Царства смерти - Кристофер Руоккио

– Ливий… это твой сын?

За все время нашего знакомства Гибсон ни разу не упоминал о своей семье. Он был палатином, а значит, должен был жениться и получить разрешение Высокой коллегии на то, чтобы обзавестись потомством. Почему он решил стать схоластом, отказаться от семьи и титулов?

Кем он был прежде?

– Алоис! – Серые глаза сфокусировались и посмотрели на меня, но не узнали. Он оглянулся, моргая. – Где это я?

– На Колхиде, Гибсон, – ответил я, едва сдерживая слезы.

Смириться с неминуемой смертью старого наставника было одно. Смириться с тем, что он меня забыл, – другое.

– Это я, Адриан.

– Что это за место? – Бывший схоласт отмахнулся рукой в старческих бляшках. – Не нравится мне здесь.

Не поднимая стула, я опустился на колени у постели старика и взял его безжизненную руку:

– На архипелаге. На Фессе. На Колхиде. Помнишь? – Я сжал его ладонь, изо всех сил желая, чтобы он вспомнил. – Это я, Адриан.

– Адриан?

Пелена разума как будто развеялась, и Гибсон осмотрел комнату так, словно увидел ее впервые. Не переставая удивленно моргать, он откинул голову на подушку.

– То есть… – проговорил он, нахмурив лоб, – это не Белуша?

– Белуша? – Теперь пришел мой черед удивляться. Я едва смог выговорить это слово, настолько потрясен я был. – Белуша?

Это была главная имперская планета-тюрьма, куда ссылали провинившихся лордов и членов императорского семейства. Насколько мне было известно, туда был отправлен бывший директор Разведывательной службы легионов сэр Лоркан Браанок, в сговоре с императрицей и коалицией «Львов» замышлявший мое убийство. Полагаю, теперь его уже не было в живых.

– Кто ты? – спросил я.

Гибсон закрыл глаза и вжался в подушку.

– Фесса, – произнес он. – Недоброе имя. Фессал, сын Ясона, был убит[17]. – Гибсон покачал головой, но не открыл глаза. Слова заставили его задуматься о чем-то, и он добавил: – Мой сын должен быть здесь.

– Я здесь, черт побери!

– Ливий… – прошептал Гибсон едва слышно. – Прости. Прости меня. Прости… – Он тяжело, хрипло втянул в себя воздух. – Я предал тебя. Предал… наш род. Хотел править. Хотел… – Он умолк и остался лежать неподвижно, как мертвый.

Я не отходил от него, не отпускал его руку. Тихий голос в моей голове зашептал то, что я и так знал. Гибсон не доживет до возвращения Валки. Смерть стояла у него на пороге, одетая в тот самый черный саван, что была на моей бабушке, когда она лежала перед нами с Криспином в порфировом зале – бесформенный темный силуэт, который покинула жизнь. Косы у нее не было, она ждала Гибсона с распростертыми объятиями.

Но Гибсон не спешил уходить. Он очнулся еще раз.

– Алистер, – произнес он, увидев меня, и улыбнулся. Он принял меня за моего отца. – Мальчик мой. Где ты пропадал?

– Я не отец, – возразил я, сжимая родную руку наставника. – Гибсон, я Адриан.

– Адриан! – затуманенные глаза прояснились. – Адриан.

– Да, – уцепился я за эту последнюю хрупкую соломинку, соединявшую нас.

– Помнишь восемь степеней повиновения? – спросил он.

Я ответил утвердительно. Я по-прежнему не выпускал его неподвижную руку, и Гибсон положил другую руку поверх моих, словно благословляя меня.

– Назови наивысшую.

– Повиновение из преданности, – машинально ответил я, словно юный ученик на уроке.

– Именно. Любовь. – На морщинистом лице заиграла улыбка. – Не забывай об этом. Не повторяй моей ошибки.

– Какой ошибки? – спросил я.

– Власть – ничто. Власть… – Голос Гибсона стал тонким, как последняя струйка дыма из печной трубы. Его губы беззвучно шевельнулись и замерли.

– Гибсон? – Мой голос прозвучал так же тонко.

Я сжал его руку, желая, чтобы пальцы сомкнулись на моей кисти. Но глаза Гибсона закрылись, и я понял, что он ушел.

Не помню, сколько я просидел у постели покойника. Солнце снова взошло, и в дверях возникла новая тень. Не Смерть. Валка, Гино и незнакомая пожилая женщина – врач из Эгриси. Они опоздали.

Валка без слов поспешила ко мне и обняла. Я плакал несколько часов без перерыва, но к тому времени уже перестал. Она обнимала меня долго; Гино с врачом тактично вышли.

– Нужно его похоронить, – произнес я, когда наконец смог говорить.

Валка что-то ответила, но я запомнил не слова, а ее взгляд – страдальческий, жалостливый, с тенью страха. Тогда я не понял, почему она смотрела так. Чего боялась? Не меня. Позже я догадался, что она боялась за меня. Мы спаслись от ужасов смерти, но здесь тоже нашли смерть. Однако смерть Гибсона не была ужасной.

Когда я нес его тело по горной тропе к плато и курганам, под которыми спали Хранители, я чувствовал лишь грусть с ноткой облегчения, ведь он умер обычной смертью. Миру – моему миру – не пришел конец.

– Ничто не закончено, – произнес я над его телом.

Я похоронил его не у дороги рядом с Хранителями и медикой, а на утесе над заливом. Валка стояла чуть поодаль, Гино и Имра за ней. Мы с Гибсоном последний раз остались наедине над океаном, как на скале в Обители Дьявола. Так много прошли, а в итоге оказались в одном и том же месте.

Найти камни для кургана оказалось непросто. Я собрал очень много, чтобы сложить памятники погибшим солдатам, и теперь мне пришлось спускаться до уровня моря, чтобы раздобыть достаточно большие и плоские камни. Я содрал в кровь ладони и терпел боль в плече, но не позволил другим помочь, не разрешил положить на могилу Гибсона свои камни.

– Он был мне отцом, – сказал я. – Похоронить его – мой долг.

Когда я закончил, солнце вновь стало клониться к закату. Над бренными останками Гибсона теперь возвышалась приземистая каменная горка. Она вышла менее аккуратной, чем остальные, и не такой высокой, но она была полностью моих рук делом. Спустя годы Имра и ее дети будут следить, чтобы положенные мной камни на могиле Гибсона и всех остальных не рассыпались. На их плечи ляжет честь и ответственность ухаживать за могилами и тропами Фессы, хранить Остров Мертвых.

Гибсон так и лежит там. Вы можете приехать на архипелаг Севраст по морю из Ээи. Поднимитесь по каменистым тропам Фессы к скалам, возвышающимся над серыми волнами, и вы найдете его. Там его тело останется, покуда не погаснут звезды или покуда серый остров не уйдет под воду. Найдите его, если будет угодно, и вы поймете, что мой рассказ – чистая правда.

Валка подошла ко мне и встала молча, сложив руки на груди. Дул холодный ветер. Мы вместе, не шелохнувшись, смотрели на сложенный мною курган.

– Как он узнал? – задал