Собрание сочинений в 10 томах. Том 4 - Генри Райдер Хаггард

— Какое право вы имеете допрашивать меня? — спросил Адриан, стараясь скрыть свой страх под смелыми словами.

— Такое, что я, говорящий с вами, начальник тюрьмы этого города, лицо, имеющее известную власть.

Адриан побледнел, но не сказал ничего.

— Вы, кажется, заснули, молодой друг? — сказал Рамиро. — Эй, Симон, ущипни-ка ему руку. Нет, не правую, она может понадобиться ему для подписи, а другую.

С противной усмешкой мясник, оставив горло Адриана, схватил его за левую кисть и медленно и спокойно начал выкручивать ее. Адриан застонал.

— Что, больно? — спросил Рамиро. — Ну, мне некогда. Сломай ему руку.

Адриан уступил, он не в силах был перенести пытки, его воображение было слишком живо.

— Я подпишу, — прошептал он, и пот выступил на его бледном лице.

— Вы это делаете добровольно? — спросил его мучитель и прибавил: — Ну-ка, Симон, еще слегка поверни, а если ему сделается дурно, так вы, фроу Маргарита, пощекочите его кончиком ножа.

— Да, да, добровольно, — простонал Адриан.

— Хорошо. Вот перо. Подписывайте.

Адриан подписал.

— Хвалю вас за откровенность, ученичок, — заметил Рамиро, посыпав подпись песком и спрятав бумагу в карман. — Сегодня вы научились самому мудрому, чему может научить вас жизнь, а именно, тому, что наши капризы должны подчиняться неминуемому. Мои солдаты, надеюсь, успели сделать то, что им приказано. Вы, стало быть, можете идти. Если мне понадобится, я знаю, где вас найти. Но, если хотите принять мой дружеский совет, придержите язык, не говорите обо всем случившемся сегодня. Если вы сами не скажете, никто не будет знать, что вы предоставили нам некоторые полезные сведения, потому что в «Гевангенгоозе» имена свидетелей не сообщаются обвиняемым, иначе могут выйти неприятности с родными и знакомыми. Всего доброго! Мясник, потрудитесь отворить дверь.

Секунду спустя Адриан очутился на улице, куда был вышвырнут пинком тяжелого сапога. Его первым желанием было пуститься бежать, и он бежал с полмили, не останавливаясь, пока, наконец, не встал, запыхавшись, на пустынной улице, где, прислонясь к колесу распряженной телеги, попытался собраться с мыслями. Думать! Как он мог думать? У него в голове все кружилось: бешенство, стыд, отчаяние, отвергнутая страсть — все кипело в нем, как в котле. Над ним посмеялись, он потерял любимую девушку, позорно выдал своих родных инквизиции. Их станут пытать и сожгут. Да, может быть, даже сожгут мать и Эльзу, потому что эти дьяволы не останавливаются ни перед возрастом, ни перед полом, а кровь всех падет на его голову. Правда, он подписал показания под угрозой, но кто поверит этому, ведь все записанное слово в слово было сказано им. В первый раз Адриан увидел себя таким, каков он есть. Покров тщеславия и эгоизма приподнялся над его душой, и он понял, что подумают другие, когда услышат о случившемся. Ему в голову пришла мысль о самоубийстве. До воды было недалеко, а кинжал под рукой… Но нет, у него не хватит сил, это было слишком ужасно. И притом, как он мог осмелиться переступить порог другого мира не подготовленным, запятнанным такими грехами? Не может ли он попытаться спасти и себя, и тех, кого бездумно предал? Он оглянулся, в трехстах шагах от него возвышалась труба завода. Может быть, еще не поздно, может быть, ему еще удастся предупредить Фоя и Мартина об ожидающей их участи.

Действуя под влиянием минуты, Адриан рванулся вперед и побежал, как заяц. Достигнув завода, он увидел, что рабочие уже ушли и главные ворота были заперты. Он бросился к боковой двери, она оказалась отпертой, и в конторе двигались люди. Слава Богу! Там были Фой и Мартин. Весь бледный, с полуоткрытым ртом и неподвижными глазами, Адриан вбежал к ним, скорее похожий на привидение, чем на живого человека.

Мартин и Фой испугались, увидев его.

«Неужели это Адриан, — подумали они, — или выходец с того света?»

— Бегите! — задыхаясь проговорил он. — Спрячьтесь! За вами идут солдаты инквизиции!

Но тут другая мысль поразила его, и он пробормотал:

— Отец и мать! Я должен предупредить их!

Прежде чем они успели ответить, он исчез, еще раз крикнув на прощание:

— Бегите! Бегите!

Фой стоял, как каменный, пока Мартин не ударил его по плечу и не сказал грубо:

— Ну, нечего стоять так! Он или помешался, или знает что-нибудь. Меч и кинжал при вас? Тогда скорей!

Они через дверь, которую Мартин запер за собой, вышли на двор, Фой первый дошел до калитки и выглянул через нее. Потом он преспокойно задвинул болт и запер замок на ключ.

— Вы с ума спятили, что запираете нас на ключ? — спросил Мартин.

— Вовсе нет, — возразил Фой, возвращаясь к нему, — бежать поздно, солдаты уже идут по улице.

Мартин подбежал к калитке и выглянул через решетку. Действительно, по улице шла целая рота человек в пятьдесят, направляясь прямо к конторе, вероятно, предполагая, что она укреплена.

— Остается одно — защищаться, — весело сказал Мартин, бросая ключ в чан под колодцем и накачивая в него воду.

— Что могут сделать два человека против пятидесяти? — спросил Фой, сняв свою шапку на стальной подкладке и почесав затылок.

— Не так много, но при удаче кое-что. А так как, кроме кошки, никто не умеет лазить по стенам, а калитка заперта болтом, то мне думается, что для нас безразлично, умереть ли здесь, обороняясь, или под пыткой в тюрьме.

— Я думаю так же, — согласился Фой, приободрясь. — Как бы насолить им посильнее, прежде чем они уложат нас?

Мартин огляделся вокруг, раздумывая. Посредине двора возвышалась постройка вроде голубятни или палатки, которые устраиваются иногда на рынках. В действительности это была постройка, где отливались свинцовые ядра различного калибра. Изготовление их входило в число литейных производств, и оттуда их после отливки спускали для охлаждения в неглубокий резервуар с водой, находившийся внизу.

— Вот здесь можно продержаться, — сказал Мартин, — ведь на стенах висят арбалеты.

Фой кивнул головой, и они вбежали в башенку, но, очевидно, их заметили, так как в ту же минуту, когда они ступили на лестницу, офицер, командовавший отрядом, крикнул им, что приказывает сдаться во имя короля. Они не отвечали, и, когда они входили в дверь, пуля из арбалета ударилась о деревянную обшивку башенки.

Башня стояла на дубовых столбах, и в круглую комнату над ними, имевшую до двадцати футов в диаметре, вела широкая наружная лестница в пятьдесят ступенек. Лестница оканчивалась небольшой площадкой футов шести в поперечнике, откуда дверь вела в помещение, где отливались пули. Фой и Мартин вошли туда.

— Ну и что делать? Запереть дверь? — спросил Фой.