Россия — Советский Союз, 1946–1991 гг. - Евгений Спицын

В середине февраля 1989 г. в Белом доме состоялось очередное совещание, посвященное положению дел в СССР, на котором все его участники, включая президента Дж. Буша, госсекретаря Дж. Бейкера и помощника президента по национальной безопасности Б. Скоукрофта, с большим удовлетворением констатировали, что М.С. Горбачев дал согласие на перемены в Восточной Европе, что, в свою очередь, приведет к развалу самого СССР. Сразу после совещания Дж. Буш подписал директиву о конкретных шагах США в отношении СССР.

Тогда же в феврале 1989 г. Дж. Мэтлок направил из Москвы в Вашингтон очередное донесение, в котором говорилось, что «перестройка ведет к демобилизации Советского Союза, поэтому главная проблема не в том, как нам помочь перестройке или М.С. Горбачеву, а в первую очередь в том, как обеспечить интересы Соединенных Штатов... наша задача — служить нашим, а не их интересам. Мы должны стремиться к тому, чтобы побуждать советское руководство к формированию децентрализованной, плюралистической, ориентированной на гражданское производство экономики».

К середине марта 1989 г. пересмотр внешней политики США по отношению к СССР был в основном завершен и оформлен в виде особого документа Совета безопасности при президенте США под названием «NSR-3». Главная идея этого документа сводилась к следующему: сделать начавшиеся в Советском Союзе реформы необратимыми. Тогда же в марте 1989 г. была подготовлена и директива №23 Совета национальной безопасности, в которой говорилось, что «возможно, мы стоим перед новой эрой и сможем двигаться за пределы сдерживания к новой американской политике, предполагающей интеграцию Советского Союза в международную систему».

В начале апреля 1989 г. в Париже состоялось очередное заседание Трехсторонней комиссии, на котором была специально рассмотрена проблема «Восток―Запад». Сразу после этой встречи новый государственный секретарь Дж. Бейкер отправился в Москву, где в начале мая состоялась его встреча М.С. Горбачевым, в ходе которой была достигнута окончательная договоренность, что Москва не будет противодействовать коренным переменам в Восточной Европе.

В связи с этим обстоятельством особого внимания заслуживает речь М.С. Горбачева, с которой он выступил в начале июля 1989 г. в Страсбурге. Из этого выступления явствует, что к тому времени на высшем уровне уже обсуждалась идея расширения границ объединенной Европы на восток. Полемизируя со сторонниками Европы «от Бреста до Бреста», советский лидер противопоставил ей Европу «от Атлантики до Урала». Речь шла не только о границах «объединенной Европы». Во время встреч с европейскими лидерами затрагивались совершенно разные вопросы, в том числе проблемы архитектуры «общеевропейского дома», методов его строительства и его «меблировки». По признанию самого М.С. Горбачева, самыми плодотворными и весьма масштабными были беседы на эту тему в Москве и Париже с президентом Франции Ф. Миттераном.

К сожалению, сам М.С. Горбачев до сих пор скрывает важные детали всех своих переговоров. По утверждению В.М. Фалина, говоря о желании жить в «общеевропейском доме», генсек вел речь уже не о разных подъездах и общих коммуникациях, а об общем домоуправлении, считая, что «общеевропейский дом» должен представлять собою «европейскую конфедерацию». А вхождение СССР в эту «европейскую конфедерацию», естественно, предполагало ликвидацию «мировой системы социализма», уничтожение советского строя и дезинтеграцию самого СССР.

Изменения во внешней политике Москвы позволили вывести общеевропейский процесс из тупика, в котором тот пребывал с сентября 1983 г., и начать консультации в рамках так называемой Стокгольмской конференции СБСЕ по мерам доверия в Европе, которая по существу бездействовала со дня своего открытия в январе 1984 г. Однако смена политического руководства в СССР «неожиданно быстро» дала свои первые плоды, и первая сессия Стокгольмской конференции завершилась в сентябре 1986 г. подписанием итогового документа, который содержал описание этих самых мер доверия, которые все стороны согласились применять в отношениях друг с другом для уменьшения угрозы случайных военных конфликтов. Среди этих мер были:

1) предварительное уведомление о военной деятельности и приглашение иностранных наблюдателей на все крупные военные учения и маневры;

2) взаимный обмен важной информацией военного характера;

3) введение полных ограничений на проведение всех военных мероприятий, превышающих их согласованный масштаб;

4) проведение комплексных проверок на месте, т.е. непосредственно в зонах применения этих мер доверия.

В октябре 1986 г. в Вене начала работу очередная встреча СБСЕ, которая должна была сосредоточиться на так называемом «человеческом измерении» общеевропейского процесса. В повестке дня всей этой встречи главное место должны были занять вопросы, которые всегда являлись самыми болезненными для Москвы — правозащитные. Но формирование атмосферы доверия в отношениях с Западом было составной частью «нового политического мышления» М.С. Горбачева. Поэтому, подобно тому, как Н.С. Хрущев в 1950-х гг. пошел на односторонние уступки для подтверждения серьезности своих намерений, М.С. Горбачев, стремясь всеми силами понравиться западным партнерам и добиться ослабления международной напряженности, искал реальный способ повлиять на зарубежное общественное мнение, чтобы заставить руководство США и стран Западной Европы отнестись к его «революционным» предложениям вполне серьезно.

В свою очередь, зарубежные «партнеры», прекрасно понимая всю сложность положения их визави в партийной властной вертикали, стремились побудить его к гораздо более радикальным шагам по реформированию советской политической системы через ее демократизацию, внедрение практики идейного и политического плюрализма и т.д. Подобные идеи встречали самый благожелательный отклик как у самого М.С. Горбачева, так и у части его либеральной команды в лице Э.А. Шеварднадзе, А.Н. Яковлева, А.С. Черняева и других.

В декабре 1988 г., выступая на сессии Генеральной ассамблеи ООН, советский лидер впервые с хрущевских времен громогласно объявил новую программу односторонних сокращений советских вооруженных сил, которая предусматривала уменьшение их численности на 500 тыс. человек. По оценкам многих военных экспертов (В.И. Варенников, Л.И. Ивашов, В.Н. Лобов), эта явно популистская мера привела бы к тому, что Советский Союз в одночасье утратил бы всю способность к внезапному вооруженному нападению на европейском театре военных действий, поскольку брал на себя преступные, по сути, обязательства вывести с территории ГДР, ЧССР и ВНР свыше 10 тыс. танков, 8,5 тыс. артиллерийских систем и 800 самолетов.

По мнению ряда современных авторов (А. Богатуров, А. Аверков), Москва пошла на эти односторонние уступки в отношениях с западноевропейскими «партнерами» в надежде устранить общую напряженность в Европе, избавиться от необходимости содержать мощную группировку своих войск на европейском направлении и сократить свои огромные военные расходы.

Их авторитетные оппоненты (И. Фроянов, А. Островский, А. Барсенков) полагают, что подобные горбачевские инициативы преследовали совершенно иную цель, в частности, полную капитуляцию и сдачу позиций СССР на европейском континенте.

В январе 1989 г. состоялось подписание итогового документа Венской встречи СБСЕ, в котором было зафиксировано множество важных положений военно-политического и экономического характера. Главным среди них стало обязательство всех стран-участниц «обеспечить, чтобы их законы, административные правила, практика и политика сообразовывались с их обязательствами по международному праву и были гармонизированы с положениями "Декларации принципов" и другими обязательствами по СБСЕ». Одобрив этот документ, Советский Союз, по сути, впервые официально согласился с принципом приоритетности международного права по отношению к собственному внутреннему законодательству и сделал крупный, однако явно подрывной, шаг к распространению в Советском Союзе общеевропейских стандартов и представлений о фундаментальных ценностях и личных свободах.

Позднее эта так называемая гуманитарная и правозащитная тематика стала предметом дальнейших обсуждений на Парижском (1989), Копенгагенском (1990) и Московском (1991) совещаниях СБСЕ «по человеческому измерению», которые окончательно подчинили все советское законодательство международным конвенциям и договорам. Само решение о переводе СССР на международно-правовые стандарты в собственной внутренней политике в соответствии с документами Венской встречи имело далеко идущие негативные последствия как для отношений между федеральным центром и союзными республиками в рамках самого СССР, так и в отношениях между СССР и странами социалистического лагеря. Резкая активизация националистических сил в советской зоне влияния еще как-то сдерживалась «политико-идеологическим прессом» со стороны Москвы, однако сразу после завершения Венской встречи националистическая оппозиция, особенно в Польше, Венгрии, Чехословакии и в Советской Прибалтике, получила полное правовое основание для своей легализации. Теперь она вполне открыто и даже агрессивно стала добиваться изменения внутреннего законодательства своих стран, непосредственно апеллируя к международным правовым актам.