня. К этому войску присоединились испанцы, посланные Филиппом Вторым, потом недовольные; во Франции их всегда много. Вся эта сволочь признала или сделала вид, будто признает нового государя, а он, чтобы придать себе тотчас вид французского короля, идет к Реймсу со своей армией и хочет там короноваться. Вот и все; ничего не может быть проще.

— Черт побери!.. А король? — сказал Крильон.

— Их будет во Франции два, — спокойно отвечал брат Робер.

— А королевская армия?

— Их также будет во Франции две. Что я говорю? будет три, потому что у де Майенна все еще есть войско.

— Надо же сделать что-нибудь, с отчаянием сказал Крильон.

— Что? — спросил монах со своей невозмутимой флегмой.

— Король ничего не придумает! Меня никогда в этом не уверят.

— Король придумал кое-что, но если он не имеет средств привести в исполнение свои планы?

— Ба!.. А может быть, эта коронация просто выдумка?

— Нет, — с твердостью сказал брат Робер.

— А! это другое дело, если вы знаете наверняка… Но откуда узнали вы эти слухи?

— Будет долго вам рассказывать. Довольно вам знать, что я знаю это наверняка.

— Расскажите, тьфу, к черту, это стоит того!

— Нет. Это тайна исповеди.

— Король знает?

— Почти. Но я не хотел огорчать милого государя, он и так уже огорчен без меры. И он прав. Армия в Лотарингии, армия в Пикардии, армия на юге, недостаточно ли этого, для того чтобы истощить Францию? А теперь еще четвертую надо вести в Шампань.

— Не считая того, что в это время могут сделать что-нибудь скверное в Париже, если король тронется отсюда, — сказал Эсперанс.

— Именно, — подтвердил монах.

— Вы оба перечисляете опасности, — вскричал кавалер, — а не скажете ни слова о средствах к спасению!

— К спасению!.. — прошептал Понти.

— Старайся молчать, — сказал Крильон, смотря на него искоса, — а то я выцежу из тебя все вино, которым ты напился.